Измена. Знаем всех поименно! - читать онлайн книгу. Автор: Владимир Бушин cтр.№ 8

Москва 1996

Совсем недавно, минувшим летом, тарантул ельцинской породы Вячеслав Костиков выпустил в столичном издательстве «Вагриус» тиражом в 10 тысяч экземпляров свои инъекционные воспоминания «Роман с президентом». Какой гонорар он получил, неизвестно. Скорпиону той же ельцинской породы Борису Немцову за побрехушки под названием «Провинциал» объемом в 150 страниц это издательство отвалило 100 тысяч долларов, что вызвало среди членистоногих массовый мор по всей стране от зависти. Костиков высидел аж 350 страниц, но ему едва ли заплатили и десятую часть немцовского куша. Дело в том, что Борис Ефимович — активно действующий и особо ядовитый скорпион, а сочинитель «Романа с президентом» — тарантул в отставке.

Буквально через несколько недель следом за книгой Костикова в издательстве «Интербук», разумеется, тоже столичном, выскочило сочинение скорпиона Александра Коржакова «Ельцин: с рассвета до заката», написанное в том же самом жанре инъекционных воспоминаний. Тут убойная сила гораздо больше — тираж 150 тысяч.

Членистоногий писатель Костиков почти три года был пресс-секретарем Верховного скорпиона державы, а паукообразный писатель Коржаков — его главным членохранителем. И поскольку имя Верховного вошло в заголовки обеих книг, то это многих ввело в заблуждение: решили, что тут он и есть главный герой. Глубочайшее заблуждение! В этом можно убедиться хотя бы по составу и характеру фотографий, вошедших в книги. У тарантула Костикова 31 черно-белая фотография, и лишь на 12 из них перед нами солнцеликий Верховный, а на 28 видим бесовскую мордашку отставного тарантула. В книге скорпиона Коржакова в три с лишним раза больше картиночек — 110 и почти все цветные, но Верховный лишь на 52, а на 69 сам паукообразный сочинитель. Какие же после этого могут быть сомнения? Главными героями книг и есть сами членистоногие авторы.

К сожалению, никто не заметил и того, что эти литературные инъекции, в сущности, представляют собой не что иное, как слегка закамуфлированную переписку между их творцами. Нам не составило большого труда извлечь ее из текстов обеих книг и придать ей надлежащую форму. Известно, что существованием вещь обязана форме. Плоды наших извлечений и предлагаем вниманию благосклонного читателя. В скобках мы указали страницы, откуда эти извлечения сделаны.

Тарантул— Скорпиону

21 февраля 1996 г.

Ватикан.

Любезный Александр!

Давненько мы с Вами не виделись, не обменивались дружескими инъекциями. Как дела? Что новенького на Семи Холмах? Как здоровье нашего Верховного Скорпиона?.. Вот уже немалый срок я пребываю в Вечном городе в качестве Чрезвычайного и Полномочного посла России при Святом Престоле. Это Вам известно. Но едва ли Вы знаете, что я послан сюда не только согласно Указу президента, но и с благословения Патриарха. Вот передо мной на столе его фотка с дарственной надписью: «Многоуважаемому Вячеславу Васильевичу Костикову с пожеланием благословенных успехов на новом дипломатическом поприще. С уважением. Патриарх Алексий II. 12. 05. 1995. День Св. Духа» (14-я стр. вкладки).

А рядом — не менее драгоценная фотка, на которой я запечатлен плечом к плечу с нашим Всенароднообожаемым. И опять же — трогательная дарственная надпись: «Вячеслав Васильевич — спасибо за все. Верховный Скорпион. 14. 03. 95 г.» (1-я стр. вкладки). Да, вот так он написал мне незадолго до моего отъезда, взвесив все pro et contra, т. е., как Вы понимаете, все «за» и «против». Действительно, ему есть за что меня благодарить… Согласитесь, дорогой Александр, что такие подарочки дорого стоят. У кого еще из кремлевских членистоногих и паукообразных есть нечто подобное?..

