Тайны Великой смуты - читать онлайн книгу. Автор: Александр Широкорад cтр.№ 76

Послал Пожарский грамоты и в далекую Сибирь с уведомлением о новгородских делах и с требованием прислать выборных для совета насчет избрания шведского королевича.

Переговоры со шведами и разосланные по русским городам грамоты с призывом ехать в Ярославль выбирать королевича могут навести на мысль, а не хотел ли действительно Пожарский посадить на московский трон принца Карла-Филиппа, брата нового шведского короля Густава II Адольфа? Начнем с того, что шведский принц был для Руси куда предпочтительнее королевича Владислава. Шведы почти сто лет, как отказались от крестовых походов на Русь. Карл-Филипп и его брат были протестантами, а не фанатиками-католиками, как Владислав и Сигизмунд. А у русских с протестантами всегда были куда менее напряженные отношения, чем с католиками.

В отличие от поляков король Карл IX и шведские феодалы не были агрессорами. Поначалу они добросовестно хотели помочь России. И за то, что Польша не была повержена, вина целиком и полностью лежит на Василии Шуйском и его окружении, а не на Карле IX и Якобе Делагарди. После свержения царя Василия, когда злейший враг Карла IX Сигизмунд попытался овладеть всей Россией, шведы предприняли наиболее разумную меру для обеспечения своей безопасности — попытались посадить на московский престол своего королевича, а в случае неудачи — захватить северные земли России. Захват Новгорода, Корелы, Ингерманландии и Кольского полуострова можно считать при желании агрессией, что и делали советские историки, но вполне резонно можно считать и созданием защитного барьера у шведских границ против агрессии Сигизмунда.

За приезд шведского принца в Россию Густав Адольф требовал часть северных русских земель. Кстати, эти земли уже контролировались его администрацией, и без большой войны шведов оттуда выбить было нельзя. Если бы молодой шведский принц принял православие, то он мог быстро обрусеть и стать хорошим правителем, во всяком случае, не хуже Миши Романова.

Таким образом, как шведский король, так и жители украинских и сибирских городов считали избрание Карла-Филиппа делом реальным и полезным для русского государства. Но совсем иного мнения придерживался Дмитрий Пожарский, водивший за нос и шведов, и своих соотечественников.

В середине июня 1612 г. в Ярославль прибыл проездом возвращавшийся с персидским посольством от шаха Абасса посол австрийского императора Рудольфа II Юсуф Григорович. Он был принят Пожарским. В ходе светской беседы всплыл как-то сам собой вопрос о кандидатуре на московский престол императорского брата эрцгерцога Максимилиана. Документально неизвестно, кто первым «сказал мяу» про Максимилиана, но вряд ли это мог сделать посол, не имевший на то санкции императора и отсутствовавший в Вене несколько лет.

Пожарский заявил Григоровичу, что русские Максимилиана «примут с великой радостию». Посоветовав послу возвращаться на родину морским путем через Архангельск, так как сухой путь через Литву был небезопасен, Дмитрий Михайлович передал с ним императору следующую грамоту: «Как вы, великий государь, эту нашу грамоту милостиво выслушаете, то можете рассудить, пригожее ли то дело Жигимонт король делает, что, преступив крестное целованье, такое великое христианское государство разорил и до конца разоряет, и годится ль так делать христианскому государю! И между вами, великими государями, какому вперед быть укрепленью кроме крестного целованья? Бьем челом вашему цесарскому величеству своею землею, чтоб вы, памятуя к себе дружбу и любовь великих государей наших, в нынешней нашей скорби на нас призрели, своею казною нам помогли, а к польскому королю отписали, чтоб он от неправды своей отстал и воинских людей из Московского государства велел вывести».

В тексте грамоты не было упомянуто о Максимилиане, но устно Григорович должен был передать официальное предложение Пожарского.

Историк С. М. Соловьев писал об этой грамоте: «Озабоченные великим и трудным делом, обращая беспокойные взоры во все стороны, нельзя ли где найти помощь, начальники ополчения вспомнили о державе, с которою прежние цари московские были постоянно в дружественных сношениях, которой помогли деньгами во время опасной войны с Турциею; эта держава была Австрия. Вожди ополчения по неопытности своей думали, что Австрия теперь захочет быть благодарною, поможет Московскому государству в его нужде». [55]

Теперь эти высказывания повторяет каждый, кто пишет о Пожарском, да еще и не ставит кавычек. На самом деле воевода не был столь неопытен. Заметим, что австрийские императоры издавна добивались союза с Россией против Польши. В 1514 г. император Священной Римской (Австрийской) империи Максимилиан 1 предложил Василию III частичный раздел Польши между Австрией и Московией так, чтобы к Австрии отошла Силезия, а к Московии — Киев с областью. Это было первое по времени предложение такого рода. Позднее они повторялись периодически. Так, к примеру, в 1572 г. император Максимилиан II обратился к Ивану Грозному с предложением устроить полный раздел Польши. При этом Великую Польшу, Мазовию, Куявию и Силезию присоединить к Австрийской империи, а Литву и ее земли (Белую и Малую Русь и Подляшье) — к Московскому царству.

Итак, Пожарский пытался устроить Польше войну на два фронта (как в 1939 г!) при довольно большой вероятности успеха. Однако по ряду причин, в том числе из-за турецкой угрозы, Рудольф II не выступил против Польши. Однако сам факт ведения переговоров ярославского правительства с австрийским императором был замечен в Польше и стал серьезным аргументом у радных панов против королевской войны с Россией.

А внутри страны толки о брате шведского короля и брате императора Священной Римской империи создавали Пожарскому большой пропагандистский эффект. Ну, предположим, собрали вожди ополчения в Ярославле собор представителей всех русских городов, а кандидатура одна — стольник Пожарский. А других нет, я уже говорил, сколь несерьезны были знатные лица, собравшиеся под знаменем второго ополчения. И получилось бы, что Пожарский избрал сам себя. А тут лучшие в Европе кандидаты — эрцгерцог и принц. Другой вопрос, если собор обнаружит у каждого из них принципиальные недостатки. Ну, тогда простите, по всей Европе искали, ничего лучшего не нашли, больше некому царем быть, как Дмитрию Михайловичу.

В июне 1612 г. из Новгорода Великого в Ярославль приехали послы — игумен Вяжицкого монастыря Геннадий, князь Федор Одоевский и несколько представителей дворян и посадских людей. 26 июня они предстали перед Пожарским и, по обычаю, начали речь с изложения причин Смуты:

«После пресечения царского корня все единомысленно избрали на государство Бориса Федоровича Годунова по его в Российском государстве правительству, и все ему в послушании были; потому от государя на бояр ближних и на дальних людей, по наносу злых людей, гнев воздвигнулся, как вам самим ведомо. И некоторый вор чернец, сбежал из Московского государства в Литву, назвался…»

Тут видно, что послы хотели связать гнев Годунова на ближних и дальних людей с появлением самозванца, как причину со следствием. Упомянув о последующих событиях, о переговорах вождей первого ополчения с Делагарди, у которого с Бутурлиным «за некоторыми мерами договор не стался, а Яков Пунтусов новгородский деревянный город взятьем взял, и новгородцы утвердились с ним просить к себе в государи шведского королевича», послы уведомили, что этот королевич Карл-Филипп братом и матерью отпущен насовсем и теперь уже в дороге и, надо думать, скоро будет в Новгороде. Послы кончили речь словами: «Ведомо вам самим, что Великий Новгород от Московского государства никогда отлучен не был, и теперь бы вам также, учиня между собою общий совет, быть с нами в любви и соединении под рукою одного государя».