Манипуляции продолжаются. Стратегия разрухи - читать онлайн книгу. Автор: Сергей Кара-Мурза cтр.№ 33

В общем, советский культурно-исторический тип сник в 70-80-е годы, а потом был загнан в катакомбы. Господствующие позиции заняло мещанство, в том числе криминализованное. Эта смена культурно-исторического типа и предопределила резкую утрату жизнеспособности России как цивилизации. Та культурная общность, которая стала господствовать в России, не обладает творческим потенциалом и системой ценностей, которые необходимы, чтобы «держать» страну, а тем более сплотить общество для модернизации и развития.

В ближайшие 10–15 лет Россия окажется перед лицом угроз, которые лишь зародились в ходе реформ и в зрелой форме реализуются уже тогда, когда сойдет с арены поколение советских людей с их знанием, навыками и ценностями. Эти угрозы должны будут преодолевать люди нового, существенно иного культурно-исторического типа, и предвидение этой ситуации становится важной задачей.

Советский тип был загнан в катакомбы, но не исчез. Он — молчаливое большинство, хотя и пережившее культурную травму. Сейчас неважно, какое духовное убежище соорудил себе каждый из людей этого типа — стал ли он монархистом, ушел ли в религию или уповает на нового Сталина. В нынешнем рассыпанном обществе именно эти люди являются единственной общностью, которая обладает способностью к организации, большим трудовым и творческим усилиям. Именно они могут быть собраны на обновленной матрице, ибо сохранилось культурное ядро этой общности, несущее ценности и смыслы российской цивилизации, ценности труда, творчества и солидарности.

«Сборка» дееспособных социокультурных общностей и организация диалога между ними — актуальный вопрос национальной повестки дня России. Задача в том, чтобы свести к минимуму травмы и мутации несущих конструкций народного хозяйства России или, в облегченном варианте, не допустить, чтобы травмы и уродства превзошли некоторый критический порог. Мы от него уже недалеко.

На стыке цивилизационного и институционального подходов сложился определенный взгляд на историю и современное состояние страны и общества — через изучение тех общественных институтов, на которых базируется хозяйство. Здесь возникло понятие институциональной матрицы. Институциональная матрица — это устойчивая, исторически сложившаяся система общественных институтов, регулирующих взаимосвязанное функционирование основных общественных сфер.

Строго говоря, каждое общество имеет свой, только ему свойственный тип институциональных матриц — устойчивый, но и развивающийся профиль. Однако это множество разделяют на два класса, тяготеющие к двум разным «чистым» типам, которые метафорически называют «Западная» и «Восточная» матрицы (хотя правильнее было бы сказать «Западная» и «Незападная»).

В незападных обществах (даже таких модернизированных, как Япония или Россия) жизнеустройство складывалось согласно метафоре «семьи», под сильным влиянием общинной идеологии, коммунальной материально-технологической среды и патерналистского государства. Под этим углом зрения различия общественно-экономических формаций не являются определяющими, так что в одну категорию входят и японский или корейский «конфуцианский капитализм», и советский «социализм».

В ходе экспансии западного капитализма в период империализма («второй волны» глобализации) было много попыток изменить институциональные матрицы зависимых стран по западному образцу. Ни одна из этих попыток не удалась — слабые культуры погибали, сильные закрывались культурными и политическими барьерами и вели «молекулярное» сопротивление или открытую борьбу под социалистическими или националистическими знаменами.

Какого же рода изменение в конкретных матрицах России предполагалось произвести в ходе реформы? Рассмотрим на материале изменения частных институциональных матриц — больших технико-социальных систем. Все они, как кусочки голограммы, несут образ общей институциональной матрицы общества.

Каждое общество строит свою техносферу под воздействием и природных условий, и культурных норм. Даже у двух обществ, принадлежащих к разным культурам и живущих в близких или одинаковых природных условиях, техносферы могут существенно отличаться. Заимствование и перенос технологий идут непрерывно, но они всегда сопряжены с большими трудностями и даже сопротивлением общества.

Сложившись в зависимости от природной среды, культуры данного общества и доступности ресурсов, большие технические системы действительно становятся матрицами, на которых воспроизводятся данное общество, народ и страна. Переплетаясь друг с другом, эти матрицы «держат» страну и задают то пространство, в котором страна существует и развивается. В каждой сфере общественной жизни матрицы непрерывно «штампуют» отношения людей по единому для всей страны типу — в главном. Это и обеспечивает связность страны и народа, создает общий язык, общее культурное и хозяйственное пространство. В каждой точке этого пространства гражданин и обыватель страны чувствует себя на родной земле, все главные стороны бытия ему узнаваемы, поведение окружающих для него предсказуемо и близко, знаки и требования понятны.

Складываясь исторически, а не логически, институциональные матрицы обладают большой инерцией, так что замена их на другие, даже действительно более совершенные в выполнении своей номинальной функции, всегда требует больших затрат и непредвиденных потерь.

Например, в силу пространственных, экономических и социальных причин сеть железных дорог складывалась в России совсем иначе, чем в США. В России эта сеть напоминает «скелет рыбы», отдельные «кости» этого «скелета» не конкурировали друг с другом, а были включены в единую систему, в управлении которой очень большую роль играло государство. Если бы в 90-е годы систему Российских железных дорог решились бы реформировать так же, как поступили с Аэрофлотом, Россия пережила бы хозяйственную и гуманитарную катастрофу.

Совершенно по-иному, чем на Западе, сложилось, уже в Советском Союзе, теплоснабжение городов, так что урбанизация, которая была осуществлена в стране в 50-70-е годы, задала нам еще одну матрицу, к которой люди не просто привыкли, но и не могут от нее «оторваться».

Попытки перенести в иную культуру большую технико-социальную систему, хорошо зарекомендовавшую себя в других условиях, очень часто заканчиваются крахом или сопряжены с тяжелыми потрясениями. Попытка в начале XX века насильственно разрушить крестьянскую общину в России и превратить крестьян в «свободных фермеров» и сельскохозяйственных рабочих послужила катализатором революции 1917 года. Когда образованный человек читает, что в начале XX века в Центральной России капиталистическая рента с десятины составляла около 3 руб., а крестьяне брали землю в аренду по 16 руб. за десятину, он не может понять, почему крестьянин так поступал [75, с. 407].

Нынешний интеллигент — обычно поклонник Столыпина, а эти данные показывают несовместимость реформы Столыпина с российской реальностью. Никакой разумный человек не будет вести фермерское капиталистическое хозяйство, которое дает ему прибыль 3 рубля с десятины, если крестьянин согласен уплатить за эту аренду 16 руб. А у Столыпина не было достаточно средств, чтобы «оплатить» переход от одной институциональной матрицы (крестьянское хозяйство) к другой (фермерство) при таком разрыве в их эффективности.