Оппозиция. Выбор есть - читать онлайн книгу. Автор: Сергей Кара-Мурза cтр.№ 84

Можно поставить и другой вопрос, до которого обычно не доходит дело, но он правомерен. Допустим, в нынешнем коридоре при нынешнем курсе реформ спасения для России нет. Можно ли «изменить курс» эволюционным путем внутри этого коридора, не «перескакивая» в другой коридор? Этот «перескок» и есть революция. Ответ на этот вопрос сегодня затруднен вследствие установки самой оппозиции, которая никак не решится признать, что общество России расколото, что в нем созрел конфликт и интересов, и ценностей. Пока что все дело сводится к пьянству или болезни Ельцина, некомпетентности его команды или вороватости чиновников. Фактически, оппозиция отрицает наличие фундаментального противостояния социальных групп. Если бы мы признали наличие этого конфликта, можно было бы составить «карту» расстановки социальных сил, выяснить направление их интересов и ресурсы, которыми они обладают. Тогда было бы видно, какое сопротивление могут оказать «реформаторы» при попытке мягкого изменения курса. Я, например, исходя из приблизительной, доступной мне оценки, считаю, что имеющиеся у «реформаторов и олигархов» средства вполне позволяют им блокировать попытки мягкого изменения курса, но у них нет реальной возможности противостоять революции. Иными словами, революционное изменение курса было бы намного менее болезненным, чем попытка маневрировать «внутри коридора». Революционное изменение воспринималось бы как акция здравого смысла, сопротивление которой не было бы поддержано существенными социальными силами.

Если так, то отказ от революции ошибочен и потому, что даже сами новые «собственники» еще вовсе не считают свою собственность законной и воевать за нее не собираются. Они будут счастливы удрать с тем, что удалось урвать – это и так составляет баснословные богатства. О такой установке говорит множество фактов – и непрерывный поток капиталов за рубеж, и распродажа основных фондов, и скупка за рубежом домов уже не поштучно, а целыми кварталами и поселками. Конечно, какая-то часть предприимчивых людей пустила незаконно полученную собственность в дело: отремонтировали магазины, мастерские и даже заводы, занялись извозом на грузовиках и автобусах и т.д. Так им надо сказать только спасибо, и «революция» оппозиции должна их поддержать. Нет у нас идиотов, которые бы стали уничтожать производительный частный сектор.

На что же может надеяться оппозиция при отказе от революции в самом благоприятном случае – в случае победы на выборах? Может ли страна «откупиться или убежать» от убийцы? Думаю, что нет. По сути, ни на что существенное оппозиция у власти надеяться не может, если за этим не последует мирная законная революция при наличии политической власти. Отвергнув революционное возвращение обществу незаконно изъятой собственности, оппозиция, даже получив видимость политической власти, станет охранителем реальной власти нынешнего режима – ибо реальная власть у тех, у кого собственность и средства информации. Попытка Сальвадора Альенде в гораздо более благоприятных, чем сегодня в России, условиях, была надежным экспериментом. Ведь дело не в Пиночете – он лишь поставил точку, завершил то дело, которое сделали собственники Чили и спецслужбы США экономическими и информационными средствами. Главное – не стрельба Пиночета, а тот факт, что никто не вышел на защиту Альенде.

Значит, оппозиция, став властью, вынуждена будет защищать социальный порядок, который большинство народа не принимает. В мягком варианте мы наблюдаем это в Польше и особенно Венгрии (не говоря уж об Италии, где премьер-министром стал убежденный коммунист). Поляки и венгры проголосовали за экс-коммунистов в надежде на восстановление основных структур социалистического порядка, пусть при сосуществовании с капитализмом. Но экс-коммунисты, будучи всей душой за это, вынуждены проводить ту же неолиберальную политику, что и их крайне правые предшественники. Вынуждены и дальше сокращать социальные программы, ибо приняли схему МВФ. А до этого мы то же самое видели на Западе при власти социал-демократов. Они отказались от революции, приняли главные принципы рыночной экономики – и свернули «социальное государство», отняли многие завоевания рабочих. Сделали то, что правым было бы сделать не под силу.

К чему же это может повести в России, где основные идеалы и привычки населения являются несравненно более уравнительными, чем в Польше и Венгрии? И где хозяйство разрушено Гайдаром и Черномырдиным в несравненно большей степени, чем это сделал Бальцерович в Польше (перед ним МВФ не ставил такую задачу). Это поведет к тому, что возникнет реальная опасность полной утраты веры в демократический, ненасильственный способ решения социального конфликта. При этом произойдет потеря авторитета главными организациями оппозиции. Станет неизбежным резкий поворот большой массы людей к радикализму при полном отсутствии структур, способных возглавить революцию ненасильственную. И это может произойти обвальным, самоускоряющимся способом. Вряд ли власть удержится на краю пропасти и не прибегнет к насилию, которое будет детонатором. Получается, что отказ от революции создает в России угрозу бунта – вещи несравненно более страшной, нежели организованная революция. Результат будет плачевным: правительство коммунистов или будет вынуждено направлять ОМОН против забастовщиков, или честно уйдет в отставку, признав свою неспособность ответить на исторический вызов.

Надежды на то, что события не пойдут по такому пути, очень малы. Если криминальная революция ельцинистов будет признана оппозицией как свершившийся и узаконенный факт, то сразу сместится линия фронта в общественном конфликте и неизбежно, пусть и постепенно, возникнет радикальное сопротивление, которое не остановится перед насилием. Это будет следствием не идеологии, а инстинкта самосохранения людей. Вина за такой выбор ляжет и на тех, кто отказался использовать шанс мирной восстановительной революции и на несколько лет задержал формирование сил реального сопротивления. В политической борьбе, как и на фронте, запрещено надевать чужую военную форму. Нельзя называть себя коммунистами и тем самым будить в людях вполне определенные надежды, если ты принципиально с коммунистическим мировоззрением разошелся.

Из этого не следует, что, например, КПРФ следовало бы изменить свою предвыборную платформу, которая исходит из отрицания революционного подхода. КПРФ необходимо пройти по этому пути до полной ясности – иллюзии возможности «переваривания» режима должны быть не отброшены, а испиты до конца. В июне 1906 г. кадеты первой Госдумы сказали очень важную вещь: «Наша цель – исчерпать все мирные средства, во-первых, потому, что если мирный исход возможен, то мы не должны его упустить, а во-вторых, если он невозможен, то в этом надо вполне и до конца убедить народ до самого последнего мужика». Сегодня речь не об исчерпании мирных средств, а эволюционных средств.

Все то, что сказано выше, возможно, преждевременно, почва для этого еще не созрела. Но она созревает, и процесс этот идет быстро. Так что надо об этом говорить. Пока что есть культурные барьеры, затрудняющие восприятие идеи революции. Россия была традиционным обществом, взорванным в 1917 г. после полувековой «либеральной» подготовки. Но оно восстановилось в виде СССР, и сталинизм был в своих существенных чертах реставрацией после революции (с жестоким наказанием революционеров). В ходе ломки было устранено классовое деление – основа западной демократии как «холодной гражданской войны». Сталинизм означал единение подавляющего большинства народа, максимальную реализацию его общинных принципов. Поэтому революционное начало, тем более идея перманентной революции Троцкого, отвергалось в СССР с огромной страстью. Советское общество стало принципиально нереволюционным.