Братство спецназа - читать онлайн книгу. Автор: Сергей Самаров cтр.№ 4

Виноват в таком положении вещей, конечно же, сам Оленин. По долгу службы ему приходилось встречаться с людьми самыми разными. Николай Сергеевич карьеру делал головокружительную. О нем уже начали говорить в высших сферах. «Вечный двигатель» в образе жены не давал остановиться ни на минуту. И этот «вечный двигатель» жестко потребовал – подумай, что будут о тебе говорить, если узнают, что дружишь с уголовником. Какое отношение будет на работе, у начальства?

Этот разговор произошел накануне встречи Оленина с Лосевым. И во время разговора с бывшим командиром слова жены постукивали в голове самозаводным часовым механизмом. Потому, должно быть, и не получилась беседа, не нашлось достаточно теплых слов, которые невидимо скрепили бы их, как это было там, в Афгане. И ни одному, ни другому не захотелось встретиться вновь.

3

Обедать Николай Сергеевич Оленин обычно ездил домой. Он любил свой дом, любил свою жену, которая ко времени его приезда, как правило, появлялась сама.

Татьяна умела удачно совмещать свой бизнес – ее фирма вела в городе большие строительные работы – с ведением домашнего хозяйства. У Татьяны Олениной были широкие связи во властных структурах еще с советских времен. А чиновники везде остались прежние, с прежними замашками и запросами. С ними ладить глава фирмы умела. Иначе было просто не выжить. Все ответственные городские и областные властные и околовластные люди, депутаты разных мастей желали иметь квартиры не хуже, чем у Олениных – шесть больших комнат в два этажа. Ну, естественно, кому-то по рангу хватало и трех комнат. У каждого свой вес в обществе. Они помогали Татьяне, Татьяна по мере возможности помогала им. Такой рэкет был взаимовыгодным и не носил потный запах беспредела. А от рэкета уголовного фирму прикрывал сам Оленин. Ему это было нетрудно – помог пару раз решить проблемы Совету ветеранов войны в Афганистане, в который он входил в качестве сопредседателя областного отделения.

Четыре комнаты квартиры были на третьем этаже, еще две на четвертом. Вход возможен с каждого, но верхней дверью пользовался только десятилетний сын, который, по сути дела, занимал один две верхние комнаты.

Татьяна была уже дома. Открыв дверь своим ключом, Николай Сергеевич почувствовал с кухни дразнящие запахи жареного мяса.

– Коля, ты? – крикнула жена, не отходя от плиты.

– Нет, это не я, – хмуро ответил Оленин, разулся и, не заглянув даже на кухню, прошел по толстому вьетнамскому ковру к себе в кабинет. Обычно он всегда сначала подходил к жене и она традиционно подставляла щеку для поцелуя.

Николай Сергеевич искал старую записную книжку, где когда-то был домашний адрес Лосева. Вообще Оленин всегда отличался особой аккуратностью и даже некоторой педантичностью. Старые вещи, в которых могла со временем возникнуть надобность, он не выбрасывал и обычно хорошо знал, где и что у него лежит. Но сейчас эта проклятая книжка не находилась.

Татьяна заглянула в дверь, опершись только о косяк плечом. Взгляд недовольный и вопросительный, смотрит как учительница на нашкодившего ученика. Николай Сергеевич говорить ничего не стал, продолжая резко выдвигать ящики письменного стола и секретера, ворча себе под нос. Эта его привычка ворчать всегда сильно раздражала Татьяну.

– Что-нибудь случилось? – спросила она наконец. – Может, помочь?

– Ты не видела зеленую записную книжку?

– Какую еще зеленую?

– Старая. Была у меня несколько лет назад… С глянцевым переплетом. Рисунок стертый. Там адрес очень нужный, не могу найти…

Татьяна недовольно пожала плечами. Ей не нравилось, когда муж проявлял характер. Хозяйничать в доме и повышать голос ей хотелось только одной.

– Я разве когда-нибудь интересуюсь твоими бумагами? Я такую даже не помню.

И торопливо ушла на кухню, где что-то зашипело на плите. Шаги ее толстый коридорный ковер глушил полностью.

Книжка не нашлась. А сам адрес Оленин элементарно забыл. Помнил только район и приблизительно улицу. Он был в этой квартире лишь однажды. На следующий день по возвращении из Афгана. Навестил мать Сохатого и оставил у нее фигурку из желтоватой слоновой кости – единственную вещь командира, которую не успели забрать офицеры военной прокуратуры. Небольшая, сантиметров двадцать в высоту фигурка изображала танцующую обнаженную женщину. Изделие явно не афганское. Ислам запрещает изображать животных и людей. Да и поза танца говорила, что сделано это в Индии. Память. Командир любил сидеть вечерами и рассматривать танцовщицу. Пальцем гладил ее. Но об этом Оленин не рассказывал матери. Он почти не разговаривал с ней, потому что не мог найти слов для объяснения ситуации. Да и сам ее толком объяснить не мог – даже себе. Мать, старая больная женщина, конечно, спрашивала. А он стеснялся случившегося и потому ушел торопливо. Сам Лосев в то время находился в ташкентском СИЗО. Ждал суда.

Это было двенадцать лет назад. Если бы он хоть раз за последние годы навестил командира, то смог бы сейчас найти дом. Все-таки память у бывшего разведчика хорошая, профессиональная. Но не довелось в гости сходить. Это было неприятно, потому что разыскивать по прокурорским каналам, обращать на себя чье-то внимание и связывать свое имя с именем Сохатого он пока, до конкретного выяснения, не хотел из осторожности. Случайностей бывает много. И любое нечаянно произнесенное слово, фамилия, прозвучавшая из его уст, может Оленину повредить. Завистников хватает и без того, и каждый надеется вовремя ногу подставить. Слишком быстро продвигается он по службе, чтобы не иметь врагов.

Сохатый…

Через пару лет после освобождения Лосева, когда они встретились в кафе, Николай Сергеевич не взял у командира адрес, сказал, что у него есть. Сам же он тогда жил в другой квартире. Может быть, он тот адрес и говорил, сейчас не помнит. Но командир в гости не заходил. И не звонил даже…

1

Холодный ветер шел из Китая. Северо-восточный затяжной и нудный «калсай», как называют его местные киргизы, живущие в Таджикистане. Непосвященному это казалось даже странным. Северо-восточный, и вдруг из Китая. Казалось, что там, на северо-востоке, за Киргизстаном и Казахстаном лежит Россия. Но так думается, когда не знаешь всей извилистости границы в горах Памира. В Китае, в краю, заселенном уйгурами, ветер проносился над очень пыльным хребтом Майдантаг, перепрыгивал через перевалы, петлял, без визы пересекал границу. Потом, набираясь холода, идущего с вершин Заалийского хребта, сворачивал на высокий, но более равнинный Восточный Памир.

Шлагбаум на посту Каракуль стучал под порывами ветра о боковую стойку и действовал этим стуком на нервы. Старший прапорщик Заремба только что закончил телефонный разговор с начальником Мургабского погранотряда, сложил и спрятал на грудь, под теплый бушлат, миниатюрную трубку спутникового телефона. Он сам себе нравился, когда по этому телефону разговаривал.

– Они едут. Готовься, – только и сообщил полковник. – Смотри, надеюсь на твои артистические способности. Не подведи… Как жена?