Нацисты. Предостережение истории - читать онлайн книгу. Автор: Лоуренс Рис cтр.№ 5

Однако нужно стараться избегать однозначных оценок. Поскольку всем известны реалии Освенцима, легко прийти к заключению, будто бы в то время Германия была единственной страной, где процветал антисемитизм. На самом деле это было не так. И хотя антисемитизм существовал, но обычно, по словам Ойгена Левине, «это не было проявлением того антисемитизма, который склонял людей поджигать синагоги». Зная, что случилось в Германии при нацистах, трагичным является факт, что после Первой мировой войны какое-то количество евреев бежало из Польши и России в Германию с целью укрыться от антисемитизма, процветающего в тех странах. «Восточные евреи», как правило, были менее ассимилированы, чем другие немецкие евреи, и поэтому вызывали больше проявлений антисемитизма. Детство Бернда Линна, который впоследствии стал офицером СС, прошло в Германии в начале 1920-х годов, и его антисемитизм питался тем, что он воспринимал, как «чуждое» поведение «восточных евреев» в отцовской лавке: «У нас было много покупателей евреев. Они слишком много себе позволяли. В конце концов, они ведь были у нас гостями, но не вели себя надлежащим образом. Разница была слишком очевидной между ними и евреями, давно здесь осевшими, с которыми у нас были хорошие отношения. Ведь все эти приехавшие сюда восточные евреи вообще не ладили с живущими здесь западными евреями. Их манера держаться у нас в магазине все более увеличивала мое неприятие их». Бернд Линн радостно признался нам, что ребенком швырял петардами в евреев на школьной площадке, а еще они с одноклассниками придумали такое развлечение (это ему нравилась больше всех) – бросать евреям в почтовые ящики нарисованные «билеты в Иерусалим в один конец».

Фридолин фон Шпаун сразу после Первой мировой войны был уже достаточно взрослым, чтобы вступить в один из отрядов фрайкора. Как и Бернд Линн, он также поддерживал нацистскую партию и тоже имел личные претензии к евреям. «Если бы евреи несли нам что-то хорошее, все было бы нормально, – говорит он. – Но они нас надували. Они сколачивали состояние, а потом объявляли себя банкротами и исчезали с набитыми карманами. Поэтому я считаю вполне естественным широкое распространение антиеврейских настроений». Фридолин фон Шпаун продолжает без капли иронии: «В течение жизни и, еще даже будучи ребенком, я много сталкивался с евреями и должен выразить им личный упрек: ни один из тех, кого я встретил, не стал моим другом. Почему? Не по моей вине. Я ничего против них не имел. Я всегда отмечал, однако, что они лишь используют меня. И это – раздражало. Так что я не антисемит. Я просто их не понимаю».

На все эти высказывания Ойген Левине реагирует достаточно откровенно: «Я не могу особо возмущаться тем, что есть абсолютно не обоснованным. Назвать это несправедливостью означает придавать этому слишком много значения. Ну разве это не говорит об их заблуждении? Когда два человека совершают одну и ту же ошибку и один из них еврей, тогда они говорят: кто же это, как не еврей? Что ж, это для них типично – чего еще можно ожидать. Проклятый еврей». А если это англичанин, то вы говорите: «Странно, это не свойственно англичанам». В конце концов, существуют сотни анекдотов об этом самом отношении. О том, как говорят антисемиты: «Вот еще одно надругательство со стороны евреев, не считая того, что вы, евреи, потопили “Титаник”. А еврей отвечает: “Позвольте, это же смешно. “Титаник” потопил айсберг”. А тот говорит: “Айсберг, Гринберг, Голдберг, все вы, евреи, одинаковы”».

