Фашистская Европа - читать онлайн книгу. Автор: Валерий Шамбаров cтр.№ 142

Но если под командой Шандрука воевала и сдавалась одна ветвь украинских фашистов, мельниковцы, то на территории СССР и Польши осталась вторая, Украинская повстанческая армия (УПА) Бандеры. Она пыталась развернуть широкую борьбу, но летом 1945 г. высвободились советские войска с фронтов, принялись наводить порядок в тылах. Крупные части УПА были сразу раздавлены. Остатки их разбрелись по лесным «схронам», продолжали нападать исподтишка со звериной жестокостью. По советским архивным данным, с 1944 по 1956 г. от рук бандеровцев погибли 50 православных священников, около 3 тыс. советских, партийных и комсомольских работников, свыше 20 тыс. мирных жителей.

Однако о нравах бандеровцев наиболее красноречиво свидетельствует другая акция. В их отряды прибилось несколько тысяч немецких солдат и офицеров, бродивших по советским тыловым районам. Но в 1946 г. ОУН начала наводить тесные связи с американскими спецслужбами, от нацистов требовалось отмежеваться и предстать «борцами за демократию». От бандеровского руководства прокатилась команда, и все немцы были единым махом перерезаны! Убивали их украинские «боевые товарищи». Те, кто вместе отбивался от русских, вместе выходил из окружений, спал под одной шинелью. Но и такие мерзости никак не помогли бандеровцам. Советские войска постепенно теснили их, уничтожали одно гнездо за другим. По селам для защиты от террора создавались истребительные батальоны.

В сентябре 1947 г. стало ясно – повстанческое движение обречено. Бандеровцы собрали последний «кулак» из четырех полков, двинулись прорываться в Словакию. Но части НКВД обложили их с разных сторон. Большинство боевиков погибло или попало в плен. Некоторые все же уходили за границу. Американцы их тоже не выдавали, сохраняли «на потом». 17 марта 1951 г. от лица УПА был издан призыв к правительству США помочь повстанцам в борьбе с советской властью и русскими. Но это уже была чисто пропагандистская акция. В СССР повстанческим движением больше не пахло. Остались мелкие отрядики и банды, последние из них удалось ликвидировать только к 1956 г. Самого Бандеру наша разведка выследила в Мюнхене, 15 октября 1959 г. агент КГБ Богдан Сташинский прикончил его.

Кстати, Сталин в данный период ликвидировал и униатскую церковь на Украине. В ноябре 1944 г. умер униатский митрополит Украины Шептицкий – ярый русофоб, еще в Первую мировую войну работавший на Германию и Австро-Венгрию, и советское руководство «рекомендовало» униатам слиться с православной церковью. Преемник Шептицкого Слипый и еще несколько иерархов были осуждены за сотрудничество с оккупантами и бандеровцами. Но значительная часть униатского духовенства в этот период тоже желала воссоединения церквей, хотела перейти под эгиду Московской патриархии – так же, как западные украинцы после нескольких веков разделения воссоединились с восточными собратьями. Сталин подобные настроения поддержал. В 1946 г. состоялся Львовский Собор, и по его решению униатская церковь прекратила существование, официально слилась с православной.

Впрочем, Ватикан начал создавать нелегальные структуры униатов на Украине, а в 1990 г. Михаил Сергеевич Горбачев встретился в Риме с папой Иоанном Павлом II. Побеседовали, в полной мере нашли общий язык, и советский президент отменил запрет на деятельность униатской церкви, приказал вернуть ей все храмы и имущество, перешедшие в 1946 г. к Московскому патриархату. И тогда же пришло время сохраненных бандеровцев, мельниковцев, прибалтийских фашистов. Пригодились! Еще как пригодились! Переучивать и перевоспитывать украинцев, эстонцев, латышей, литовцев. Травить и преследовать русских.

Нам остается вернуться к вопросу, с которого начиналась эта книга, – что же такое фашизм? Национализм? Нет. Национализм может быть вполне нормальным, здоровым явлением, он противостоит космополитизму и глобализму. Диктатура? Опять нет. Различные формы диктатуры известны задолго до рождения фашизма, и они тоже могут быть полезными. Мало того, в критические периоды истории диктатура является самой эффективной системой управления. Что же касается фашизма, то он действительно обеспечивал неплохие результаты для развития различных стран, но только до определенного предела. А для его объективной оценки лучше всего подходит критерий Евангелия: «По плодам их узнаете их. Собирают ли с терновника виноград или с репейника смоквы? Так всякое дерево доброе приносит и плоды добрые, а худое дерево приносит и плоды худые» (Матф., 7:16–17). А плоды фашизма известны. Они были горькими. Очень горькими.

Данное явление будет правильным причислить к социальным химерам. Мы не будем здесь отвлекаться и касаться сектантских химер средневековья, узких и мало жизнеспособных. А первая победившая химера, охватившая ведущие мировые державы, назвала себя либерализмом – от латинского «либералис», свободный. Она рождалась во мраке масонских учений, выползала на свет из грязи и крови революций, из подлости измен, кошмаров виселиц и гильотин, проклятий ограбленных и обездоленных, убиваемых и умирающих. Но либерализм густо распространял дурман «свободы, равенства, братства». Внушал: ради столь великих идеалов все позволено. Ради них крушились устои, формировавшиеся веками и тысячелетиями, – религии, монархии, построенные на их фундаменте мораль и традиции.

К началу XX в. те или иные формы либерализма внедрились во всех развитых странах. Но последствия проявились совсем не радужные. А как же иначе, если во главу угла ставится торжество индивидуальных свобод? Это никак не братство. Это чистейшей воды эгоцентризм и эгоизм. Исполнение собственных желаний, прихотей, фантазий. Естественно, желания всех людей исполниться не могут. Но ведь каждому хочется, чтобы исполнились именно его желания. За счет других. Поэтому демократия везде и всюду оборачивается властью олигархов. Или проходимцев. Или таких проходимцев, которыми манипулируют олигархи. Права людей становятся бессмысленными пустышками, если их не подкрепляют большие деньги. А красивые идеалы, прописанные в декларациях и конституциях, оказываются ложью, корыстью, развратом, жестокой взаимной грызней.

Соблазнившиеся народы трезвели. Начинали искать нечто иное – более справедливое, более честное. Но искали не в примерах прошлого. А в том же самом направлении, в еще более радикальных идеях. Появилась другая разновидность социальных химер, коммунизм (от латинского «коммунис», общий). Он ставил себе цель все-таки добиться равенства и братства – ценой «свобод». Личное отметалось напрочь. Как в материальном плане – частная собственность, так и в духовном, в моральном – частные «свободы». Предполагалось строить одно, общее счастье. А для скрепления людей и для замены утраченных индивидуальных благ им давали идеологию. Общую, обязательную, привлекательную и определяющую каждый их шаг.

Что ж, коммунизм и впрямь оказался более справедливой системой по сравнению с либерализмом. Он достиг значительных успехов и проявил колоссальную силу – особенно на первом этапе, пока господствующая идеология еще не выдохлась, не дискредитировала себя и способна была увлекать за собой. Но успехи давались слишком дорого. Государства, двинувшиеся по пути коммунизма, полыхали пожарами гражданских войн. Опустошались террором, скатывались в разруху. Раз за разом спотыкались в катастрофах собственных социальных экспериментов. А потом, как пошутил Черчилль, героически преодолевали трудности, которые сами же создали…