Как тяжело было слышать, каким критериям будет следовать Правительство РФ, оказывая поддержку предприятиям во время кризиса: «Право на получение поддержки получат лишь те, кто самостоятельно способен привлекать ресурсы, обслуживать долги, реализовывать программы реструктуризации». Разве так поступают в семье? Бывает, что в трагических обстоятельствах нет возможности поддержать всех детей. Но поддерживать лишь сильных и богатых — критерий просто небывалый. Обычно государство, заботясь о целом, поддерживает те системы, которые необходимы для решения критически важных для страны задач. Но именно такие коллективы обычно неспособны «самостоятельно привлекать ресурсы», поскольку ориентированы на проекты с высокой степенью риска и низкой экономической рентабельностью. Можно ли было, следуя изложенному выше критерию, осуществить в СССР атомную программу? Можно ли было развить мощную науку? Нет, для этого нужен государственный патернализм.
Патернализм — свойство «натурального» хозяйства, он противопоказан рыночной экономике (хрематистике). И вот водораздел между социал-демократией и поднимающимся русским коммунизмом. В 1899 г. Ленин писал, как ортодоксальный марксист, в понятиях политэкономии — прибавочная стоимость, цена рабочей силы, прибыль. А в статьях Ленина 1917-1918 гг. об «очередных задачах советской власти» хозяйство представлено в его материальной фактуре. Здесь нет понятий хрематистики и теории стоимости. Это можно было бы понять, внимательно читая Маркса — вместе с примечаниями, в которых он для контраста описывал «нерыночное» хозяйство.
Поэтому в 20-е годы основная дискуссия при выработке доктрины хозяйства шла именно по вопросу о применимости к ней теории стоимости. О том, насколько непросто было заставить мыслить советское хозяйство в понятиях этой теории, говорит тот факт, что первый учебник политэкономии в СССР удалось подготовить, после двадцати лет дискуссий, лишь в 1954 году! Академик К.В. Островитянов писал в 1958 г.: «Трудно назвать другую экономическую проблему, которая вызывала бы столько разногласий и различных точек зрения, как проблема товарного производства и действия закона стоимости при социализме».
О непригодности категорий политэкономии для верного описания советского, явно не капиталистического, хозяйства предупреждал А.В. Чаянов. Он писал: «Обобщения, которые делают современные авторы современных политэкономических теорий, порождают лишь фикцию и затемняют понимание сущности некапиталистических формирований как прошлой, так и современной экономической жизни» [5, с. 396.].
Действительно, всякое «натуральное» хозяйство (экономия, а не хрематистика) выводится за рамки политэкономии, и Маркс берет сведения из натурального хозяйства только для контраста. Несмотря на колебания между идеологией и реальностью, вплоть до 1941 г., как пишет А. Пашков, «советские экономисты упорно твердили: наш товар — не товар, наши деньги — не деньги». В январе 1941 г. при участии Сталина в ЦК ВКП(б) состоялось обсуждение макета учебника по политэкономии. А. Пашков отмечает «проходившее красной нитью через весь макет отрицание закона стоимости при социализме, толкование товарно-денежных отношений только как внешней формы, лишенной материального содержания, как простого орудия учета труда и калькуляции затрат предприятия». Сталин на том совещании предупреждал: «Если на все вопросы будете искать ответы у Маркса, то пропадете. Надо самим работать головой, а не заниматься нанизыванием цитат».
В реальности советское хозяйство строилось в основном не по типу рынка, а по типу семьи — не на основе купли-продажи ресурсов, а на основе их сложения. Это позволяло вовлекать в хозяйство «бросовые» и «дремлющие» ресурсы, давало большую экономию на трансакциях и порождало хозяйственную мотивацию иного, нежели на рынке, типа. Сложение ресурсов в «семье», расширенной до масштабов страны, требовало государственного планирования и особого органа управления — Госплана. Именно сложение ресурсов без их купли-продажи позволило СССР после колоссальных разрушений войны 1941-1945 гг. очень быстро восстановить хозяйство — без иностранных инвестиций и не влезая в долги. В 1948 г. СССР превзошел довоенный уровень промышленного производства — можно ли это представить себе в рыночной системе? Это удалось потому, что ресурсы не продавались и не покупались, а соединялись при помощи плана. А купить их — никаких денег не хватило бы.
В послевоенные годы, во время массового городского строительства, в СССР решили отказаться от индивидуального учета потребления ряда услуг ЖКХ (за исключением электричества) — в квартирах, например, были сняты имевшиеся ранее газовые счетчики. Это удешевило всю систему и вовсе не породило расточительства, которое вполне ограничивалось культурными средствами. Благодаря этим качествам хозяйства базовые материальные потребности населения удовлетворялись в СССР гораздо лучше, чем этого можно было бы достигнуть при том же уровне развития, но в условиях рыночной экономики.
Второе достижение, которое следует отметить, заключается в необычной модели промышленного предприятия, в котором производство было неразрывно (и незаметно!) переплетено с поддержанием важнейших условий жизни работников, членов их семей и вообще «города».
Это переплетение, идущее от традиции общинной жизни, настолько прочно вошло в коллективную память и массовое сознание, что казалось естественным. На самом деле это — особенность России, продукт русского коммунизма.
Действительно, одним из важных принципов рыночной экономики является максимально полное разделение производства и быта. Вебер писал о промышленном капитализме Нового времени: «Современная рациональная организация капиталистического предприятия немыслима без двух важных компонентов: без господствующего в современной экономике отделения предприятия от домашнего хозяйства и без тесно связанной с этим рациональной бухгалтерской отчетности» [59, с. 51]. На советском предприятии как центре жизнеустройства нарушались оба эти условия — элементы «быта» находились в порах «производства» и не вполне отражались в рациональной бухгалтерской отчетности.
Советское предприятие, по своему «культурному генотипу» единое для всех народов СССР, стало микрокосмом народного хозяйства в целом. Это — уникальная хозяйственная конструкция, созданная русскими рабочими-коммунистами из общинных крестьян. По типу этого предприятия и его трудового коллектива было устроено все хозяйство СССР — как единый крестьянский двор. Семьей в этом дворе и стал советский народ.
Наблюдение за попытками в 90-е годы разорвать переплетение производства и быта, отделить производство от создания условий жизни, позволило увидеть важную вещь, о которой не думали при советском строе. Соединение, кооперация производства с «жизнью» является источником очень большой и не вполне объяснимой экономии. Отопление городов бросовым теплом, отходящим при производстве электричества на теплоцентрали, — один из примеров.
Наконец, устройство народного хозяйства СССР как хозяйства одной большой семьи обеспечило ему огромную мобильность всей системы производственных ресурсов, несравнимую с тем, что мог обеспечить рынок с его стихийными механизмами. Это отличие от рыночной экономики было столь разительно, что западная методология экономического анализа не позволяла делать стандартных измерений параметров советского хозяйства. Только на определение величины советских военных расходов США, по оценке американских экспертов, затратили с середины 50-х годов до 1991 года от 5 до 10 млрд. долларов (в ценах 1990 года), в среднем от 200 до 500 млн. долларов в год.