Иуды и простаки - читать онлайн книгу. Автор: Владимир Бушин cтр.№ 26

* * *

Из невоенных суждений Бакланова можно отметить его замечание о том, что-де в отличие от украинцев и грузин, башкир или калмыков «евреи в состав России не просились, их присоединили». Что значит не просились? Они же не имели своего «состава», а являлись без всякого спроса, и всё. Их присутствие на Руси отмечено ещё во времена князя Владимира. Нет, говорит Бакланов, «их присоединили. И тут же прочертили черту, за которую им и ногой ступить не разрешалось». Черту оседлости установили в 1791 году, и охватывала она 15 губерний — целое государство, и большое! — внутри этих губерний евреи могли жить и перемещаться как угодно. А вот русские крестьяне задолго до этого стали крепостными, т. е. бесправными рабами помещиков, их можно было и продать и обменять на что угодно, например, на породистую собаку (см. хотя бы сцену охоты в «Войне и мире» Толстого). Евреям в черте оседлости ничего подобное не грозило. Не слышно, чтобы Иванов продал Петрову Абрамовича или Сидоров обменял Рабиновича на бульдога.

Это различие полезно бы помнить. Тем более что Бакланов тут же признает: «Никогда никакая черта не сдерживала расселение народов. Не помешала и черта оседлости». Видимо, тут он прав: не помешала…

И тут мы вступаем в баклановский литературный мир. Тут все хорошо знакомо, привычно: «Всеволод Кочетов, известный мракобес»… «Проханов, главный редактор одной из самых мракобесных газет»… «Великий поэт Пастернак»… и т. д.

Но есть и новости. Приведем хотя бы парочку. Так, автор уверяет, что Василий Гроссман принес свой роман «Жизнь и судьба» в журнал «Знамя», а главный редактор Вадим Кожевников прочитал его и помчался с ним в КГБ. Откуда такие сведения? Неизвестно. Возможно, из телепередачи Сванидзе.

А вот еще и такое: «У моей первой повести о войне было посвящение: „Памяти братьев моих — Юрия Фридмана и Юрия Зелкинда, павших смертью храбрых в Великой Отечественной войне“». Прекрасное, благородное дело! И что же? А вот, говорит: «Как же на меня давили в журнале, как вымогали, чтобы я снял посвящение… Я не снял. Но уже в сверке, которую автору читать не давали, его вымарали… Прошли года, и я восстановил посвящение». Достойный поступок.

Но странно, что не названы ни повесть, ни журнал, ни антисемиты, которые давили и вымогали. А главное, почему давили-то, с какой целью? Да как же, говорит, ведь из посвящения «получалось, что евреи воевали». А раньше никто не знал об этом? Скрывали? Государственной тайной было? Да как же евреи-фронтовики смели ордена носить? Не грозило ли это им репрессиями? Вспоминаю, как праздновали День Победы в ЦДЛ. Перед началом — построение в вестибюле, им командует Генрих Гофман, перекличку проводит Алик Коган, в ресторанном зале за командном столом сидят генерал Драгунский, тот же Гофман, Марк Галлай — кто тут не еврей?

Но вот что ещё интересно! У меня есть стихотворение «Алтарь победы». Оно тоже имеет посвящение: «Памяти Игоря Зайцева, Володи Семенова, Фридриха Бука, Лени Гиндина — всех моих одноклассников, не вернувшихся с войны». Последний в этом списке — еврей, а может, и предпоследний. Но стихотворение было беспрепятственно напечатано в «Правде», никто не требовал, чтобы я вычеркнул Гиндина или Бука. А уж не «Правда» ли цитадель антисемитизма?

Однако что же всё-таки это за повесть? Где печаталась? Оказывается, «Южнее главного удара». Напечатана в 1957 году в том самом журнале «Знамя», где позже Бакланов десять лет был главным редактором и получал на издание субсидии от Сороса. И вот там-то в самый-то разгар «оттепели» он натолкнулся на такой тупой антисемитизм? Странно… И почему не сказано, кто именно давил? Ведь прошло 50 лет, уж теперь-то чего скрывать?

