Чуть не в каждом письме напоминают, что истмат – не догма, а вечно живое учение, его надо развивать. На деле же отношение к нему поистине религиозное, и каждая робкая попытка «развития» вызывает такую болезненную реакцию, что десять раз подумаешь, прежде чем слово сказать. Меня удивило, что никто из явно любящих свое дело истматовцев, приславших письма, не отметил, что в статье «Эффект бабочки» сделан шаг именно в развитии, а не «преодолении» истмата. В той статье в полном соответствии с принципами истмата общество уподоблено природной системе. Только в классическом истмате общество описывается аналогиями с равновесными системами (механическими или энергетическими), а здесь – с системами неравновесными или в состоянии неустойчивовго равновесия, при возникновении в системе хаоса, катастрофы. Но это еще – самый настоящий истмат, только впитавший в себя знание о новом классе систем, знание второй половины ХХ века. И то реакция сугубо отрицательная.
Можно ли обойтись таким «развитием» (а ведь и оно встречается в штыки)? Считаю, что нельзя, хотя и это было бы большим шагом вперед, очень полезным. Но его недостаточно, потому что истмат жестко задает схему развития, схему смены поколений машины-общества – социально-экономических формаций. Худо-бедно, эта схема приложима к Западу, но очень плохо описывает исторический процесс в незападных цивилизациях. Создатели истмата и не претендовали на всеохватность, их интересовал именно Запад, а не «азиатский способ производства». Чтобы понять Россию, совершенно необходимо выйти за рамки «формационного» подхода истмата и использовать другой, хорошо развитый, но не истматовский подход – «цивилизационный». Но это – особая тема.
В большинстве писем отвергаются примеры, которые я привел в своей статье – высокая эффективность основанной на рабстве экономики Юга США и опыт развития Японии. Оба эти явления, которые считаются в обществоведении весьма сложными и вызывают яростные споры, оказывается, без всяких затруднений объясняются истматом. Авторы писем указывают мне на это даже с какой-то жалостью: мол, оторвался от марксизма и перестал понимать простейшие вещи. Разве не ясно: в Японии сработал технический прогресс, а на плантации кнут надсмотрщика. Такое всесильное, все объясняющее учение не только преодолевать – даже развивать не надо. И никакого любопытства, хотя я уверен, что утверждение о высокой эффективности рабского труда в США почти для всех должно быть неожиданным. У нас (да и в США со времен победы Севера) господствовала противоположная точка зрения.
К сожалению, все мои оппоненты обходят важнейший, по-моему, вопрос: можно ли считать законами утверждения, которые в реальной практике не обладают предсказательной силой? В естественных науках ответ однозначен: законами считаются только такие «сильные» и устойчивые отношения, которые подавляют частности, пробивают себе дорогу через массу случайностей. Иными словами, позволяют надежно предвидеть поведение системы.
Никто не оспаривает моего сомнения в том, что «законы истмата» такой силой обладают. На это мне дают три типа оправданий. Во-первых, «настоящие» законы истмата не всякому дано знать. Например, советская номенклатура после Ленина, несмотря на легион прислуживающих ей академиков, конечно, ни бельмеса в истмате не смыслила (авторы таких писем, не в пример боссам КПСС, видят законы истмата как на ладони). Доктор-философ, журя меня за «отказ от материализма», пишет: «Материалистический взгляд на мир основан на фундаментальном уровне образованности, развитой способности к логическому мышлению. Обыденное сознание не может подняться до уяснения объективных законов общества – слишком высок уровень теоретических абстракций». В изложении этого философа истмат теряет все черты научного подхода, а становится сокровенным знанием, доступным только для жрецов-посвященных. На такой истмат я и не посягал, мне до него дела нет. Размахивайте каким хотите кадилом в своих сектах для людей с «фундаментальным уровнем образованности». У меня обыденное сознание.
