Демонтаж народа - читать онлайн книгу. Автор: Сергей Кара-Мурза cтр.№ 194

В приложении к русскому народу эта парадигма, по словам автора, означает следующее: «Новое понимание этничности дает недвусмысленный и шокирующий ответ на сакраментальный вопрос русского национального дискурса: что значит быть русским, что такое русскость. Русскость — не культура, не религия, не язык, не самосознание. Русскость — это кровь, кровь как носитель социальных инстинктов восприятия и действия. Кровь (или биологическая русскость) составляет стержень, к которому тяготеют внешние проявления русскости» (с. 306).

И это утверждение («Русскость — это кровь!») он называет самоочевидной аксиомой! Дожили мы в XXI веке!

Соловей несколько раз напоминает на протяжении книги, что его концепция — научная, а та критика, которую она наверняка вызовет — ненаучная, идеологическая. Он пишет: «Утверждение об этничности как биологической данности, во многом предопределяющей социальные процессы, составляет кошмар ревнителей политической корректности и либерально ангажированной науки: если этничность носит врожденный характер, ее нельзя сменить подобно перчаткам; судьба народов в истории в значительной мере есть реализация их врожденных этнических качеств» (с. 57). Мол, религию люди, конечно же, меняют подобно перчаткам, а вот, скажем, обрусеть немцу или татарину — никак не выйдет. Кровь себя покажет хоть в десятом поколении.

Страницей позже Соловей снова предупреждает читателя: «Еще раз повторю: главные аргументы против биосоциального понимания этничности носят не научный, а культурно-идеологический и моральный характер. Однако эти табу настолько влиятельны, что деформируют логику научного поиска и даже здравый смысл» (с. 58).

Строго говоря, автор, делая такого рода предупреждения, сразу выводит разговор за рамки науки. Ученый, предлагающий «новую парадигму» и заранее обвиняющий ее критиков в недобросовестности и глупости (деформации логики и даже здравого смысла) — с точки зрения науки нонсенс. Но все же сначала применим логику и здравый смысл. Суждения, носящие «культурно-идеологический и моральный характер», — под конец.

Начнем с определения предмета. Что такое этничность? Все мы знаем, что, например, русский, киргиз и француз принадлежат к разным этносам. У каждого этноса есть некоторый набор характерных признаков, которые проявляются в сравнении одного этноса с другими. Без появления фигуры другого, хотя бы мысленного, вопрос об этнической принадлежности вообще не встает. Таким образом, этничность — это продукт отношений между людьми. Можно, конечно, предположить, что когда русский видит киргиза или хотя бы думает о нем, у него в крови выделяется какая-то специфическая молекула, которая возбуждает соответствующий участок мозга — и человек осознает свою «русскость». Но это предположение очень неправдоподобное, не говоря уж о том, что для него нет никаких доказательств научного типа.

Сравнивая представителей разных этносов (точнее, их сложившиеся в нашем сознании образы), мы можем перечислять их характерные в данный исторический момент признаки, постепенно создавая обобщенный «портрет» того или иного этноса. Иными словами, мы создаем этот портрет из довольно большого числа внешних признаков (этнических маркеров), которые обнаруживаются в общественном поведении и деятельности людей. Они известны нам из опыта, и в их описании можно прийти к соглашению, несмотря на споры и размытость образов.

Соловей утверждает, что все эти внешние признаки не связаны с этничностью, она кроется в «биологии». В том, чего мы не видим! И эта аксиома кажется ему самоочевидной. Природа этничности — биологическая, какая же еще!

Действительно, за множеством видимых признаков может скрываться нечто невидимое, кроющееся в крови. Точно так же, как под черной чугунной поверхностью двухпудовой гири, которую перепиливал Шура Балаганов, мог скрываться золотой слиток. Но мог и не скрываться! В отношении этничности утверждение Соловея есть экстравагантная гипотеза, которую надо обосновать. То, что накопила «либерально ангажированная» наука этнология (и даже ее диссидент Л.Н. Гумилев), Соловей отвергает сходу — она, мол, не дала нам определения этничности в трех словах!

Он пишет: «Этнология (и оперирующие ее категориями науки) оказалась перед крайне неприятной дилеммой: оценить собственную теоретическую неспособность ухватить суть этничности как следствие отсутствия самого объекта исследования — этноса… или же признать неадекватность преобладающей теоретической концептуализации природы изучаемого явления… На противоположном полюсе оказывается предположение, что дело не в отсутствии самого исследовательского объекта, а в том, что природа этнического вовсе не социальная, а биологическая» (с. 32-33).

Соловей приводит в качестве аргумента фразу С.В. Чешко, пишет: «Провал всех социологических попыток теоретического осмысления этноса/этничности побудил современного российского этнолога С. Чешко к мрачной констатации: «Все существующие теории оказываются неспособными выявить этническую «самость». Перед исследователями — явление, которое, безусловно, существует, но неизменно ускользает сквозь пальцы, несмотря на любые методологические ухищрения» (с. 31).

Это прием негодный, опереться на Чешко Соловей в действительности не может. Чешко говорит о трудностях дефиниции, выявления этнической «самости» — при том, что явление «безусловно, существует». Из этих слов никак не вытекает вывод об «отсутствии самого объекта исследования». Не вытекает также и вывод о «неадекватности преобладающей концептуализации природы явления». Слово «теоретической» тут вообще надо убрать. Почему «осмысление» должно быть непременно теоретическим? Множество явлений успешно изучается научными методами, которые пока что не достигли уровня теории — ну и что? Например, нет хороших теорий метеорологических процессов. Жаль, конечно. Приходится вести дорогостоящие наблюдения, корпеть синоптикам над картами, обмениваться информацией со спутников. Но разве из-за этого надо все накопленные в науке сведения о погодных явлениях выбросить на свалку?

В современных представлениях об этничности вообще ставится под сомнение сама возможность выработать теорию этого явления, поскольку она есть лишь частный срез общего явления — формирования структуры отношений людей. Дж. Комарофф пишет: «Этническое самосознание вовсе не есть «вещь», но всегда — отношения, суть которых выражается через особенности (развивающегося в каждый данный момент времени) процесса их исторического формирования. Именно по этой причине я говорю о невозможности как какого-либо субстантивированного определения «этого», так и существования «теории» этничности как таковой, но только лишь о реальности теории истории и сознания, способных объяснить формирование различных форм самоосознания» [17, с. 58-59].

Соловей приписывает Чешко мысль, согласно которой этнология как наука якобы оказалась несостоятельной. Это неверно. Разве Чешко призывает отказаться от тех знаний, что накопила этнология? Нет, конечно. И из его слов никак нельзя вывести признания о «провале всех социологических попыток». Его работы как раз и ценны тем, что он скрупулезно собирает данные всех социологических попыток описать явления этничности и высказывает осторожные суждения, допускающие различные трактовки этих данных. Трудности дефиниции явления сами по себе никак не порочат применяемых для его изучения научных подходов.