Игры политиков - читать онлайн книгу. Автор: Дик Моррис cтр.№ 43

Страница

Пока Миттеран собирал жатву со своих достижений во внешней политике, Ширак ломал голову над тем, как справиться с постоянно растущей безработицей дома. Но это и была, как неустанно подчеркивал Миттеран, его, Ширака, проблема. В конце концов, разве он не дал своему премьеру карт-бланш в осуществлении экономической политики? И если она буксует, приходится ли в том винить Миттерана — государственного деятеля?

Подобно тому как триангуляция позволила Клинтону составить программу, основанную на системе социально-нравственных ценностей, и тем самым, поднявшись над партийными разногласиями, обратиться ко всей Америке, Миттеран прибег к той же политике, и на месте партийного лидера и идеолога появился лидер нации. «Стратегия, основанная на разделении власти, которой Миттеран следовал в 1986 — 1988 годах, — отмечает Норткат, — предоставила ему уникальную возможность существенно откорректировать свой имидж. Теперь он вел себя как президент, не имеющий более партийных привязанностей, как третейский судья всего народа».

Были и другие совпадения. В 1996 году Клинтон сознательно изменил свой образ: на месте любителя гамбургеров, похожего на сотни тысяч таких же, как он, появился человек в строгом темном костюме — почтенный лидер нации; и таким он оставался по крайней мере до появления Моники Левински. Равным образом, отмечает Норткат, «сожительство способствовало росту популярности Миттерана. Он сделался отцом нации, беспристрастным арбитром, архитектором промышленной модернизации, защитником стабильности». При этом Миттеран продуманно создал себе образ человека — объединителя, преисполненного решимости защищать конституцию, ставящего ее выше любых партийных интересов.

Вновь обретенную уверенность в себе Миттеран подчеркивал еще и тем, что держал соотечественников в напряжении относительно своих будущих президентских амбиций. Пока Ширак метался из стороны в сторону, Миттеран твердо представлял себя миру бесспорным лидером Франции, а дома всячески избегал участия в политических сварах.

Рейтинг его популярности, упавший с 48 процентов в 1981 году до 33 в 1985-м, подскочил через три года до отметки 56. Согласно исследованию, проведенному к шестилетней годовщине его избрания, 58 процентов французов считали, что это был правильный выбор. Согласно тем же опросам, его президентский рейтинг уступал только деголлев-скому.

С приближением даты выборов Миттеран начал вялую кампанию, охотно предоставляя Шираку рыть могилу самому себе. Президент, отмечает Жюль Френд, «не озаботился составлением списка новых предложений для Франции. Он вел кампанию как кандидат, которому люди просто должны верить… От социалистического прошлого Миттеран не отрекался, однако более всего упирал на стремление объединить французов, заразить их трезвой решимостью достойно встретить экономические вызовы 1990-х годов… построить сильную Францию в объединенной Европе».

В результате пришел политический триумф. За Миттерана проголосовали не только левые, но и умеренные, и даже часть правых, которые предпочли его заметавшемуся Шираку. Не прошло и двух лет после тяжелого удара, пережитого в 1986 году, как Миттеран вновь праздновал победу, опередив соперника на 14 пунктов.

Отчасти Миттеран выиграл, потому что перестроил свою деятельность. Передав повседневные дела премьер-министру, он сумел вырасти как политическая фигура. Занимаясь возвышенным и отдавая мирское на откуп союзнику, он укрепил свой авторитет и расширил популярность. Поучительнейший урок для любого, кто имеет дело с корпоративными структурами — абсолютная власть может привести к абсолютной катастрофе, и случаются времена, когда лучше всего отступить в сторону, и пусть выкручивается кто-нибудь другой.

Тем не менее, отмечая успешное применение триангуляционной стратегии, важно подчеркнуть, что все трое — и Клинтон, и Миттеран, и Буш — сохранили верность своей политической базе. По-настоящему никто из них свой электорат от себя не оттолкнул. Просто они нашли способ переиграть политических оппонентов, используя их собственное оружие.

