Гражданская война в России - читать онлайн книгу. Автор: Сергей Кара-Мурза cтр.№ 29

В качестве отступления скажу, что порочный круг «секторного разрыва» между промышленностью и сельским хозяйством смог быть разомкнут, а секторный разрыв преодолен только при советском строе в результате единого процесса коллективизации-индустриализации. Как ни труден был этот процесс, он соединил промышленность и сельское хозяйство в единое народное хозяйство СССР, ликвидировал угрозу голода, поднял сельский труд на совершенно новый технологический уровень и предоставил уходящим из деревни молодым людям рабочие места в современном производстве. И это — исторический факт. Такой же, как и то, что в нынешней «рыночной» России вновь возникла угроза этого секторного разрыва, и любимое детище реформы, фермеры, имеют в среднем 3 трактора на 1000 га пашни вместо нормальных для этого уклада 120 тракторов.

Ненависть к привилегированным сословиям возникла в среде крестьян и оттого, что выход из исторической ловушки власти России пытались произвести именно за счет крестьян, как «революцию сверху», разрушавшую крестьянскую общину и деревню, насаждавшую капитализм на земле. В бытность Витте премьер-министром при нем работало сельскохозяйственное совещание. Витте издал труды этого совещания под своим именем в виде книги «Записка по крестьянскому делу» (СПб., 1905). В ней была высказана мысль о необходимости превращения общины в частно-правовое общество, поскольку якобы «крестьян нельзя насильственно удерживать в условиях общинного землепользования». Витте писал об общине, что «при современном положении она имеет многие черты публично-правовой организации, невольно напоминающие о военных поселениях». В ответ на это в феврале 1905 г. А.В.Кривошеий, будущий соратник Столыпина по земельной реформе, подал записку «Земельная политика и крестьянский вопрос», в которой выступил за ликвидацию не только общинного, но и подворного землепользования, замену их частным землевладением (признавая, однако, что это — «задача нескольких поколений»).

Мысль о том, что крестьянская община становится источником главной угрозы для общественного и политического строя царской России, в 1905 г. вполне созрела в интеллектуальных кругах монархической верхушки. В мае 1905 г. была составлена записка шести старейших сановников о путях преодоления политического кризиса («записка А.Н.Куломзина»). Это были старые опытные бюрократы, завершившие свою карьеру и потому могущие высказать независимые суждения, не ища личной выгоды и не боясь недовольства начальства. Они все были убежденными монархистами, но хорошо знали уязвимые места самодержавного строя.

Для нашей темы важно признание в этой записке того отвергаемого царем факта, что смута «ныне пустила глубокие корни до самого сельского населения включительно». Это предупреждение опровергало официальную точку зрения на крестьянство как консервативную монархически настроенную силу. Корень проблемы старые сановники видели в существовании «в низших слоях населения инстинктивного стремления к ниспровержению частной собственности» и в том, что «общинные порядки» поддерживают это стремление [35, с. 120, 136].

Разрушительная идея программы Столыпина пугала даже либералов — поборников модернизации по западному типу. Е.Н.Трубецкой писал в 1906 г., что Столыпин, «содействуя образованию мелкой частной собственности, вкрапленной в общинные владения… ставит крестьянское хозяйство в совершенно невозможные условия». Он предвидел, что в политическом плане это ведет «к возбуждению одной части крестьянского населения против другой». Он предлагал не поддерживать реформу именно из-за того, что она вызовет «раздор и междуусобье в крестьянской среде».

