Патриархи и президенты. Лампадным маслом по костру - читать онлайн книгу. Автор: Владимир Бушин cтр.№ 10

люди блуждают по квадратным лужам,

меня гнетет квадратная тоска.

И сама же резюмирует: «Не случайно Малевич нарисовал квадрат. Это отражение целой философии». Прекрасно! И не случайно Михаил Швыдкой, киргиз с квадратными мозгами и главный заботник русской культуры, недавно за этот квадрат выложил на бочку из народной казны миллион долларов. Да, прекрасно. Только дома — тоска это все-таки не рифма. И непонятно, почему люди блуждают по лужам, когда можно обойти. И что такое «квадратная тоска»? А бывает треугольная, овальная или кубическая?

Впрочем, дело совсем не в изящных философских стихах красавицы Боголюбовой, а в том, что, вступив на стезю количественных подсчетов и противопоставлений, православные патриоты не понимают, как это опасно.

Один из них в разговоре со мной ужасно возмущался подборкой читательских откликов в поддержку академиков, которую дала «Советская Россия»: «До чего дошел Чикин, а!»

От В. Чикина хорошо бы услышать ответ на два вопроса по этой теме. Во-первых, почему «Советская Россия» в свое время предоставила трибуну служителям церкви? Не «Известия», не «Труд», не «Московская правда», а именно она, тогда еще орган ЦК КПРФ с миллионным тиражом, а потом — все равно газета коммунистической оппозиции. Во-вторых, почему после нескольких лет нежной дружбы, доходившей под Пасху и на Рождество до трогательных портретов на первой полосе тов. Зюганова и Чикина в обществе патриарха, в конце концов, дружба все же пресеклась и святые отцы исчезли со страниц газеты? Не потому ли, что они не знали устали в поношении Советской эпохи?

А сейчас я ответил: «Если Чикин хотел быть честным, то он обязан был дать такую подборку». — «Да разве ты не знаешь, как делаются такие подборки! — воскликнул православный собеседник. — Всегда в газете можно найти отклики на любой вкус». Это был ответ человека, давно привыкшего к манипуляциям. «Дорогой мой, — ответил я, — ты не понимаешь время, в которое живешь. Сейчас очень многое поддается проверке. Так вот, в первые два-три дня „СР“ получила по Интернету около 60 откликов, из коих лишь 7–8 поддерживали вас, остальные — академиков. Кем же был бы Чикин, если дал бы подборку в вашу поддержку? „Завтра“ получила 39 откликов, из них только 5–6 в вашу пользу. Есть все основания думать, что и позднее как по Интернету, так и по обычной почте письма шли в такой же пропорции».

* * *

Между прочим, один автор обращался к православным патриотам: «Опомнитесь! Сейчас Россия не та, что сто лет назад!» А что было сто лет назад или даже сто пятьдесят?

Что писал на сей счет Белинский, все знают. Но вот сам Пушкин. Он сожалел об этом, но отмечал как факт «в нашем народе презрение к попам и равнодушие в отечественной религии… Может быть, нигде более, как между нашим простым народом, не слышно насмешек насчет всего церковного» (Заметки по русской истории XVIII века). Да еще и сам к этому руку приложил.

Прошло восемьдесят лет… 16 января 1902 года Лев Толстой писал из Гаспри в Крыму царю Николаю:

«Любезный брат!

Такое обращение я счел наиболее уместным потому, что обращаюсь к вам в этом письме не только как к царю, сколько как к человеку — брату. Кроме того еще и потому, что пишу вам как бы с того света, находясь в ожидании близкой смерти».