При всем при том триангуляция — это вовсе не стопроцентная гарантия успеха. Возьмем для примера случай Нельсона Рокфеллера, бывшего губернатора штата Нью-Йорк и вечного кандидата на президентский пост, — ему предстояло убедиться, что сдвиг влево от основного течения означает политическое забвение.

Вполне могло бы показаться, что неограниченные финансовые возможности, громкое имя, шестнадцатилетний стаж работы на посту губернатора самого крупного в ту пору по населению штата, харизма, отличный аппарат, наконец относительная симпатия со стороны прессы — всего этого вполне достаточно для избрания президентом, особенно при неоднократных попытках. Тем не менее Нельсон Олдрич Рокфеллер, этот аристократ до кончиков ногтей, трижды (в 1960, 1964 и 1968 годах) боролся за право представлять республиканскую партию на общенациональных выборах и трижды проигрывал. И даже когда после вынужденных отставок Ричарда Никсона и Спиро Агню Джералд Форд назначил его вице-президентом, Рокфеллер продержался всего два года и на первом же съезде был забаллотирован.

В чем же дело? Ведь Рокфеллер триангулировал. Но именно его стремление стереть идеологические различия — то самое стремление, что столь удачно осуществили Миттеран, Клинтон и Буш, — сыграло с ним злую штуку, положив конец политической карьере. В чем же, повторяю, состояла его ошибка? Какой урок можно извлечь из его падения? В чем сила и в чем ограниченность триангуляции как политической стратегии? И чему может научить его поражение тех, кто сомневается в самой идее?

По нынешним меркам Рокфеллер далек, очень далек от типичного республиканца. Но в 1950 — начале 1960-х годов крыло Голдуотера — Рейгана еще составляло в республиканской партии явное меньшинство. Господствовало старое наследие либерализма, в этом смысле рядом с Рокфеллером стояли такие деятели, как губернаторы Пенсильвании и Массачусетса Билл Скрэнтон и Фрэнк Сарджент. Сенатор от той же Пенсильвании Хью Скотт координировал силы республиканцев-либералов в верхней палате парламента, а сенаторы Джейкоб Джавитс (Нью-Йорк), Мак Мэтиас (Мэриленд) и Клиффорд Кейс (Нью-Джерси), как правило, голосовали по гражданским правам и иным щекотливым для республиканцев вопросам одинаково с либералами из другого лагеря вроде Хьюберта Хамфри (демократ от Миннесоты). Партия сдвигалась влево, отвергая консерватизм, исповедовавшийся в 1920—1930-е годы, когда Франклин Делано Рузвельт и Гарри Трумэн наносили республиканцам одно за другим болезненные поражения. Пять раз подряд они проиграли — такого еще не было в американской истории. Претенденты, поднявшиеся на поверхность в 1940— 1950-е годы, Уэнделл Уилки, Томас Дьюи и Дуайт Эйзенхауэр — все они уже были умеренными, все интернационалисты, отстаивавшие гражданские права и большинство социальных программ. Они тяготели к центру и всячески стремились замазать межпартийные различия. Такого же разлива республиканцем был и Нельсон Рокфеллер.

В ту пору географический центр партии находился на северо-востоке, в Нью-Йорке, точнее говоря — на Уоллстрит. Так что, когда Нельсон Рокфеллер впервые задумался о карьере публичного политика, он обратил свои взоры к традиционной твердыне демократов — креслу губернатора штата Нью-Йорк. Именно из Капитолия в Олбани катапультировался в Белый дом Франклин Рузвельт, и именно там губернаторы новых призывов Эл Смит и Херберт Леман ковали либеральный образ своей партии. Губернатор штата Нью-Йорк, которому Рокфеллер собирался бросить вызов, такой же мультимиллионер, как и он, живший в соседнем особняке на Гудзоне, Аверелл Гарриман также намеревался использовать свое положение в президентской гонке 1956 года.

Страница