Огненный перевал - читать онлайн книгу. Автор: Сергей Самаров cтр.№ 64

– Товарищ подполковник… Генерал слышит меня?.. Хорошо, товарищ подполковник… Я понимаю, что вы не можете отменить приказ свыше… И понимаю, чем мне грозит нарушение приказа… Да, да, спасибо, товарищ подполковник… До связи… Связь будет, когда мы вернемся…

* * *

Командир роты молчал больше минуты, опустив руку с наушниками и глядя себе под ноги. Никому ничего объяснять не желал. Потом встряхнулся, оглядел палатку и сказал категорично:

– Выступаем. Савин, со своим взводом остаешься. Через границу прорвалась банда, состав сорок два человека. Семь человек пограничники подстрелили, остальные тридцать пять идут ускоренным маршем в нашу сторону. Сможешь сдержать?

– Не пропустим, командир. Пулеметы развернуть не долго. Другая сторона круче этой и проход уже. Там вообще не прорваться…

– Ну, и отлично. А мы выступаем…

– А что там за генерал был? – спросил Савин.

– Какой-то генерал из ФСБ… – отмахнулся Полуэктов.

– А что ему надо?

Капитан опять замер, как недавно с наушниками. Помолчал, потом все же ответил:

– Генерал дал категоричный приказ держать перевал, не пропустить прорвавшуюся группу, и ни одному солдату ни в коем случае не разрешил покидать перевал и вступать в Змеиное ущелье. Чтобы нашего духу там не было… Так, сволочь, и сказал…

– То есть?..

От удивления я тоже забыл о строгой армейской субординации и вмешался в разговор офицеров, который меня, по большому счету, не касался и вообще не должен был бы происходить в присутствии солдата. И уж тем более капитан ни при каких обстоятельствах не должен был в присутствии солдата назвать генерала сволочью. Хотя только сволочь и могла дать такой приказ. Их мое возмущение, впрочем, не возмутило, поскольку они сами были возмущены приказом генерала.

– Вот тебе, Максим, и то есть… ФСБ какие-то там свои, видимо, штучки проводит… Как раньше, рассказывают, КГБ проводило… А наши парни там погибнуть могут… На это им наплевать…

– А имеет право этот генерал нам приказывать? – поинтересовался Савин.

– Комбат сказал, что приказ получен из Москвы.

– А что сам комбат?

Комбата, как я знал, наши младшие офицеры уважали сильно. От него они не ждали несправедливости. Но я тоже могу себе представить положение комбата, которому запрещают спасать своих подчиненных, когда он имеет к этому возможность.

– Ничего конкретного… – вздохнул капитан. – Сказал, что нарушение приказа грозит мне большими неприятностями. И только… Ладно, не будем время терять… Пойдем за неприятностями. А ты здесь нас подстрахуй…

И протянул руку к своему бронежилету, разложенному на раскладушке.

– Товарищ капитан, опять комбат… – радист снова протянул наушники.

– Слушаю, товарищ подполковник, – мрачно и даже зло начал Полуэктов. – Да… Готовлюсь выступать в Змеиное ущелье… Понял, товарищ подполковник… Так точно… Конечно…

Он внезапно выпрямился, словно принял стойку «смирно».

– Все нормально будет, товарищ подполковник… Мы все за вас встанем… Каждый офицер… – капитан посмотрел на меня. – И каждый солдат…

И передал наушники радисту.

– Что? – спросил Савин.

– Генерал с гипнотическим взглядом уехал, комбат подумал и дал приказ выступать в ущелье возможными силами, но не оставлять перевал без прикрытия. Игнорирование московского приказа он берет на себя. Говорит, все равно уже пора на пенсию.

– Это он… – сказал с заметным уважением лейтенант Савин. – Комбат…

Я взялся за свой автомат.

– Ты только его к левому плечу не прикладывай, – посоветовал прапорщик-фельдшер. – А то рана может открыться. На круглые раны нормальный шов не наложишь… При перенапряжении срываются…

* * *

Вот, мама, наступил, кажется, последний, завершающий момент во всех задержках моих на пути к тебе. Осталось совсем немного пройти, потом дождаться вертолета и вылететь в Ханкалу, а оттуда уже самолетом до Москвы, из Москвы, тоже самолетом, полечу к тебе…

Конечно, на целые сутки я задержался… Но я знаю, мама, ты потерпишь, несмотря на то что всегда была такой нетерпеливой… Нам с тобой только и остается, что терпеть… У меня наш прапорщик-фельдшер спросил сразу: «От госпитализации, конечно, откажешься?» Естественно, я отказался. Какая может быть госпитализация, если мне надо к тебе спешить… И в три раза была бы рана сильнее и опаснее, я все равно к тебе бы спешил… Потому что ты, моя единственная родная душа, ждешь меня…

Я доставил тебе в жизни немало огорчения только тем, что не хотел быть таким, каким ты меня хотела видеть. Ты хотела меня видеть особенным, а я был обыкновенным… Тогда я тебе не умел еще сказать, но теперь я знаю, что из особенных, как правило, ничего особенного не получается. А из обыкновенных получаются личности… Даже я сейчас, мама, стал личностью… Тебе это трудно понять, потому что ты другими категориями привыкла мыслить, но в этом не вина твоя, а твоя беда… Но ты не волнуйся, я не буду тебе это объяснять, чтобы не расстраивать тебя…

Главное, что я спешу к тебе, и мы скоро увидимся…

* * *

Хоть и говорят те, кто в горах работал, что спускаться труднее, чем подниматься, но это утверждение относится, наверное, не к проложенным по долинам и ущельям тропам. Наверное, на скалу взобраться легче, чем с нее спуститься, и на вершину, может быть, тоже, однако мы спускались в Змеиное ущелье гораздо быстрее и с меньшими проблемами, чем я только час назад, когда задыхался от долгой и быстрой ходьбы, но все же шаг за шагом преодолевал не слишком крутой, но затяжной подъем.

Неприятно удивило отсутствие на месте моего бронежилета. Показал место капитану.

– Не ошибся?

– Точно запомнил…

– Значит, кто-то из убегающих боевиков захватил…

Но без бронежилета идти было легче. Я бы вообще мог, наверное, еще много пройти, как мне казалось. Однако, начала сильно беспокоить рана в плече. Странное дело: когда я получил ее, ощутил только удар в спину и не сразу даже сообразил, что это пуля. Догадался только после того, как почувствовал липкую и горячую кровь на спине. Но рана оказалась сквозная, и кровь, которая и спереди текла, пусть и была такой же горячей и липкой, совсем не ощущалась почему-то кровью. Хотя выходное отверстие у пули всегда бывает больше входного. А я заметил выходное отверстие только тогда, когда стал окровавленную куртку снимать. Но и тогда же, и потом, когда рану фельдшер обрабатывал, я почти не чувствовал боли. Правда, фельдшер два обезболивающих укола мне сделал. Это, наверное, сказалось. А теперь, когда уже добрая треть пути позади осталась, рана начала гореть. Наверное, и лицо у меня горело, потому что капитан Полуэктов, державший меня постоянно рядом с собой, поскольку мой родной взвод остался прикрывать перевал от предполагаемого удара с тыла, несколько раз на меня посматривал довольно внимательно.