Возникает новая структура общества с большими группами молодежи, уже не говорящей “на языке Просвещения”, с незнакомой, зачастую антисоциальной мотивацией. Например, сложился особый контингент людей, которые добывают себе пропитание, разрушая структуры жизнеобеспечения — снимая металлические листы изоляции теплосетей, откручивая медные детали арматуры систем газоснабжения и водопровода, систем сигнализации и автоблокировки на железных дорогах и т.д. Известно, что уберечь инфраструктуру городов от такого “молекулярного” растаскивания полицейскими средствами невозможно. А нам говорят, что все в порядке, ВВП растет, жизнь улучшается.
Тяжелые последствия реформы для здоровья населения в целом, для благосостояния большинства, для психологического состояния людей и преступности очевидны и имеют массивный, фундаментальный характер. Кажется невозможным их не видеть. Но “архитекторы” буквально заложившие все эти последствия в планы реформ, если их вскользь и упомянут, сводят их не к действию своих социально-инженерных программ, а к негодным качествам русского народа. Мол, ошиблись, надеялись, что русские будут молча и гордо умирать, как индейцы, а они ускользают, прячутся — очень жадные и завистливые оказались. Да и вообще, больше притворяются…
Так А.Н.Яковлев журит своих учеников, “младореформаторов”: “Конечно, такого сильного расслоения допускать было нельзя. Надо все-таки немножко знать психологию русского человека. Мы всегда завидовали соседу, у которого хотя бы чуть-чуть больше, чем у нас. Ну а если уж больше на целого барана, то это уж, конечно, жулик. Такая психология у нас сформировалась давным-давно — от бедности, от нищенства…
Но ведь наряду с действительно страдающими людьми очень много спекуляций. Мы ведь все-таки страна жалобщиков. Нас советская власть приучила к жалобам. Мы их миллионами писали. По разному поводу. Доносы и жалобы. Ну кому в Америке придет в голову написать жалобу, что он плохо живет? Никому. При чем тут власть? При чем тут правительство?”
Вот, значит, почему нельзя было допускать такого сильного социального расслоения и такого массового обеднения. Не потому, что это абсурдно несправедливо, приводит к массовым страданиям и подрывает хозяйство, — а потому, что русский человек очень подлый и завистливый, не то что в Америке. Опасно, мол, с таким народом так неосторожно обращаться.
Мы говорили, что одним из важнейших проявлений аутистического сознания является безответственность. В ходе реформы это проявилось самым страшным образом — и во властной прослойке, и в широком слое “сочувствующих”. Подумать только — пафос реформы был открыто оглашен как слом советской хозяйственной системы и создание необратимости. Сама декларация о необратимости как цели показывает глубинную безответственность — как философский принцип.
Позицию реформаторов можно было бы с натяжкой считать этически допустимой, если бы они четко заявили, что на рельсах нынешнего курса возникнет дееспособное хозяйство, достаточное, чтобы гарантировать выживание России как целостной страны и народа. Ведь если этого не будет, то уплаченную народом тяжелую цену за блага для “новых русских” уже никак нельзя будет оправдать — это будет значить, что их выбор был вызван лишь его шкурными интересами или патологической тягой к предательству. Однако, сколько ни изучаешь документов и выступлений, никто четко не заявляет, что он, такой-то, уверен, будто курс реформ выведет нас на безопасный уровень до срыва в катастрофу. Нет, ссылаются на “флуктуации” — там одна фирма разбогатела, а там фермер. После краха рубля в 1998 г. полумертвое хозяйство зашевелилось: оживились анклавы рентабельных производств.
Это совсем слабо. Реально признаков оздоровления хозяйства нет. Больших инвестиций нет и не предвидится, прирост уровня производства происходит в диапазоне быстро сужающихся возможностей, идет массовое выбытие основных производственных фондов, а остатки системы НИОКР уже неспособны сопровождать простое воспроизводство. Это — самые массивные, тяжелые процессы в российской экономике, они набирают темп и инерция их очень велика. На что же надеяться?