Писатель был тяжело болен, со дня на день ожидали его кончины. И вот в этом письме «как бы с того света» человек, который знал родной народ несколько лучше, чем Валентин Распутин, Василий Белов и Владимир Крупин совокупно, писал царю:

«Ваши советники говорят вам <…> что русскому народу как было свойственно когда-то православие и самодержавие, так это свойственно ему и теперь и будет свойственно до конца дней и что поэтому для блага русского народа надо во что бы то ни стало поддерживать эти две связанные между собой формы: религиозного верования и политического устройства. Но ведь это двойная неправда. Во-первых, никак нельзя сказать, чтобы православие, которое когда-то было свойственно русскому народу, свойственно ему и теперь <…> Во-вторых, если справедливо, что народу свойственно православие, то незачем так усиленно поддерживать эту форму верования и с такою жестокостью преследовать тех, которые ее отрицают» (ПСС. М., 1984. Т. XIX–XX, С. 503).

А вот еще более позднее свидетельство совсем с другой стороны. Генерал Деникин: «Религиозность русского народа, установившаяся за ним веками, к началу XX столетия несколько пошатнулась <…> Этот процесс духовного перерождения русского народа слишком глубок и значителен <…> Поступавшая в военные ряды молодежь к вопросам веры и церкви относилась довольно равнодушно. Командовавшие частями знают, как трудно было разрешение вопроса даже об исправном посещении церкви <…> Надо признать, что духовенству не удалось вызвать религиозного подъема среди войск <…> Голос пастырей с первых же дней Февральской революции смолк, и всякое участие их в жизни войск прекратилось. Съезды духовенства в Ставке и в штабах армии не имели реального значения» (Очерки русской смуты, гл. 1).

О времени более позднем можно вспомнить еще и свидетельство митрополита Вениамина, главы духовенства армии Врангеля: «Авторитет церкви вообще был слабый… Горения не было ни в мирянах, ни даже в нас, духовных. У нас почти не было руководящих идей, как не было их, конечно, и при Деникине <…> Одна из главнейших причин провала всего белого движения в его безыдейности».

И еще: «С Петра Великого духовенство вообще не было в почете. Церковь была сдвинута тем государем с места учительницы и утешительницы. Государство совсем не при большевиках стало безрелигиозным, а с того же Петра, более двухсот лет тому назад» (На рубеже двух эпох).

Наконец, не воинствующий безбожник Емельян Ярославский (М.И. Губельман), а верующий Василий Розанов: «Переход в социализм и, значит, в полный атеизм совершился у мужиков и солдат до того легко, точно в баню сходили и окатились новой водой <…> Христианство вдруг все позабыли в один момент — мужики, солдаты — потому что оно не вспомоществует; что оно не предупредило ни войны, ни бесхлебицы. И только все поет, поет… Не грудь человеческая сгноила христианство, а христианство сгноило грудь человеческую».

Вот какая печальная картина, а вы все стенаете о «безбожных пятилетках большевиков». И ведь все это писали, говоря словами письма-протеста, «люди умнейшие», а то и достойнейшие.

* * *

И вот представьте себе, в фильме «Вторая мировая война. Русский взгляд» его создатель и ведущий, православствующий В. Правдюк заявляет: «Красная Армия была очень религиозной, поскольку 78 % населения были верующими». Какая точность! Одним махом опроверг и Толстого, и Деникина, и Розанова. Вы только подумайте: как подскочила в Советское время религиозность… Похоже, что создатели этого фильма в армии не служили, а я за три года на фронте встретил только одного верующего — Васю Клокова, ездового. Милейший был парень, но, увы, — в единственном экземпляре. И ни на одном — а ведь и в баню ходили, и в реке купались иногда — не видел я креста. И это не только в армии. Ни у деревенских и фабричных мальчишек, среди которых прошло мое детство, ни за десять лет учения в пяти деревенских и городских школах, ни после войны в институте, ни в редакциях самых разных газет да журналов, где работал, ни в своей обширной родне, опять же деревенской и городской, — нигде не встречал я верующих, кроме помянутого Васи Клокова да родного деда Федора Григорьевича, председателя колхоза им. Марата в Тульской области на Непрядве.