Путин после майдана. Психология осажденной крепости - читать онлайн книгу. Автор: Татьяна Чеснокова cтр.№ 26

По мнению Быкова, отличную модель российской государственности дали братья Стругацкие в «Улитке на склоне». Но Дмитрий Быков не остановился на описаниях ужасов этой вечной разделенности, а не побоялся заняться поисками выходов из тупиковой ситуации. Эта позиция выгодно отличала его от практически всех выступавших в течение двух дней.

Дмитрий Быков считает, что Россия была близка к выходу из порочного круга бинарности в начале семидесятых, когда выросла роль «посредника» между «городом» и «болотом» – интеллигенции (не в нынешнем, а в советском понимании этого слова). Интеллигенция, вышедшая из народа, не утратившая с ним живых связей, но при этом знающая современные реалии, устройство власти, умеющая формулировать и выражать требования народа, – спасение России. И, как полагает Быков, Россия в период семидесятых была близка к смене структуры общественной жизни, к общественной гармонизации.

Отражение этого – и в литературе того времени, и в движении бардовской песни, и в общей мягкости и одухотворенности атмосферы жизни тех лет. Дмитрию Быкову кажется, что мы не использовали тот полувековой давности шанс, и нам неизбежно придется вернуться в то время, чтобы попробовать разыграть его снова. Иначе – нарастающее противостояние богатых и бедных, власть имущих и бесправных, образованных и невежественных, хозяев и крепостных, чиновников и ненавидящей их паствы.

Кроме того, Быков предложил два варианта общенародных проектов, которые, на его взгляд, могли бы сплотить страну.

Первый – новый рывок в Космос, с задачей, например, освоения Марса.

Второй – создание лучшей в мире системы образования. Второе, как кажется, могло бы быть технологическим выходом из мировоззренческого тупика сегодняшней России. Если поставить задачу создать систему образования, основанную на всем лучшем, что есть в мире, и охватить ею всех российских детей, мы неизбежно получим народ другого формата, – который самим своим качеством реформирует российское бытие в лучшую сторону.

Правда, встает вопрос, для какого общества должна готовить детей такая школа? Может ли она работать, не понимая, какое общество – конечный потребитель ее продукта? Но вопрос не так безнадежен, как может показаться, – российских детей можно и нужно готовить для успешной и эффективной жизни в рамках современной цивилизации в целом, заказчик может быть расширен – со страны до Земли.

* * *

Следующая часть дискуссии была обозначена не менее провокационно: «Модернизация через культуру и неизбежность национализма».

Эта тема оказалась для аудитории весьма мучительной. Пугало страшное слово «национализм». Хотя, конечно, недавний отказ западных идеологов от мультикультурализма и попавшая в связи с этим под сомнение толерантность придали разговору невиданную мягкость. Один из докладывавших по вопросу – Максим Соколов (обозреватель журнала «Эксперт») – даже предложил задуматься, что нам важнее: внешняя коммуникация (с другими странами) или внутренняя. Если для нас внешняя политика важнее, чем внутренняя, если мы больше озабочены тем, как воспринимаемся в мире, тогда национализм играет отрицательную роль. Если же мы ориентированы на внутреннее сплочение и единство, тогда национализм может быть даже полезен. Еще пару лет назад за такую постановку вопроса в подобной аудитории закидали бы помидорами…

Интересно выступил заместитель председателя Внешэкономбанка, бывший сенатор Сергей Васильев, рассказавший о нашем партнере по БРИК – Бразилии. Там, по мнению Васильева, процветает позитивный мобилизующий национализм – убежденность и народа, и элит в том, что их страна – лучшая в мире Если же пока еще что-то и не так, то надо навалиться всем миром и решить эту проблему, а не искать, куда бы отъехать. Бразилия, по мнению Васильева, – один из наиболее сильных конкурентов России в группе быстро развивающихся стран.

Ярким событием этого дня стало неформальное выступление министра иностранных дел, члена СВОП, Сергея Лаврова. Ярким не в том смысле, что выступление было зажигательным, просто сама фигура представителя власти оттягивала на себя интерес и эмоции собравшихся. К тому же Лаврову задали много вопросов, пытаясь понять генеральный вектор движения страны – куда, собственно, нас пытаются вести?

И тут беспрерывно всплывало слово «Запад». Если не на Запад, то куда?

Сергей Викторович ответил на это, что вступать в Запад, как в колхоз, мы ни в коем случае не будем. И Запад, который постоянно говорит, что более близкие отношения с Россией возможны только на условиях принятия нами западных ценностей, такого одностороннего шага от нас не дождется. Возможно только взаимное движение навстречу. Западная ветвь христианской цивилизации должна воссоединиться с восточной в равноправном союзе. Постановка вопроса, безусловно, подкупает. Но вот вопрос: в каком отношении Запад, по мнению российского руководства, должен продвинуться в нашу сторону? Если у нас мировоззренческий, моральный и психологический кризисы.

Я вовсе не хочу сказать, что у нас все плохо, а на Западе чудесно. Это не так. Но мы упорно не можем разобраться со своим идеологическим и прочим имуществом, скопившимся от предыдущих общественных формаций, поэтому наши позиции (в отличие от западных) слабо прописаны. Если бы Запад даже и хотел пойти нам навстречу, не очень понятно, по какой дороге. Мы сами не можем понять и сформулировать свои сильные стороны. Удивительным показалось видение Лавровым ситуации с частной жизнью, человеческим капиталом в нашей стране. Сославшись на Машу Липман (!), Лавров сказал, что, по ее оценке, никогда еще в частной жизни российские граждане не имели столько свободы. И он полагает, что людям надо дать время насладиться этой свободой частной жизни – напутешествоваться, насмотреться, наесться, напокупаться всего. А потом уже эти люди заинтересуются политикой и вернутся в общественную жизнь.

Маша Липман, как объяснил один из коллег, – работница московского представительства американского фонда Карнеги. Почему для выражения своего отношения к общественной ситуации в России министр апеллирует к Маше Липман? Объяснение может быть только одно – в своих собственных оценках он не уверен, а ориентируется на тот самый Запад, в который вступать, как в колхоз, мы не будем…

Оценивая первый день дискуссии в целом, невозможно не отметить гнетущее впечатление, которое производила неспособность ораторов перейти от эмоционального описательства к осмыслению и вскрытию причин происходящего – с тем чтобы сделать какие-то выводы и наметить пути преодоления нехороших тенденций. Вообще сама по себе культурная матрица в том контексте, в котором она обсуждалась на СВОПе, – это все же предмет психологов, а не литераторов. Смена языка с публицистического на научный могла бы способствовать пониманию скрытых пружин тех явлений и особенностей психологии россиян, по поводу которых сокрушались выступающие. Более того, это могло помочь понять, как эти особенности психологии превратить в сильные, а не слабые стороны общества.

* * *

Второй день ассамблеи, когда речь пошла о русском языке, показал, что профессиональный разговор по теме дает больше пользы, чем разведение идеологических костров на том месте, где должны быть письмена науки.