Демонтаж народа - читать онлайн книгу. Автор: Сергей Кара-Мурза cтр.№ 181

Устранение планового начала оказало мощное воздействие, ослабляющее связность народа России, в том числе и русского народа. Например, в любой стране государство должно следить за таким критическим плановым показателем, как региональное расслоение по «образу жизни», выражающееся прежде всего в уровне душевого дохода. Есть пороговые уровни, которых это расслоение не должно превышать, ибо нация распадается на общности, живущие в разных цивилизационных нишах. В советской системе через экономические механизмы поддерживалось достаточное сходство регионов по главным показателям благосостояния. Связность страны и народа по образу жизни была высокой.

В 1990 г. максимальная разница в среднедушевом доходе между регионами РСФСР составляла 3,5 раза. В 1995 г. она выросла до 14,2 раза, в 1997 г. была равна 16,2 раза. Например, если в 1990 г. средний доход жителей Горьковской области составлял 72,4% от среднего дохода жителей Москвы, то в 1999 г. средний доход жителей Нижегородской области составлял всего 16,9% от среднего дохода москвичей, а в 2004 г. 22,9%. Таким образом, в ходе реформы региональная дифференциация резко усилилась. Резко нарушились устоявшиеся, стабильные соотношения в социальных индикаторах разных регионов страны. Это — одно из средств демонтажа народа.

Был разрушен и комплекс институциональных матриц, которые обеспечивали социальную связность народа. Расслоение общества по доходам и, шире, по доступу к фундаментальным благам удерживалось в пределах, в которых все население по образу жизни относилось к одной национальной культуре. Это был важный, критический показатель, поддержание которого в заданных пределах обеспечивалось системой механизмов. Уничтожение этих механизмов в ходе реформы привело к дикому, аномальному социальному расслоению.

Экономическая война внешне выразилась в лишении народа его общественной собственности («приватизация» земли и промышленности), а также личных сбережений. Это привело к кризису народного хозяйства и утрате социального статуса огромными массами рабочих, технического персонала и квалифицированных работников села. Резкое обеднение привело к изменению образа жизни (типа потребления, профиля потребностей, доступа к образованию и здравоохранению, характера жизненных планов). Это означало глубокое изменение в материальной культуре народа и разрушало его мировоззренческое ядро — рассыпало народ.

А.С. Панарин пишет: «Наверное, ни разу во всей культурной истории человечества с народом и с самой идеей народа не происходили столь зловещие приключения в собственном государстве, как сегодня. Либеральная политика в России, понятая как полный отказ от всяких социальных идей и обязательств в пользу «естественного рыночного отбора», поставила народ в условия вымирания» [8, с. 210].

Соглашаясь с констатацией факта, нельзя согласиться с трактовкой. Не было ни «либеральной политики», ни «естественного рыночного отбора». Имела место гражданская война на уничтожение — при исчезающе малой величине одной воюющей стороны. Но размеры временно победившего меньшинства значения не имеют, т.к. за ними стоят большие силы вне России. Это меньшинство было аналогом ничтожной по величине генетической матрицы вируса, которая внедряется в клетку и подчиняет ее процессы своей управляющей программе.

Насколько ничтожной по величине была эта «головка вируса», видно из хроники начала реформы. В сентябре 1991 г. в Москву прибыл Джеффри Сакс, и Верховный Совет РСФСР сразу потребовал от Ельцина представить к 1 октября программу стабилизации экономики (при том, что такая программа уже был представлена правительством в июне того же года и была одобрена Съездом народных депутатов). 28 октября 1991 г. Ельцин выступил на V Съезде народных депутатов и объявил о грядущей «шоковой терапии» и либерализации цен. Это обращение писали на правительственной даче № 15 («Сосенки») Е. Гайдар, А. Нечаев, В. Машиц, К. Кагаловский, А. Шохин и Н. Федоров. Но при них находились и экономические советники из США во главе с Дж. Саксом.

Программа этого будущего «правительства реформаторов» никогда не публиковалась, ее не утверждал Верховный Совет, ее не видели экономисты из научной среды. Ее положения не излагались даже в устных выступлениях разработчиков. Для российского общества это была тайная программа, а на деле она была разработана в США для СССР и стран Восточной Европы группой экономистов-неолибералов на деньги фонда Дж. Сороса и обсуждалась в сенате США в августе 1989 г. История эта уже изложена в ряде научных и популярных книг, краткое ее изложение см. в [145].

Здесь для нас важно, что связи этничности и социальные связи переплетены. Разрыв социальных связей ведет к появлению расходящихся общностей, которые становятся взаимно чуждыми и в этническом плане. Вот один из механизмов, связывающих народ «во времени», то есть поколение с поколением, — пенсионная система. В конце 90-х годов правительство даже посчитало реорганизацию пенсионного обеспечения «важнейшей национальной задачей» в России.

Народ вечен, пока в нем есть взаимные обязательства поколений. Одно из них в том, что трудоспособное поколение в целом кредитует потомков — оно трудится, не беря всю плату за свой труд. Иногда эта его лепта в благополучие потомков очень велика. Так это было, например, у поколений, которые создавали советское хозяйство в период индустриализации и защищали страну в Отечественной войне. Обязательство потомков — обеспечить достойный кусок хлеба тем людям из предыдущего поколения, кто дожил до старости.

В СССР это воплощалось в государственной пенсионной системе, которая была одной из важных институциональных матриц страны. В этой системе часть данного предыдущим трудоспособным поколением кредита возвращалась ему в виде пенсий. Эта часть распределялась, в общем, на уравнительной основе. Доля тех граждан, кто до пенсии не дожил, оставалась в общем котле.

В тех культурах, где человек считает себя обособленным индивидом, в этой сфере сложилась другая институциональная матрица — накопительные пенсионные фонды. Она рациональна в рамках культуры и экономической реальности Запада, но перенесение ее в иную экономическую и культурную среду практически наверняка лишает ее рациональности. Это — очевидное и элементарное правило. Необходимые критерии подобия между Западом и Россией в этой сфере не выполняются.

При советском строе пенсии были государственными, и выплачивались они из госбюджета. Выплата пенсий представляла собой отдельный раздел бюджета, ничем в принципе не отличающийся от любого другого раздела. На обеспечение пенсий шли все доходы и все достояние государства. Верховный Совет СССР горбачевского созыва в 1990 г. внес в пенсионную систему фундаментальное изменение — учредил Пенсионный фонд, что-то среднее между налоговым ведомством и банком.

Таким образом, обязанность формировать денежный фонд для выплаты пенсий возложили только на малую частицу народа — ныне работающую часть населения. Отстранив народ от этой обязанности, власти тем самым лишили пенсионеров права ожидать пенсии от всего народа, представленного государством. Когда эту обязанность несло государство, то деньги старикам на пенсию собирали все поколения народа, включая предков и потомков. Это было «общее дело», соединяющее нас в народ. Формирование пенсий старикам — это тип бытия народа и отношений между поколениями, адекватный индустриальному этапу нашего общества.