Вот в условиях такой общественно-политической ситуации 12 сентября 1919 года тридцатилетний ефрейтор немецкой армии по имени Адольф Гитлер пришел на заседание Немецкой рабочей партии (Deutsche Arbeiterpartei, DAP) в Зале ветеранов войны в пивной «Штернекерброй» (Sterneckerbräu) в Мюнхене. Его туда послал капитан Карл Майр, начальник отдела агитации Баварского командования рейхсвера, с целью разнюхать, что это за партия. На этом заседании Гитлер, взволнованный речью некоего лектора, который призывал к отделению Баварии от Германии, разбил его аргументы, продемонстрировав блестящие ораторские способности. Слесарь Антон Дрекслер, который основал эту правую партию около девяти месяцев назад, сразу же пригласил Гитлера в нее вступить.

Кто же был этот человек, который в тот вечер в пивной «Штернекерброй» начал свой путь в историю? В течение первых тридцати лет он ничем не выделялся, разве что только своими странностями. Плохо учился в школе, провалился при поступлении в Академию изобразительных искусств в Вене; его единственным успехом в жизни была солдатская служба в годы Первой мировой войны, когда за отвагу он был награжден Железным крестом первой степени.

Сведения о жизни Гитлера до его появления на заседании в пивной «Штернекерброй» отрывочны. Одним из основных источников является его собственный рассказ от 1924 года в «Майн кампф». Здесь он пишет, как перед Первой мировой войной, гуляя по Вене, «я начал пристально присматриваться к евреям… И чем больше я приглядывался к ним, тем рельефнее отделялись они в моих глазах от всех остальных людей… Разве есть на свете хоть одно нечистое дело, хоть одно бесстыдство какого бы то ни было сорта, и прежде всего в области культурной жизни народов, в которой не был бы замешан по крайней мере один еврей?» Эти знакомые слова подтверждают идею, которую Гитлер хотел нам навязать, что вот человек, который с самого начала утвердился в своем антисемитизме. Но так ли это? Недавно доктором Бриджит Хаман была написана одна из наиболее интересных работ о венском периоде жизни Гитлера. Она поставила перед собой задачу до мельчайших подробностей проверить личные данные людей, с которыми Гитлер контактировал в мужском приюте, где временно проживал. Выводы оказались поразительными: «Картина венской жизни, которую Гитлер рисует в “Майн кампф”, не точна. Он утверждает, что стал антисемитом в Вене, но при тщательной проверке данных того времени, можно убедиться, что, напротив, он подружился со множеством, с невероятным множеством евреев, как в своем приюте, так и через посредников, которые продавали его картины». Она установила также, что ни один из массы евреев, с которыми у Гитлера были замечательные отношения в его венский период жизни, не упоминал, чтобы Гитлер проявлял антисемитизм в тот период до 1913 года. Напротив, говорит доктор Хаман, Гитлер предпочитал продавать свои картины еврейским посредникам, «поскольку они не боялись рисковать»6.

Это важное открытие. Оно указывает на тот факт, что Гитлер хотел, чтобы мы поверили в его, полубожественную сущность, сам не будучи в ней уверенным. На самом деле его, как и любого другого, вынесли на поверхность конкретные обстоятельства. По мнению доктора Хаман, в Вене Гитлер «не причинял никому зла. Он был законопослушным гражданином, рисовал, чтобы свести концы с концами, сравнительно неплохие рисунки. Был безобидным человеком». События, превратившие этого «безобидного человека» в Гитлера, которого узнала история, были теми же, что нарушили покой всей Германии – Первая мировая война и ее незамедлительные последствия. Для того чтобы придать какой-то смысл новым обстоятельствам своей жизни, Гитлер, согласно утверждению доктора Хаман, вспомнил предсказания неистовых австрийских антисемитов и сам начал следовать их примеру.

Для политической философии Гитлера вообще характерны заимствования. Большую часть своих аргументов он попросту украл у других. Но, наверное, он знал, что «великий человек» не ворует идеи. И это склонило его заявить о зарождении своего чудовищного антисемитизма в Вене, а не выводить его из общего чувства ненависти и ощущения того, что тебя предали, испытываемого миллионами людей в 1918–1919 годах.