Известный советолог С.Коэн писал в 1998 г.: “Проблема России состоит в беспрецедентно всеобщей экономической катастрофе в экономике мирного времени, находящейся в процессе нескончаемого разрушения… Катастрофа настолько грандиозна, что ныне мы должны говорить о не имеющем прецедента процессе — буквальной демодернизации живущей в ХХ век страны” (“Независимая газета”, 1998, 27 авг.). Он не говорит очевидное: в ХХ веке промышленно развитая страна не может пережить “демодернизацию” — она гибнет.
Глава 11. Учебная задача: Рационализм, аутизм и критика “красного патриотизма”
А.Ципко в статье “Врожденный порок красного патриотизма” (“Литературная газета”, № 36, 2001 г.) выносит строгий выговор “русской, а по сути, коммунистической партии”. В развитие этой темы, ради увлекательной дискуссии, меня попросили написать статью в ту же газету. Я написал, они не напечатали. А для нашей темы она представляет интерес. Привожу ее здесь, слегка сократив.
Скажу сразу, чтобы отвести подозрения в моей антипатии к самому А.Ципко. Напротив, он вызывает теплое чувство своей несуразно противоречивой искренностью, а она так близка русскому человеку. Он — уникальный тип в российской политической тусовке — антисоветский патриот. Это, как говорят эрудиты, какой-то оксюморон. Посудите, сами, какие невидимые миру слезы должны были фонтанами брызгать из глаз патриота, активно уничтожавшего ту реально существовавшую державу, в которой жил, размножался и был надежно защищен добрый наш народ. Теперь о статье и логике рассуждений.
За что же так осерчал А.Ципко на изобретенную им “русскую партию”? За то, что она из-за мрачного Проханова никак не победит антирусскую партию, которая грабит и уничтожает Россию. Начнем раскапывать кучу утверждений, которую выдал поток сознания Ципко. Прежде всего: каковы мотивы написания статьи? Зачем его рука потянулась к перу, перо к бумаге? “Я бы не пекся об авторитете русской партии, если бы у нас реально существовало альтернативное Зюганову и Проханову патриотическое движение” — пишет он. Значит, печется о КПРФ, хочет ей помочь — это, мол, единственные наши патриоты. Ну что ж, настраиваемся на этот лад. И вдруг — грозное предписание: “Настало время оторвать российский патриотизм от интересов КПРФ”. Вот тебе и на! Неожиданный прыжок.
Но какова постановка вопроса, какие образы! Как будто патриотизм — это что-то вроде яиц у коммуниста. Оторвать его, и дело с концом. Не будет больше, гад, устраивать колхозы. Не станем уж говорить о смехотворности претензий — попробуй оторви. Связности мышления нет, вот беда. Или ты печешься об авторитете КПРФ — или отрываешь у нее это дело. К тому же непонятно, зачем Ципко этот оторванный у КПРФ патриотизм, к чему он его пришьет — он же у русских, по мнению Ципко, никуда не годный. Польский патриотизм намного лучше русского, а уж еврейский… пальчики оближешь.
Из русского патриотизма Ципко уважает только кадетский, “веховский”: “Патриотизм Бердяева и др., был христианским, православным, он был проникнут инстинктивным отторжением насилия, и прежде всего революционного”. Ну, допустим, так — не будем уж поминать, что кадеты в феврале 1917 г. свергли царя, а потом развязали Гражданскую войну. Запомним, что больше всего Ципко ценит в патриотах “отторжение насилия, и прежде всего революционного”. Но следом же читаем: “Не может нормальный человек, любящий Россию, не восстать против ГУЛАГа, против всего, что унижает его соотечественников”. Чему же верить? С одной стороны, согласно Ципко, нормальный человек должен отторгать революционное насилие — и в то же время “не может не восстать против всего, что…”. Это называется плюрализм в одной голове.