Пятая колонна - читать онлайн книгу. Автор: Владимир Бушин cтр.№ 44

Вы думаете, я хочу отговорить вас от великого концерта в День Героев во Дворце съездов? Ничего подобного. Сам пошел бы, да дорогу забыл. Идите! Во-первых, вы там за два часа сразу увидите Геннадия Хазанова и Жасмин, Ларису Долину и Репей, даже одного поющего Маршала по имени Александр и много других прославленных артистов. Во-вторых, услышите множество прекрасных песен. Их на слова Дементьева написано, пожалуй, больше, чем на слова Шаферана, Танича и Резника Ильи, вместе взятых.

Наконец, вы услышите, как сам юбиляр прочитает замечательные стихи. У него есть и о страданиях родины, и о бездарности власти — у него все есть! Как можно без запаса на черный день? Например:

В беде моя Россия много лет,

Ведь к власти бездари приходят.

И нет уже доверия в народе

Ни к тем, кто лыс, ни к тем, кто сед.

Верно! Только хорошо бы назвать хоть одного лысенького или седенького. Низзя!..

В другой раз между двумя фейерверками у поэта вырвалось:

Пришли крутые времена…

Авторитет России продан…

Идет холодная война

Между властями и народом.

Тоже в принципе верно. Только надо бы пояснить, кем продан авторитет страны сперва на Мальте (это, мол, мой друг Горбачев), а потом в Беловежской пуще (это, мол, тот, кого я просил раздавить гадину). А кроме того, какая же это «холодная война», если двадцать лет народ гибнет и гибнет в бесчисленных катастрофах, авариях, пожарах, наводнениях, а власть сидит и сидит? И пока не думает сматывать удочки…

Если пойдете на концерт, то попросите Дементьева прочитать еще стихотворение «Как важно вовремя уйти», не потерявшее своей поэтической свежести и актуальности до сих пор…

Да ведь Дементьев вообще интересная, даже уникальная поэтическая единица. Его стихи дают богатую пищу для размышлений. У него, например, довольно часты переклички с другими поэтами. Их интересно проследить. Вот, скажем, строки Константина Ваншенкина:

Видя в небе некий знак,

В поздние писали годы —

Первым делом это Гете,

Тютчев, Фет и Пастернак.

А почему писали? Известное дело: «женщина — причина». И я, говорит, поэтому пишу. Прекрасно! Тем более что, когда писал это, он был уже лет на пятнадцать старше трех последних. Молодец!

Вот и Дементьев:

В мои года уже стихи не пишут.

Но Гете был постарше, а писал.

Ну теперь-то уже не постарше. А главное, ничего гетевского, к сожалению, мне обнаружить не удалось.

Ваншенкин писал:

Я люблю тебя, жизнь,

И надеюсь, что это взаимно.

Было все в моей жизни взаимно…

Люблю Иерусалим

И чувствую взаимность.

Что ж, взаимность — это во многих ситуациях хорошо…

* * *

Реклама юбилейного концерта идет под девизом «Никогда ни о чем не жалейте». Это строка из стихотворения юбиляра. Конечно, есть утраты, о которых можно не жалеть, а то и лучше не жалеть. Например, потерял сто или даже тысячу рублей. Да черт с ними, заработаю еще. Или поссорился с приятелем. Да какой он был приятель? Лицемер, ханжа. Пропади он пропадом! Или потерял время на чтение книги «Нет женщин нелюбимых». Чего жалеть, сам виноват.

Но ведь Дементьев убеждает не жалеть ни о чем. Это — призыв человека перестать быть человеком. Это диверсия против христианской морали, против всей русской культуры, в том числе и против нашей поэзии, бессменный предстоятель которой сквозь слезы признавался:

Воспоминание безмолвно предо мной Свой длинный развивает свиток;

И с отвращением читая жизнь мою,

Я трепещу и проклинаю,

И горько жалуюсь, и горько слезы лью,

Но строк печальных не смываю

Толстой однажды заметил: «Точнее было бы сказать „строк позорных“». И это — лишь частный случай сожаления о своих грехах. Но Пушкину не могло и в голову прийти, что настанет время и появится русский поэт, который на русском языке будет призывать не жалеть ни о наших жертвах Бородинской битвы, ни о повешенных декабристах, ни о растерзанном персами Грибоедове, ни о его Ленском, убитом на дуэли, — ни о чем!

Немецкие фашисты уничтожили 27 миллионов моих сограждан, и мне о них не жалеть? Никогда не жалейте о них! — заявляет Дементьев. — Ни об одном!.. Предатели, пробравшиеся в Кремль, убили мою родину СССР, оторвали от меня братьев украинцев, белорусов, казахов, десятки миллионов братьев — и мне об этом не жалеть? Никогда! — восклицает Дементьев.

Во Дворце съездов под музыкальный грохот будет греметь: «Никогда ни о чем не жалейте!».

Книга широко известного мне сочинителя Бенедикта Сарнова «Феномен Солженицына», вышедшая в прошлом году, по многим данным и сама совершенно феноменальна. В частности, из нее отчетливо видно, о чем раньше никто не говорил, что в «раскрутке» Солженицына с самого начала, с первых его шагов большую роль сыграли соплеменники критика. Он копошится во многих подробностях и мелочах литературной биографии писателя. Уделяет несколько страниц даже тому, из чьих ручек получил Твардовский, как главный редактор «Нового мира», первый рассказ этого гения «Один день Ивана Денисовича» — из ручек ли сотрудницы журнала Аси Берзер, Льва ли Копелева или его ли супруги Раисы Орловой. Думаю, что читателю нет до этого никакого дела. Но нельзя не заметить, что все эти ручки из одного этнического ресурса.

Да и в редакции журнала было, как у гоголевского Янкеля в осажденном казаками Дубно, «Наших много!». И впрямь: члены редколлегии Б.Г. Закс, И.А. Сац, Александр Моисеевич Марьямов, Ефим Яковлевич Дорош, завотделом поэзии Караганова Софья Григорьевна, да завредакцией Н.П. Бианки, да Инна Борисова, да помянутая Берзер, да Буртин Юрий Гершевич… Мало того, еще и секретарем Твардовского была Минц Софья Ханаановна, а подменяла ее при нужде Наталья Львовна Майкапар. Ну ведь явный же переизбыток!

Не видеть такой пейзаж и не понимать его значение Твардовский, конечно, не мог и однажды записал в своей «рабочей тетради»: «Вообще, эти люди, все эти Данины (Даниил Плотке), Анны Самойловны (Берзер) вовсе не так уж меня самого любят и принимают, но я им нужен как некая влиятельная фигура, а все их истинные симпатии там — в Пастернаке, Гроссмане и т. п. Этого не следует забывать. Я сам люблю обличать и вольнодумствовать, но, извините, отдельно, а не с этими людьми» («Знамя» № 7'00. С. 134). Но, увы, и забывал «это», и обличал не отдельно, а вместе… Ведь только трое русских и было в редакции: сам Твардовский, А.Г. Дементьев, В.Я. Лакшин да А.И. Кондратович. А когда был ампутирован Дементьев, его заменил М.Н. Хитров. Правда, говорят, что еще и уборщица тетя Нюша была русская. Но и в других редакциях, кроме «Октября» и «Молодой гвардии», пейзаж был такой же. Почему? С какой стати такая концентрация?