Второй аргумент в том, что к законам истмата вообще нельзя предъявлять требований обладать предсказательной силой в конкретной реальности. Действие этих законов как бы ниже уровня шума, и от этого шума реальности надо отвлечься, чтобы узреть закон: «Применение законов истмата к тому или иному общественному явлению тем более эффективно, чем ближе это явление к их [законов] объекту, т.е. обществу как таковому, в его целостности и развитии. Демонстрировать силу в отношении частностей, в каждом конкретном случае, закону не обязательно, тем более что частности подчас весьма субъективны». Если так, то и против этого истмата я не возражаю: пусть, кому нравится, рассуждает «об обществе как таковом». Для меня жизненно важна именно частность – как выйти из кризиса здесь, в России, и в приемлемо короткие сроки.
Третий тип аргументов: законы истмата вообще частностей не касаются, они с ними несоизмеримы. Читатель (кстати, он четче всех выявил слабости моих примеров – во многом вызванные их «телеграфным» изложением) пишет: «Разбирать реакцию жнецов – задача социальной психологии, инструмент которой – социальный „мелкоскоп“. У истмата предмет исследований гораздо протяженнее в пространстве и времени – тут инструментом может быть только „исторический телескоп“… Закон отражает тенденцию, непреложность которой заметна на достаточно длительных отрезках времени». Для примера он приводит статью Л.Н.Гумилева о том, как разные ландшафты за 2 тысячи лет сформировали разные привычки двух групп племен.
И с этими аргументами я согласен, но ведь я прямо говорю в статье именно «о неспособности истмата объяснить кризис в России», да и всю советскую историю – процессы, которые укладываются в десятилетия. Нам нужен «ориентир для действий». Ведь я совершенно четко сформулировал слабость истмата именно в этом качестве: «Материализм в истории (истмат) – важная для анализа модель, абстракция, в которой история представлена как борьба за интересы. Как любой абстракцией, ею надо пользоваться осторожно, только для анализа и только в пределах ее применимости. Но эту элементарную вещь, о которой твердил и Маркс, начисто забыли. Конструкции истмата („законы“) стали лихо применять для синтеза – объяснения реальной жизни и даже предсказания. Это – как раз нарушение норм научного мышления. Результаты просто фатальны – „мы не знаем общества, в котором живем“. Разве я предлагаю „отбросить“ истмат как полезную абстракцию?
Те, кто сегодня озабочен соответствием производственных отношений производительным силам «в обществе как таковом» через 2000 лет, я скажу: на здоровье. Хоть наизусть выучите учебник Келле и Ковальзона. Но почему надо с таким жаром проклинать статью, которую я адресовал тем, у кого другие задачи? Я же предупредил: «Всему свое место и время. Представьте, что Жуков в 1941 г. планировал бы операции, мысля в терминах истмата». А мне отвечают, что у Жукова по истмату была в академии пятерка.
Почти все авторы писем приводят такой довод в защиту истмата: Кара-Мурза критикует истмат вульгарный, плохой, испорченный. А настоящий истмат – умный. Вот, Энгельс сказал то-то, а Ленин то-то – попробуй-ка опровергни. Это довод негодный. Истмат – это не десяток умных мыслей Маркса и Энгельса, а доктрина, ставшая частью официальной советской идеологии. Доктрина быстро оторвалась от ее творцов и стала жить своей жизнью, потому-то Маркс и заявил, что он – не марксист. Реально истмат был слеплен в партийных «лабораториях» в советское время и вовсе не исходя из идей классиков, а на потребу дня – не для предвидения, а для оправдания практики. Если Политбюро не находило другого выхода, кроме коллективизации, то ни на какой истмат Сталин не смотрел, а шел напролом – потом академик Ойзерман докажет, что именно это решение и вытекало из объективных законов общественного развития. Возьмите хотя бы такую мелочь: почти все уверены, что истмат предполагает существование социализма как особой формации. Но Маркс и Энгельс никогда этого не утверждали. Это – изобретение самих истматовцев, на зарплате и пайке.