Коммунизм и фашизм. Братья или враги? - читать онлайн книгу. Автор: Сергей Кара-Мурза cтр.№ 31

Нельзя было полностью исключить применение насилия. В момент большой политической смуты шансы на успех имел путч небольшой и решительной группы людей из самого ближнего круга, хотя и это решение имело свои трудности. Но самая большая опасность для Муссолини исходила от легальной оппозиции. Задним числом известно, что она была обречена на поражение из-за позиции короля, но тогда этого еще не могли знать. Муссолини боялся трех вещей. Первой была враждебность опытных государственных деятелей, но, как показали дальнейшие события, враждебные фашизму Джолитти, Орландо и Саландра имели мало влияния на короля. Второй угрозой был распад парламентского большинства Муссолини. Если бы откололись либералы, фронтовики и другие группы, у фашистов осталось бы лишь шаткое большинство, да и среди фашистских депутатов был рад таких, у кого могли отказать нервы в случае крайних мер или могла возмутиться совесть. Наконец, опасность исходила и от самого кабинета. Муссолини пришлось расширить правительство, включив в него двух либералов, потому что грозили отставкой четверо его министров — Овильо, де Стефани, Федерцони и Джентиле11. Газета «Джорнале д'Италиа» утверждала 5 июля, что «ситуацию контролируют сторонники законности. Есть кабинет, который никогда не пойдет на революционные меры». Позже эта газета взывала к «восьми министрам — сторонникам законности»12. В этих надеждах был большой элемент иллюзии, но верно, что Муссолини тогда мог рассчитывать на полную поддержку только одного члена кабинета — Чиано.

Только этими опасностями можно объяснить колебания в политической стратегий Муссолини. Сначала он склонялся в сторону экстремистов. Ему нужно было сохранить все оставшиеся у него силы, а это означало зависимость от энтузиазма провинциальных масс и вооруженной милиции. Высшей точкой успеха экстремистов был Национальный совет партии в августе. Принятые на нем резолюции означали решительный формальный разрыв фашизма с либеральным государством.

Однако, после того, как Муссолини достиг своей цели, объединив партию вокруг программы конституционной реформы, которая имела мало значения для фактической политической ситуации, он попытался вернуть потерянную или шаткую поддержку либералов. Но часто эффективный метод кнута и пряника не годился в новой политической ситуации. Напряжение было слишком велико, недоверие нельзя было преодолеть с помощью одних обещаний, и ту поддержку, которая была утрачена вследствие ставки на экстремистов на первом этапе, можно было вернуть только пойдя на серьезные уступки.

В комментарии к посланию Муссолини к фашистской партии от 30 ноября газета «Джорнале д'Италиа» от 2 декабря 1924 г. поясняла, почему ее оппозиция теперь непримирима: между июнем и нынешним днем «имел место ряд действий и выступлений Муссолини, которые находятся в полном противоречии с духом его речи перед Сенатом в июне или данного послания… Премьер-министр во вчерашнем документе и в своем недавнем выступлении перед Палатой ведет себя не как человек, живущий своими убеждениями, а как политик, вынужденно меняющий свою тактику, чтобы не потерять власть».

Но и в другом важном плане прежняя тактика Муссолини усиливала напряженность. В крайне опасном напряжении находились и сами фашисты: это было необходимо для устрашения, однако пошатнувшиеся позиции фашизма затрудняли теперь для Муссолини более, чем в прошлом, его заботу о том, чтобы энтузиазм его сторонников не перехлестнул через край. Первая экстремистская фаза имела к тому же ощутимые последствия. Провинции стали играть главенствующую роль в партийном руководстве, а их признанным вождем стал Фариначчи.

