Сравнивая поведение рабочих в разных странах, мы должны были бы прийти к выводу, что революционным, отрицающим сам буржуазный порядок как неправду, был рабочий класс именно там, где он не потерял связь с землей, со своими крестьянскими корнями. Шесть кpупных pеволюций потpясли миp в ХХ веке, и все они опиpались на кpестьянство и пpолетаpиат с сельскими коpнями: в Мексике в 1910 г., в России, в Китае начиная с 1921 г., во Вьетнаме, в Алжиpе в 1954 и на Кубе в 1958 г. Истоpик кpестьянства Э.Вольф пишет: «Революционная активность, очевидно, является pезультатом не столько pоста пpомышленного пpолетаpиата как такового, сколько pасшиpения пpомышленной pабочей силы, все еще тесно связанной с деpевенской жизнью. Сама попытка сpеднего и „свободного“ кpестьянина остаться в pамках тpадиций делает его pеволюционным».
Общинное мышление pусских pабочих было важнее для сплочения, чем организация работы в цехе. Сейчас мы по-новому читаем знатока всех участников pусской дpамы – Гоpького. Его пьеса «Вpаги», пpекpасно поставленная театpом «Содpужества актеpов Таганки», замечательно показывает именно кpестьянское (а значит, в большой степени pелигиозное) миpоощущение поднимающихся pабочих. И надо, наконец, пpизнать, что хотя кpестьянин (в любом обличье) тяжел на подъем, именно он, после длительного «инкубационного» пеpиода, доходит до pеволюционной стpасти, и его уже тpудно подкупить или запугать. Видный истоpик Б.Муp пишет, анализиpуя все pеволюции начиная с Кpестьянской войны в Геpмании и кончая Китаем: «Главной социальной базой pадикализма были кpестьяне и мелкие pемесленники в гоpодах. Из этих фактов можно сделать вывод о том, что дух человеческой свободы выpажается не только в том, в чем видел Маpкс – то есть в устpемлениях классов, идущих к власти, но также – и, веpоятно, даже больше – в пpедсмеpтном вопле класса, котоpый вот-вот будет захлестнут волной пpогpесса». В виде СССР овладел прогрессом и спасся человек с общинным мироощущением, которого клеймят как «совка».
Революции, совершенные таким рабочим классом были прыжком в «индустриальную общинную цивилизацию» – совершенно иной социализм, нежели «шведская модель» социал-демократии. В СССР мы как бы вернулись к общине ранней, слишком уравнительной, нас возмущали даже невинные привилегии номенклатурного сословия. Япония же восстановила клановую иерархическую структуру раннего средневековья и смогла приспособить к себе многое из западного капитализма. У каждого своя история.
Наши державники говорят, что они в принципе против революций. Но внедрение капиталистических отношений в общинную цивилизацию – это самая разрушительная революция из всех известных в истории. Это самый болезненный разрыв с традицией и привычными нормами жизни. Эта революция XVI-XVIII веков в Европе породила цепь взаимоистребительных конфликтов, включая мировые и гражданские войны. Почему же коммунисты допускают в России именно эту, самую страшную революцию? Ведь уже видно, куда она ведет и чего нам будет стоить. Да, теоретически после этой революции возникнет настоящий пролетариат, опираясь на который можно будет идти к социал-демократической модели. Но это только теоретически, а реально этот путь приведет или к угасанию нации, или к большой войне.
Обоим изложенным проектам есть альтернатива: затормозить, переварить и преодолеть буржуазно-криминальную революцию, опираясь не на классовое сознание, а на сознание советского человека. Объявить не классовую, а отечественную войну, в которой могут объединиться все сословия страны, не перешедшие на сторону противника. Взять целью не классовое общество с «нормальной» зарплатой, вырванной забастовкой и булыжником, а общество солидарное, без рынка людей, денег и земли, а с распределением по труду и с законным, а не благотворительным минимумом благ для каждого. В такой борьбе у России будут союзники не только 140 млн. «совков» на землях СССР, но и все те три миллиарда человек с общинным чувством, которые сегодня издают «предсмертный вопль перед волной прогресса» – Нового Мирового Порядка. Более того, и в недрах самого Запада, в его духовно развитой части зреют силы, которые поддержат именно такой проект – преодолевающий, а не углубляющий раскол мира и разрушение среды обитания.
Ни классовой войны, ни капитализма в России – в этом, на мой взгляд, трудный путь к спасению.
1995
Привет соседям слева
На всех собраниях избирателей встает один и тот же вопрос: почему у нас так много компартий? Говорят: пришел к нам кандидат от партии Тюлькина, поставил красный флаг, серп и молот – хорошо! А теперь вы от Зюганова, и опять красный флаг. Чего же вы не можете договориться? Почему не собраться в одну партию? Это крик души, а есть и холодный вопрос: в чем разница этих партий?
На публике кандидаты отвечают в меру своей тактичности. И тактическую же выгоду ищут, стараются соответствовать настроениям. Но полезно разобраться и по существу. Предлагаю схему разбора и мое мнение.
Тяга к единству – важная черта общинной психологии народов России. Эта тяга сильна у тех, кто уже отверг в душе своей курс «демократов». Прав был Зиновьев, говоря, что советский строй в точности соответствовал нашей психологии: нам было покойно, когда Верховный Совет голосовал единогласно. В этом – сила, особенно во время войн. В этом – и слабость, особенно в моменты глубоких изменений любого типа, когда общество на распутье и нужен поиск, «рысканье». 70-80-е годы – начало мирового кризиса. Энергетический, экологический, демографический – все это лишь симптомы. Раз есть глубокий кризис, начались революции и войны, нового типа. Технологическая революция, сексуальная, в культуре (рок), этническая – это все ответы на кризис.
В СССР «рысканье» и поиск были очень сильно затруднены. Партократическая система не справилась с этим противоречием: совместить тягу к единству с гибкой модернизацией. Она «предпочла разрушиться», сама вырастив в себе своих «якобы разрушителей». Думаю, мудрый Мао Цзедун предчувствовал такую же опасность в КПК и сорвал ее тяжелым, ранящим способом – призвал студентов-хунвейбинов разгромить номенклатурную надстройку. Это – китайский вариант нашего 37-го года. Потрясение элиты, разрушение возникших в ней связей. Такой жестокий, аварийный прием возможен лишь один раз в цикле истории. А действует он лишь на два поколения.
Тут перед нами главная проблема сложного «традиционного» общества с его общинной солидарностью и религиозностью мышления. Жизнь в этом обществе одухотворена, но оно хрупко и кризисы в нем очень тяжелы. Такова и Россия. Безрелигиозное рыночное общество индивиддумов проще и устойчивее. Оно, как колония бактерий, текуче, быстро адаптируется к изменениям, легко паразитирует везде, куда проникает. Есть у нас люди, которые хотели бы вернуться в этот теплый бульон, но не может теплокровный организм обратиться в комок бактерий. И уже видно: наши искренние рыночники – трагическая часть русского народа, обреченная на гибель. Но это к слову.
Как же это противоречие между тягой к единству и «поиском» сказывается на партийном строительстве? Слово партия означает «часть», поэтому партий вообще должно быть несколько, одна партия – не партия, а «собор». Партия – инструмент модернизации и, в известном смысле, противник общинности. Перед войной, когда инстинктивно ощущалась необходимость полной, тотальной смычки, Сталин уничтожил всякие следы партий – оппозиции в ВКП(б). Во многом это предопределило маразм поздней КПСС, но это уже вина наших поколений. Сталин по необходимости переложил проблему на нас, а мы ее просто не заметили.