Отгадку сей недоговоренности, видимо, дают вот эти строки из воспоминаний Станислава Куняева, как раз в те годы работавшего в «Знамени»: «Писатель-юморист Виктор Ардов заходил в нашу комнату и однажды, остановив взор на мне, незнакомом ему новом сотруднике, спросил: „А вы, милейший, не полужидок?“ И смотрел на меня с подозрением: как это нееврей может работать в таком престижном журнале?! Вот отделом критики заведует „полужидок“ Самуил Дмитриев, его помощник — Лев Аннинский, тоже полукровка, в отделе публицистики — Александр Кривицкий, Миша Рощин (Гибельман) и Нина Каданер, в отделе прозы — Софья Разумовская, жена Даниила Данина, секретарь редакции — Фаня Левина, заместитель главного — Людмила Скорина, украинка, жена еврея Виктора Важдаева — все наши! И вдруг какой-то русский!» (Поэзия. Судьба. Россия. Т. 1. С. 111). И оказался он тут только потому, что привел его Борис Слуцкий.

Понятно, что при столь густом составе редакции Бакланов не пожелал никого называть по именам, а предпочел полную анонимность, позволяющую подозревать того же Кожевникова. Склоняя голову перед памятью его погибших братьев, нельзя не сказать однако: не следует, Гриша, спекулировать тенями мёртвых, тем более если это тени близких родственников.

* * *

Как читатель, очевидно, уже догадался, главное в статье Бакланова — национальный вопрос преимущественно в его еврейском варианте. Он пишет, что национальностью «никогда не интересовался… Даже во взводе у себя меньше всего интересовало, кто — кто». До того он суперинтернационалист. А мне это читать странно. Меня, наоборот, очень интересовало. В самом деле, кого, кроме русских, я знал до войны? Пожалуй, только украинцев, евреев да татар. А на фронте, кроме названных, я впервые встретил казаха Раиса Капина, грузина Вано Бердзенишвили, молдаванина Юрескула, удмурта Афанасия Адаева, мордвина Модунова, цыгана Лёшку Казанина, узбека Абдуллаева, литовца, фамилию которого уже не помню… И как это многообразие могло быть неинтересно мне, восемнадцатилетнему! Я любовался им! И ведь о чем говорили мы, когда была возможность? Да главным образом о том, кто откуда, как у кого хлеб пекут, как свадьбы играют. Другое дело, что никаких трений, распрей на национальной почве не было.

Бакланов лукавит, когда говорит, что национальность его никогда не интересовала, что «не делил людей по составу крови. Этим занимались фашисты». А кто же в статье размышляет о «составе крови» сыновей Солженицына: то ли наполовину, то ли на четверть они евреи — Розенберг?

Если не интересовался, то чем объяснить все эти подсчёты и выкладки: сколько евреев было на фронте, сколько погибло, сколько из них стали Героями Советского Союза и т. д. Причём в этих выкладках Бакланов не редко расходится с коллегами, а кое-что у него и довольно сомнительно.

Так, он пишет, что евреев на фронте было 434 тысячи (Рабинович в своих книгах называет ещё большую цифру — 501 тысяча). И оба уверяет, что это — «по данным Центрального архива министерства обороны». Кому верить? У Бакланова «погибло 205 тысяч, т. е. почти 50 %». А у Рабиновича — «142,5 тысячи, что составляет 28,5 %» (Россия еврейская, с. 187). Кому верить? Хочу поверить Бакланову как фронтовику и моему однокашнику, но это же крайне затруднительно: если погибло 205 тысяч, то ведь наверняка было, как водится в больших войнах, раза в три больше раненых, но оставшихся живыми, т. е. ещё тысяч 600. Выходит, на фронте было уже около 800 тысяч евреев — почти в два раза больше, чем 434 тысячи объявленных раньше. А ведь ещё многие были и не убиты и не ранены. Это сколько ж всего получается? Да, пожалуй, миллиона полтора. Куда же девать 434 тысячи?