Таковы были причины кризиса политики Муссолини в конце ноября. С одной стороны, фашизм оказался в изоляции, с другой стороны, тот очевидный факт, что отток сторонников не прекращался, подрывал доверие фашистов к своему руководству и грозил тем, что руководство совсем утратит власть над движением. Единственный выход для Муссолини заключался в том, чтобы использовать растущее напряжение для того, чтобы утвердиться в роли человека, который один только может преодолеть кризис. В этой связи важна оценка, которую дал Массимо Рокка, хотя она относится к периоду до убийства Маттеотти. В разговоре с Карло Бацци Рокка сказал: «Мы были едины в том, что Муссолини для монархии — подлинная гарантия от скрытой угрозы гражданской войны»13. Об этой угрозе Муссолини говорил и публично 30 декабря 1924 г., когда стали требовать его отставки: «Я готов уйти, но лишь затем, чтобы потом выйти на улицу»14. Легальные репрессии оправдывались тем, что это единственное средство избежать «второй волны» нелегального насилия. В своей речи 3 января Муссолини заявил: «Если бы всего лишь сотую часть той энергии, которую я использую для обуздания фашизма, я направил на то, чтобы предоставить ему свободу действий, то… Но в этом нет необходимости, так как правительство достаточно сильно, чтобы подавить Авентинское восстание». Никто не воспринял эти слова как аргумент, но как угроза они возымели действие15.

Если Муссолини включил угрозу «второй волны» в свою стратегию, из этого не следует, что она всегда была лишь элементом его планов, тщательной оркестровки его главной темы. Нельзя было возразить, что эта угроза выдуманная, но ее осуществление, если бы она опередила полицейскую реакцию, могло иметь роковые политические последствия; министры ушли бы в отставку и королю и армии пришлось бы вмешаться для восстановления порядка. Поэтому для Муссолини было важным, чтобы правительство приняло меры первым и воспрепятствовало недисциплинированным террористическим актам провинциальных фашистов или милиции. Эти акты могли бы привести к краху фашизма и в любом случае повредили бы репутации Дуче в его собственном движении. В этой связи можно сказать, что угроза экстремистов, что они сами возьмут закон в свои руки, была решающим фактом, заставившим Муссолини принять то решение, которое он принял.

К концу ноября он все больше брал курс на нормализацию. Его намерения столь серьезны, что он наткнулся на упорное сопротивление внутри партии. Коммюнике о заседании Большого совета 20 ноября констатировало, что дискуссия о новых политических директивах Муссолини была особенно долгой и возбужденной. Несколько дней спустя Чарлантини, член Директории партии, запустил странный пробный шар. В интервью газете «Джорнале д'Италиа» (27 ноября) он заявил: «Фашизм это феномен, который не может быть исчерпан судьбой одной партии… нынешняя форма фашизма просуществует, может быть, год или пять лет». Тех, кто считал, что Муссолини хочет спасти свою позицию за счет партии, это, конечно, не успокоило16. Фашистская революция была объявлена оконченной, и энергия движения сосредоточивалась теперь на требовании новой амнистии17. Широко распространились пессимистические настроения, которых не избежал даже брат Дуче, Арнальдо. В одном письме, в котором он благодарит Микеле Бьянки за подарок, он писал, что этот подарок был особенно желанным «в те дни, когда большая часть наших людей разбегается, и мы переживаем за программу, над которой мы работали и за которую ручались. Не утаю от Вас, что я уже много месяцев нахожусь в крайне трудной ситуации… но битва еще не окончена»18.

Ситуация ухудшилась вследствие неожиданного удара. Бальбо, главнокомандующий милиции, был вынужден уйти в отставку в результате разоблачений, сделанных в ходе его клеветнической кампании против газеты «Воче Репуббликана». Муссолини, который сам был замешан в это дело, принял отставку Бальбо, послав ему дружеское письмо, что усугубило скандал. Вероятно, он решил в любом случае заменить Бальбо одним бывшим генералом регулярной армии, но вместо того, чтобы ему поверили вследствие этой инициативе по «нормализации», создалось впечатление, что Муссолини действовал вынужденно19. Внутри фашистского движения Бальбо был очень популярен, поэтому последствия его отставки были серьезными, особенно в рядах милиции, которая сыграла важную и вполне определенную роль в событиях, которые привели к 3 января.