И вот я оказался здесь, в Вечном городе. Папа Римский полюбил меня с первого взгляда. Да и как меня не полюбить! Конечно, я далеко не красавец, иные злопыхатели утверждают даже, что в моем облике есть что-то от орангутанга, но, в конце концов, не страшнее же я, допустим, сколопендры Сванидзе, который постоянно красуется перед всей Россией, или болотной кикиморы Бурбулиса, тоже постоянно рвущегося на телеэкран… Да и не в этом дело! Папа не мог не полюбить меня, поскольку я был ближайшим сподвижником Виталия Коротича по «Огоньку» в самую буйную пору антисоветского беснования журнала (с. 31). Я уж не говорю о том, что у меня за плечами три года каторжной работы в Кремле, который за это время мы при Вашем посильном участии, Александр, можно сказать, превратили в Новую Имперскую канцелярию. Наконец, как же меня не любить, если я известный писатель, чьи книги имели огромный, оглушительный резонанс в кабинете Людмилы Григорьевны Пихоя, главного спич-райтера президента и темпераментной женщины (с. 274). Надеюсь, Вы читали хотя бы мой «Диссонанс Сирина»? Когда Полторанин проталкивал меня на должность пресс-секретаря президента (с. 31), я пришел на первую беседу с первым помощником главы государства Илюшиным с этой книгой и, надеясь «показать товар лицом», подарил ее всесильному царедворцу. Был уверен, что он тут же все бросит и кинется читать ее, но, увы, книга была отложена в сторону, и я не помню, чтобы перпом хоть раз упомянул о ней (с. 34). Потом я подарил ее и самому президенту, и его лечащему врачу А. М. Григорьеву, и личному повару Диме Самарину, и парикмахерше, и массажистке, даже мозолисту… Никто не прочитал! Да, не флорентийцы… И я понял, что литературные достоинства в Кремле не в цене, и больше не утруждал себя (с. 34). А ведь если президент хотя бы перелистал мой «Диссонанс», то министром иностранных дел был бы сейчас не Примаков, а Ваш покорный слуга, Александр! Это вне сомнений…

Так вот, Папа Римский Души во мне не чает. Как сказал поэт, «яичко испечет да сам и облупит». И его фотка тоже красуется у меня на столе, даже две. На одной из них он дружески жмет мою неутомимую руку, написавшую «Диссонанс» и много чего еще.

Дипломатическая служба в ранге Чрезвычайного и Полномочного посла мне чрезвычайно по душе. Еще бы! Во-первых, как Вы понимаете, совсем не тот харч, что был у меня, допустим, в «Огоньке» и даже в Новой Имперской. А кроме того. Вам известно, я же вовсе не роййса! ашпа! (230), т. е. не «политическое животное», как Вы понимаете, и мне совершенно чужда libido dominandi (307), т. е. «страсть власти», как Вы понимаете. По натуре своей я вольный художник, артист, питомец Аполлона. И как раз в Ватикане я нашел нишу и крышу для своей артистической натуры.

В этой нише под этой крышей я и заканчиваю новую книгу. О, это будет вещь! На последней странице так и напишу: «Я старался сделать книгу максимально правдивой» (с 349). Вероятно, Вас это не удивит, Александр. Ведь Вы знали, что я хочу написать такую книгу. На том прощальном мальчишнике, который я закатил в своем кремлевском кабинете, Вы с Барсуковым отозвали меня в сторону и, уставясь на меня взглядом Малюты Скуратова (с. 13), Вы, Александр, сказали мне:

«Мы знаем, что ты собрал четыре коробки материалов и уже пишешь книгу». Я, бросив на Вас взгляд Девы Марии, ответил: «Да, хочу написать книгу о работе с президентом, которая должна представлять интерес и через десять лет. Она не будет против президента» (с. 3). Надеюсь, Вы помните этот разговор.