Если б я был русский царь. Советы Президенту - читать онлайн книгу. Автор: Евгений Сатановский cтр.№ 34

Повторим: у всех, кроме мусульман, религиозные войны кончились давно. У евреев – во II веке нашей эры. У христиан – в XVII. Кто первый встал, того и тапки. Ислам не хуже и не лучше, он просто моложе, чем его ближайшие родственники, почему и продолжает бурлить, когда те уже успокоились. Это вовсе не значит, что евреи и христиане с означенных эпох перестали враждовать, интриговать и устраивать всяческие неприятности в своей собственной среде. Напротив. Просто большие войны устраивались по другим поводам, а из-за веры резаться всерьез, на государственном уровне, стало неприлично. Погромы – сколько угодно. Притеснения – за милую душу. Ограничения – будьте любезны. В том числе и в светочах демократии: Британии и Соединенных Штатах. Но не так массово и с постепенным переходом к более цивилизованным формам взаимной неприязни, которая во времена новейшие никуда не делась, но в мире западном замаскирована политкорректностью. Тем не менее соперничества никто не отменял, и разгорается оно в первую очередь за души. Заметим, что на этом рынке спрос куда больше предложения. Ссылаться на советскую власть и воинствующий атеизм бесполезно, они лишь проявили кризис, но не были его причиной. В дореволюционной России практика поведения клира и его близость к власти подвели прочную базу под все послереволюционные гонения на религию. Скорее уж запреты на нее во времена вегетарианские способствовали широкому распространению в среде интеллигенции и бюрократии, озабоченной поиском корней, романических иллюзий по ее поводу, рассеявшихся по мере знакомства с церковной практикой у многих верующих. Не преминем заметить, что касается это кого и чего угодно, включая мечети, синагоги и дацаны.

Подвижников и святых в любой религии намного меньше, чем необходимо. Хотя РПЦ за 20 постсоветских лет сделала для упрочения своего положения в стране все, что могла, и некоторое из того, что было сделано, воистину было подобно чуду, но конкуренты не дремали. Протестантизм и католичество и до революции имели в России прочные корни – достаточно оценить число и уровень старинных храмов. В новые времена, с распространением Интернета и открытием границ, миссионеры всех возможных сект, церквей и общин получили массу возможностей. Не стоит заблуждаться: истинно верующих в стране всегда было мало. Те, для кого религия была модой или средством поиска своего круга общения, нашли в костелах, кирхах и молельных домах то, что искали: сопричастность к современному христианству. При всех своих достоинствах, ничуть не менее значимых, чем активно обсуждаемые ее критиками недостатки, назвать РПЦ современной церковью не взялся бы никто. Речь не о модных веяниях, вроде рукоположения священников-гомосексуалистов, священников-женщин или проведения однополых браков. Проведя много времени в жестких дискуссиях со сторонниками этих девиаций, автор признает их полное право иметь свое личное мнение по этому поводу, однако полагает, что церковь или синагога с такого рода новациями храмом быть перестают и превращаются в вертеп или феминистский клуб. Желающие посещать вертеп или клуб с любой степенью регулярности имеют полное конституционное право делать это: Приказ тайных дел в России давно закрыт. Речь о том, что и самые ортодоксальные из церквей, когда они, сталкиваясь с изменением реальности, теряют паству, борются за нее, меняя стиль общения с аудиторией. На чем Реформация и выиграла у католичества, хотя и Рим в борьбе за выживание немало изменился. Мелочь – но показательная: в беседах с русской публикой, принявшей католичество или протестантизм, слишком часто, чтобы быть случайностью, всплывает упоминание возможности сидеть во время службы. Для церкви феодальной – ересь. Тут царь, бояре и дворянство, а при них – сидеть?! Для современной – норма жизни. Тем более что среди верующих стариков все больше, а свое они уж точно отстояли.

