Прибыль на людях - читать онлайн книгу. Автор: Ноам Хомский cтр.№ 13

Особенно поучительным примером служит реакция на первый демократический эксперимент Гватемалы. В этом случае документы частично доступны, поэтому нам известно многое об идеях, направлявших американскую политику в отношении этой страны. В 1952 году ЦРУ предупреждало, что «радикальная и националистическая политика» правительства снискала «поддержку или молчаливое согласие почти всех гватемальцев». Правительство «мобилизовало бывшее до сих пор политически инертным крестьянство» и создавало «массовую поддержку нынешнего режима» посредством орга низаций трудящихся, аграрной реформы и прочих политических действий, «отождествлявшихся с революцией 1944 года», которая пробудила «мощное национальное движение с целью освободить Гватемалу от военной диктатуры, социальной отсталости и «экономического колониализма», которые были свойственны модели прошлого». Политика демократического правительства «получала поддержку и одобрение со стороны большинства политически сознательных гватемальцев и соответствовала их личным интересам». Разведка Госдепартамента сообщала, что демократическое руководство «настаивало на сохранении открытой политической системы», тем самым позволяя коммунистам «расширить их операции и эффективно воздействовать на различные группы населения». Эти недуги демократии были излечены военным переворотом 1954 года и установившимся с тех пор царством террора, постоянно пользовавшимся широкомасштабной поддержкой США.

Проблема обеспечения «согласия» возникла и в международных организациях. Поначалу ООН служила надежным орудием американской политики и вызывала большой восторг. Но деколонизация породила то, что впоследствии назвали «тиранией большинства». Начиная с 60-х годов XX века, Вашингтон взял на себя инициативу по наложению вето на резолюции Совета Безопасности (Британия была второй, а Франция на некотором отдалении третьей) и голосовал в одиночестве или с несколькими государствами-сателлитами против резолюций Генеральной Ассамблеи. ООН впала в немилость, и начали появляться здравые статьи с вопросами о том, почему мир «противостоит Соединен ным Штатам»; мысль о том, что Соединенные Штаты могут противостоять миру, чересчур причудлива, чтобы ее поддерживать. Отношения США с Международным судом и прочими международными организациями претерпели аналогичную эволюцию, к чему мы еще вернемся.

Мои комментарии по поводу мэдисоновских корней господствующих понятий демократии грешат несправедливостью в одном важном отношении. Подобно Адаму Смиту и прочим основоположникам классического либерализма, Мэдисон по своему духу был мыслителем докапиталистического и антикапиталистического склада. Он ожидал, что правителями станут «просвещенные государственные мужи» и «благожелательные философы», «чья мудрость может наилучшим образом разглядеть истинные интересы их страны». А также, что они будут «совершенствовать» и «обогащать» «взгляды народа», охраняя подлинные интересы страны от «злонамеренности» демократического большинства, но просвещенным и благожелательным образом.

Вскоре Мэдисон получил урок совершенно иного свойства: «зажиточное меньшинство» начало использовать обретенную власть во многом так, как за несколько лет до этого предрекал Адам Смит. Это меньшинство было полно решимости проводить в жизнь то, что Смит называл «подлой максимой» хозяев: «Всё для нас и ничего для других». В 1792 году Мэдисон предупреждал, что возникающее развитое капиталистическое государство «заменяло мотив общественного долга мотивом личной выгоды», что привело к «реальному господству немногих под личиной мнимой свободы многих».

Он порицал «дерзкую развращенность сего века», когда частные собственники «становятся преторианской бандой правительства его орудиями и тиранами одновременно, подкупленными его щедротами и внушающими ему благоговейный страх громкими протестами и заговорами». Они бросают на общество тень, которую мы называем «политикой», комментировал впоследствии Джон Дьюи. Один из крупнейших философов XX века и ведущая фигура североамериканского либерализма, Дьюи подчеркивал, что демократия практически лишена содержания, если жизнью страны управляет большой бизнес, контролирующий «средства производства, обмен, рекламное дело, транспорт и связь и подчинивший себе прессу, журналистов и различные средства рекламы и пропаганды». Помимо этого, он утверждал, что в свободном и демократическом обществе рабочие должны быть «хозяевами своей трудовой судьбы», а не инструментами, нанятыми своими хозяевами, эти идеи можно проследить вплоть до классического либерализма и эпохи Просвещения, они непрерывно всплывали в народных движениях и в США, и в других странах.

За прошедшие 200 лет произошло много изменений, но предупреждения Мэдисона стали лишь более уместными и приобрели новый смысл с установлением великих частнособственнических тираний, которых наделили мощнейшей властью в начале XX века. Сперва это сделали суды. Теории, предназначенные для оправдания этих «коллективных правовых субъектов», как иногда их называют историки права, основаны на идеях, которые лежат в основе также фашизма и большевизма: права этих субъектов выше и значительнее, чем права личностей. Эти «коллективные правовые субъекты» пользуются значительными льготами, предоставляемыми им государством; более того, эти «коллективные правовые субъекты» по сути дела повелевают государствами, оставаясь, по выражению Мэдисона, «и орудиями, и тиранами». Они установили прочный контроль над национальной и международной экономикой, равно как и над информационной системой и системой идеологических представлений общества. Это положение дел напоминает еще об одном предупреждении: «народное правительство без народной информации или средств ее получения это лишь пролог к фарсу или к трагедии, а то и к тому, и к другому».

Теперь взглянем на доктрины, хитроумно изготовленные ради насаждения современных форм политической демократии. Они с большой точностью изложены в важном учебнике по PR-индустрии, написанном одной из его ведущих фигур, Эдуардом Бернайсом. Он начинает с замечания о том, что «сознательная и разумная манипуляция организованными привычками и мнениями масс является важным элементом демократического общества». Ради выполнения этой основополагающей задачи «разумные меньшинства должны использовать пропаганду непрестанно и систематически «, потому что только они «понимают ментальные процессы и социальные модели в массах» и могут «дергать за веревочки, управляющие общественным мнением». Потому-то наше «общество и согласилось с тем, что его руководство и пропаганда организовали свободную конкуренцию», другой случай «согласия без согласия». Пропаганда снабжает руководство меха низмом «формирования мнения масс», чтобы «массы применили свою вновь обретенную силу в желательном направлении». Руководство «может муштровать каждый элемент общественного мнения подобно тому, как армия муштрует тела своих солдат». Такой процесс «изготовления согласия» является самой «сутью демократического процесса», писал Бернайс незадолго до того, как в 1949 году был награжден за свои работы Американской Психологической Ассоциацией.

Важность «контроля над общественным мнением» признавалась с растущей отчетливостью по мере того, как народным движениям удавалось расширять процесс демократизации, тем самым породив то, что либеральные элиты называют «кризисом демократии»: население, обыкновенно пассивное и апатичное, становится организованным и стремится выйти на политическую арену, чтобы реализовать собственные интересы и требования, угрожая тем самым стабильности и порядку. Как объяснил проблему Бернайс, «всеобщее избирательное право и школьное обучение… в конце концов, привело к тому, что простого народа стала страшиться даже буржуазия. Ибо массы обещали сделаться королем», но была надежда, что эту тенденцию удастся повернуть вспять по мере того, как изобретались и внедрялись новые методы «формирования мнения масс».