Темная харизма Адольфа Гитлера. Ведущий миллионы в пропасть - читать онлайн книгу. Автор: Лоуренс Рис cтр.№ 34

В этой записке он заходит значительно дальше, чем в открытом выступлении в следующем году в Нюрнберге. Гитлер, как и Геббельс, осознавал, что общественным мнением следует управлять не спеша. «Пропаганда похожа на военную колонну, — говорил Геббельс своему референту Вильфриду фон Овену, — она должна двигаться к цели под надежной военной защитой. Она должна определять скорость движения по самому медленному подразделению»‹11›.

В ходе одного из все более редких заседаний правительства, 4 сентября 1936 года, Гитлер ознакомил свой Кабинет министров с содержанием этой записки. Геринг с его склонностью к воинственным фразам заявил, что записки Гитлера «подтверждают, что столкновение с Россией неизбежно»‹12› и что Германия должна активно готовиться к войне. Энтузиазм Геринга объясняется глубокой верой в харизматичное руководство Гитлера. Все планы могут быть воплощены в жизнь, считал Геринг, потому что «благодаря гению фюрера вещи, которые казались абсолютно невозможными, очень быстро становятся реальностью»‹13›.

Подобное отношение, под девизом «нет ничего невозможного», типично для Геринга — неисправимого авантюриста. «Среди всех крупных нацистских лидеров Герман Геринг казался мне самым симпатичным, — пишет в мае 1937 года сэр Невил Гендерсон, посол Великобритании в Берлине. — Во время любого политического кризиса он был беспощаден, как на войне. Однажды он сказал мне, что англичане, которые вызывают у него подлинное восхищение, — это пираты, такие как Фрэнсис Дрейк, и он упрекал нас в том, что мы стали слишком цивилизованными. Фактически, он сам был типичным жестоким пиратом, но при этом обладал некоторыми привлекательными качествами, и я должен откровенно сказать, что испытывал к нему настоящую личную симпатию»‹14›.

В октябре 1936 года Геринг был назначен ответственным за выполнение четырехлетнего плана, целью которого было подготовить Германию к войне. Согласно этому плану Германии предстояло увеличить расходы на вооружение и уменьшить зависимость от импортного сырья, поддерживая при этом достойный уровень жизни населения. Справиться с подобной задачей было бы не под силу даже опытному экономисту. Что уж говорить о бывшем летчике, который как то раз весело признался, что ничего не понимает в экономике, но при этом обладает «неукротимой волей»‹15›.

Невзирая на явное отсутствие глубокого ума, Геринг был невероятно ценен для Гитлера. С самой первой встречи в том уже далеком 1922 году Геринг полностью признал харизматичное лидерство Гитлера. В результате он вошел в узкий круг людей, знавших о том, что Гитлер планирует спровоцировать войну. Другим человеком, осведомленным о масштабах планируемого военного конфликта, был Вальтер Дарре. Он, как и Геринг, был горячим сторонником жесткой линии политики нацистов. В начале 1936 года он заявил официальным лицам Reichsnährstand, «Имперского земельного сословия»: «Регион, самой природой предназначенный для расселения немецкого народа, — это территория от восточных границ нашего рейха до Урала. На юге она ограничивается Кавказом, Каспийским и Черным морями, а также водоразделом, который отделяет бассейн Средиземного моря от Балтийского и Северного морей. Мы поселимся в этом регионе в соответствии с законом, согласно которому высшая нация всегда имеет право захватить земли низшей нации и владеть ими»‹16›.

Гитлеру было известно, что в его правительстве есть люди, которые, в отличие от Геринга и Дарре, не верили в его харизматичную гениальность. Среди них, например, был президент Рейхсбанка и министр экономики Ялмар Шахт, который начинал терять власть в результате постоянных склок по поводу раздела власти, которые устраивали должностные лица, работающие над четырехлетним планом. Он ушел с поста министра экономики в 1937 году, а на смену ему пришел более уступчивый нацист, Вальтер Функ. Тем не менее в борьбе со своим двойным врагом (который в его понимании был единым, объединенным врагом) — иудаизмом и большевизмом — Гитлер понимал, что главной силой, на которую он сможет опереться, должна быть армия. Он уже завоевал доверие и восхищение министра обороны Вернера фон Бломберга, расправившись с Ремом и СА. Действительно, Бломберг фактически боготворил Гитлера. Карл Бем-Теттельбах, адъютант Бломберга в 30-е годы, вспоминает, что его шеф возвращался со встреч с Гитлером преисполненный энтузиазма по поводу всех его идей — больших и малых. «К примеру‹17›, — вспоминает Бем-Теттельбах, — Гитлер рассуждал о своей службе во время Первой мировой войны… и вспоминал, как впереди на коне ехал капитан, а за ним 100 или 110 человек тащили тяжелые походные мешки. „Современную войну так не ведут, — говорил Гитлер. — Капитан должен идти пешком, а лошадь должна тянуть телегу, на которой лежат походные мешки“». Бломберг был в восторге от этого заявления, как, впрочем, и от всех других, исходивших от Гитлера.

Бломберг и остальные военные руководители не были толком осведомлены о том, насколько глубок антисемитизм Гитлера и нацистов. К примеру, Людвиг Бек, начальник Генштаба сухопутных войск, в письме своему другу утверждал, что вопрос о том, кого из евреев исключать из ассоциации военных ветеранов, а кого нет, «должны решать сами члены ассоциации, и делать это с большим тактом»‹18›. Он также писал: «Я знаю, что зачастую бывшие офицеры запаса, не являющиеся арийцами, добровольно уходят в отставку для того, чтобы не подвергать неприятностям ни себя, ни других». Таким образом, Бек попытался представить антисемитизм нацистов просто как проверку хороших манер.

«Существовали определенные антисемитские настроения в Англии, Франции, Италии и Германии, — говорит Иоганн-Адольф Кильмансегг, тогда молодой армейский офицер. — Но это не имело ничего общего с фундаментальной концепцией уничтожения евреев… И хотя принимаемые по отношению к ним меры становились все более жестокими [в тридцатые годы], никто не мог себе даже представить, во что все это выльется»‹19›. Тем не менее действия армейского руководства в поддержку нацистского режима в этот период зашли значительно дальше, чем описываемый Кильмансеггом «традиционный» антисемитизм. Высшее командование, включая Людвига Бека, согласилось с тем, чтобы офицеры проходили инструктаж по «расовой гигиене» и «расовой биологии»‹20› в соответствии с нацистской идеологией.

И все же армейские офицеры, такие как Бломберг и Бек, были в принципе согласны с Гитлером по поводу существования большевистской угрозы и также считали, что Германия должна бороться за свою независимость — даже если для этого придется завоевывать восточные страны в поисках новых земель для империи. Впереди лежал долгий путь: от принятия этой идеи до достижения поставленной цели. В связи с этим Гитлер активно использовал свою старую концепцию — стремление «исправить ошибки Версальского договора», которое, как дымовая завеса, должно было скрывать его истинное желание — развязать войну с СССР. В то время практические последствия военного вторжения на территорию Советского Союза в ближайшие несколько лет вводили в ужас многих немецких офицеров. А вот попытка аннулировать условия Версальского договора казалась гораздо менее пугающей. К примеру, Людвиг Бек в речи, произнесенной в присутствии Гитлера в октябре 1935 года в Kriegsakademie, выразил надежду на то, что немецкие офицеры правильно понимают свой «долг» перед «шефом вермахта [то есть Адольфом Гитлером], который прилагает все усилия для того, чтобы сбросить „оковы Версаля“»‹21›.