Как бы то ни было – конкуренция острая, запретительными мерами ничего не добьешься, а вполне благостная на первый взгляд статистика лукавит. Исторически, этнически и цивилизационно подавляющая часть населения страны на самом деле идентифицирует себя именно с православием. Как, впрочем, с баней, березками, медведями, Волгой и Сибирью. Что ни о чем не говорит, как ни о чем не говорит число формально крещеных и даже посещающих время от времени храм. Церковь, мечеть, синагога и любой другой религиозный институт влияет на более или менее постоянной основе только на тех, кто в нее ходит регулярно, полагая частью своей жизни. Не говоря уже о тех, кто последовательно исполняет все налагаемые этим институтом ограничения и придерживается прописанных в его правилах норм. Что в отечественном христианстве дает нам максимум 5–7 %, в исламе – 8 – 10 %, а у евреев и вовсе 1–3 % от численности населения, которое себя полагает принадлежащим к той или иной конфессии. То есть храм построить можно, и по праздникам он даже не будет пустовать, но не более того. Это к вопросу об иллюзиях власти в отношении возможностей религиозных объединений влиять на умонастроения людей. Тем более что для подавляющей массы верующих и абсолютного большинства любого клира обряды во многом подменяют веру в Бога. Последнее не просто важно – но, как в свое время говаривал Владимир Ильич, архиважно.

Обряд и вера – не просто не одно и то же, но иногда прямая противоположность друг другу. Обряд – иллюстрация и агитпроп, он может оттенить, привлечь и развлечь, но вере он не адекватен и веру не заменит. На таран и амбразуру гонит вера – не обряд. Перекрестившись, совершив намаз или сказав «Шма Исраэль», это сделать легче – если веришь. Число готовых ради веры пойти на подвиг и на смерть, поделенное на количество тех, кто полагает себя людьми верующими, демонстрирует, в какой мере государство может полагать религиозные объединения опорой власти. Коэффициент понятен. Времена Ивана Сусанина и Кузьмы Минина не вернуть. Притворяться, что это не так, бессмысленно. Хотя с точки зрения имитационной проблем нет. Когда вместо образования – ЕГЭ, молодежной политики – «Наши», а модернизации – «Сколково», так и с религиозным самосознанием все хорошо, и на этом основании можно строить такие госпроекты, как духовность и национальная идея. Бюджет все стерпит. Клир получит какое-никакое вспомоществование, приходы на кормление и крышу над головой, а в случае особого везения – ключи от «Мерседеса». Паства – шанс на утешение, поскольку священнослужитель во многом выполняет функции психотерапевта, вне зависимости от того, умеет ли он их исполнять профессионально. Лучшие – умеют, дай им Бог здоровья и терпения.

Скептики в очередной раз спросят, есть ли в этой церкви (мечети, синагоге, кирхе… – нужное подчеркнуть) Бог? Хотя с тем же успехом можно спросить, а где он вообще есть? Но что точно не прокатит – самодержавие, православие и народность, как три ножки табуретки, на которую власть может сесть – отдохнуть от трудов праведных. Было уже. Помазанника Божия, он же самодержец всероссийский, сначала предали и продали – все, кто мог, включая церковные власти. Затем заставили отречься, то есть свергли. И в конце концов убили. Духовности и национальной русской идее это ничуть не помешало. Мучеником его, разумеется, признали, но как-то «через власть» – три поколения спустя. Если это и есть вся необходимая к выполнению задача – ее потомки нынешних людей веры несомненно выполнят. Беда лишь в том, что те, кто возлагает на них задачу укрепления государственных институтов и лояльности к этим институтам населения, скорее всего, такой задачи не ставят. Охота была им при жизни планировать собственную панихиду! Засим, что государству от религии нужно, институты, ее представляющие, государству не дадут. Что институтам нужно от властей – они возьмут авансом. Сочтутся в царствии небесном – как обычно. Прав был Марк Твен – веселый умница Самуэль Клеменс, который не терпел попов. Хотя и среди них бывают исключения.