Поощряя выход из общины и приватизацию имеющегося на данный момент надела, реформа Столыпина создала новый раскол, потенциальный очаг войны на селе. Из общины вышли прежде всего те многоземельные крестьяне, которым при переделе община должна была бы убавить надел согласно их семейному положению. Они «увели» землю из общины, заплатив за излишки по льготной цене, и затем, во многих случаях, продали ее уже по рыночной цене. Другая категория — напротив, малоземельные бедные крестьяне, которые отчаялись прокормиться своим хозяйством и махнули рукой на свой надел. Они тоже часто продавали свою приватизированную землю. Но при этом вовсе не превращались в батраков — не было для их найма достаточно фермеров. В труде А.Финн-Енотаевского «Обзор экономической жизни России» (СПб., 1911) сказано о результатах реформы:

Все это ведет к обезземеливанию массового крестьянина, что при настоящих условиях имеет своим результатом не столько пролетаризацию, сколько увеличение пауперизма в деревне. Переход земли в единоличную собственность сам по себе еще не делает прогресса в земледелии. Все остальные условия, препятствующие земледельческой культуре, остаются в силе….

Содействуя развитию зажиточного крестьянского хозяйства за счет массового, отнимая у него землю в пользу богатого, толкая массового крестьянина на усиленную ликвидацию своего хозяйства, обезземеливая его в то время, когда наша экономическая жизнь требует увеличения земли у крестьянской бедноты, — этот закон содействует обнищанию широких слоев крестьянства, а вместе с тем и регрессу земледельческой культуры [36, с. 134–135].

Об опасном озлоблении крестьян в ходе реформы писали и те, кто был непосредственно связан с переселенческой программой Столыпина. Само предложение крестьянам бросить родные места и переселиться в Сибирь вызвало очень резкую реакцию. Крестьяне Малоярославецкого уезда Калужской губ. направили в Государственную думу такой наказ (20 мая 1906 г.):

Министры отказали нам в земле, прочитали, что частновладельческих земель отчуждать нельзя, а откуда же тогда мы возьмем землю, без которой нам надо умирать голодной смертью. Министры говорят, что в Азии где-то есть много свободной земли и можно нас туда переселить. А мы понимаем это дело так: спокон веков у нас заведен обычай, что на новое место идет старший брат, а младший остается на корню. Так пускай и теперь поедут в Сибирь или в Азию наши старшие братья, господа помещики-дворяне и богатейшие землевладельцы, а мы, младшие, хотим остаться на корню, здесь, в России [31, с. 142].

В с. Пушкине Костромского уезда и губ. 28 мая 1906 г. состоялся сход, на который прибыл «полицейский чин», который уговаривал крестьян переселяться в Сибирь. Крестьяне ему ответили, а потом написали в своем приговоре в Государственную думу:

Если вы уже очень хвалите Сибирь, так и переселяйтесь туда сами. Вас меньше, чем нас, а следовательно, и ломки будет меньше. А землю оставьте нам [31, с. 142].

Сход села Яковлева Орловского уезда и губ. написал в мае 1906 г. наказ в Государственную думу:

Мы в кабале у помещиков, земли их тесным кольцом окружили наши деревни, они сытеют на наших спинах, а нам есть нечего, требуйте во что бы то ни стало отчуждения земли у частновладельцев-помещиков и раздачи ее безземельным и малоземельным крестьянам. Казенных земель у нас нет, а переселяться на свободные казенные земли в среднеазиатские степи мы не желаем, пусть переселяются туда наши помещики и заводят там образцовые хозяйства, которых мы здесь что-то не видим [31, с. 143].

Еще хуже обстояло дело у тех крестьян, которые сделали попытку обосноваться на новом месте за Уралом. Вот брошюра «Правда о переселенческом деле» (СПб., 1913). Автор ее — статский советник А.И.Комаров, прослуживший 27 лет в Сибири в лесном ведомстве. Он вышел в отставку, потому что не вынес «такого государственного расхищения или, вернее, разгрома сибирских земель и лесов, пред которым бывшее когда-то расхищение башкирских земель — сущие пустяки». Этот чиновник — противник революции, социал-демократов и эсеров. Именно поэтому он и предупреждает в своей брошюре об «обратных переселенцах», которых в 1911 г. возвращалось в европейскую Россию в количестве 60 % от тех, кто переселялся в Сибирь: