Бояре Романовы в Великой смуте - читать онлайн книгу. Автор: Александр Широкорад cтр.№ 60

Власть «царя Димитрия» в Тушине была номинальной. Главной силой в таборе являлись поляки, возглавляемые с весны 1608 г. гетманом Романом Наримунтовичем Ружинским (Рожинским). Имя-отчество пишу не из пиетета, а из-за того, что в войске Лжедмитрия было еще два Ружинских – полковник Адам и командир роты Александр.

Летом 1608 г. на службу к Лжедмитрию II прибыла новая партия «панов рокошан» во главе с Яном (Петром) Сапегой, двоюродным братом литовского канцлера Льва Сапеги. Поначалу поляков у Лжедмитрия II было около 6 тысяч, позже их число возросло до 15 тысяч.

К весне 1608 г. в войске Тушинского вора оказалось 2020 запорожцев. Их начальниками были Гриц (700 человек), Под-видзавский (750 человек), Ростенецкий (500 человек) и Лис (100 человек). Как видим, большей частью запорожцев в Тушине командовали польские шляхтичи Подвидзавский и Рос-тенецкий, а меньшей – атаманы Гриц и Лис. Откуда взялись два последних персонажа – неизвестно. В конце правления Сигизмунда III малороссийские казаки убили «королевского атамана Грицька»*. Видимо, тушинец Гриц и этот Грицько были одним и тем же лицом. Несколько позже запорожцы разошлись по разным польским отрядам. Несколько сотен запорожцев были в отряде пана Александра Лисовского – отпетого бандита, приговоренного в Польше к смерти.

По данным участника событий польского полковника Осипа Будилы, под началом атамана Ивана Заруцкого служили 5 тысяч донских казаков. Об этом персонаже стоит сказать особо. Родом Иван Мартынович Заруцкий, по одним данным, из Тарнополя, а по другим – из Москвы. В детстве он был захвачен крымскими татарами. Иван провел несколько лет в Крыму, а затем бежал к донским казакам, у которых скоро стал атаманом. Грамоты царевича Димитрия, отправленные на Дон, увлекли и Ивана Мартыновича. Есть сведения, что он с первым самозванцем пришел в Москву. После гибели Лжедмитрия За-руцкий вернулся на Дон, но вскоре он, теперь уже в войсках Болотникова, был вновь под столицей. Вместе с Болотниковым он сидел в осаде в Туле, но потом был послан на поиски все еще не являвшегося «царя Дмитрия», во имя которого боролись осажденные. В Стародубе Заруцкий нашел нового самозванца, примкнул к нему и стал близким ему человеком. Зимой, чтобы набрать новые силы, Заруцкий побывал на Дону и весной 1608 г. привел в Орел пять тысяч казаков. Тут еще раз стоит напомнить, что к числовым данным современников о величине казацких отрядов следует относиться осторожно.

Значительную часть «донских казаков» Заруцкого составляли воровские казаки, в основном те, кто подался в казаки уже после начала противоборства Лжедмитрия II с Василием Шуйским. А.Л. Станиславский писал: «"Как вор пошел из Староду-ба», начал казачью службу зарайский крестьянин С. Петров, с 1607/08 г. был казаком «тульский жилец» К. Матвеев, в Тушине в казачьей станице «с бедности беспоместной» находился бывший каширский сын боярский С.Д. Молохов. «Новоприборные» казаки наряду с донскими и украинскими упоминаются в войске Лжедмитрия II осенью 1608 г.»*.

Тушинскому вору служили и отдельные представители русской аристократии, среди которых доминировали Романовы и их родня. Почему я говорю «отдельные»? Да потому, что крупных отрядов русских дворян в Тушине не было и реальной военной силой Боярская дума не обладала.

Зато тушинский патриарх и дума создавали иллюзию законной власти Лжедмитрия II и его сброда. Именно они управляли, хотя очень бестолково, землями, признавшими власть Тушинского вора.

Особо весомыми были грамоты патриарха Филарета. Увы, современным историкам известна только одна из его грамот. В ноябре 1608 г. Филарет посылает Яну Сапеге благословение и просит дозволить Юрьевскому соборному протопопу освятить храм в Киржацком монастыре, разоренном ратными людьми. Не зная, как назвать Сапегу, то ли полковником, то ли гетманом (от немецкого слова «гауптман» – начальник), Филарет называет его «великим господином».

Любопытно, сохранилась лишь грамота, посланная поляку, зато исчезли многие десятки, если не сотни других грамот и различных актов, подписанных тушинским патриархом или связанных с его деятельностью. А ведь патриаршествовал Филарет больше полутора лет. Нетрудно догадаться, что все эти документы были уничтожены по воле самого Филарета или его потомков. Вот если бы нашлась хоть одна грамота, где говорилось бы о споре патриарха с царьком или польским «гауптма-ном» или «печалование» за какого-нибудь осужденного, то эту грамоту с умилением цитировали бы наши историки уже не менее трех веков.

Как я уже говорил, Кошкины – Захарьины – Романовы были предельно осторожны. И сейчас в ходе противостояния Лжедмитрия II и Василия Шуйского они не «жгут мостов» и «не кладут все яйца в одну корзину». Большая часть родни и глава клана – в Тушине, а где боярин Иван Никитич, инокиня Марфа и стольник Михаил Федорович? В Москве!

О жизни инокини Марфы после ее возвращения в Москву Гришкой Отрепьевым историкам ничего не известно. Судя по всему, она жила в Москве. Хотя существует любопытный документ от 27 ноября 1608 г. «Отписка устюжан к вычегодцам… о пленении митрополита Филарета»: «…литовские де люди Ростов весь выжгли и людей присекли, и с Митрополита с Фило-рета сан сняли и поругалися ему, посадя де на возок с женкою да в полки свезли»*. Ну, «в полки» надо понимать – в тушинский табор, а как насчет «женки»? То, что это была бывшая жена Ксения (Марфа), маловероятно. Может быть, любовница Филарета? Не с одними же «малыми» старец развлекался?

Тут надо заметить, что Романовы не были исключением по сравнению с другими знатными родами. Сергей Соловьев писал: некоторые, «целовавшие крест в Москве Шуйскому, уходили в Тушино, целовали там крест самозванцу и, получив у него жалованье, возвращались назад в Москву. Шуйские принимал таких ласково, так как раскаявшийся изменник был для него дорог: своим возвращением он свидетельствовал перед другими о ложности тушинского царя или невыгоде службы у него. Возвратившийся получал награду и от Шуйского, но вскоре отправлялся опять в Тушино требовать жалованье у Лже* Тушинский вор. Личность, окружение, время. Документы и материалы / Сост. В.И. Кузнецов, И.П. Кулакова. М.: Издательство Московского университета, 2001. С. 368.

Царь Василий больше не рискует назначать воеводой Ивана Никитича, но тронуть кого-либо из клана Романовых боится. Даже патриарх Гермоген в своих воззваниях к народу отзывался о Филарете, что не своею волею, а по нужде тот находится в Тушине, и за это патриарх молит о нем Бога.

дмитрия. К примеру, собирались родные и знакомые за одним столом, вместе обедали, а после обеда одни отправлялись ко двору к царю Василию, а другие ехали в Тушино. Оставшиеся в Москве были спокойны: если одолеет тушинский царек, думали они, то у них есть родные и друзья, служившие Лжедмитрию II, которые их защитят, если же одолеет царь Василий, то они за свою родню заступятся. На улицах и площадях громко обсуждали события, не боясь, превозносили тушинского царя, радовались его успехам. Многие знали людей, которые, оставаясь в Москве, поддерживают самозванца, но не доносили о них Шуйскому, а тех, которые доносили, называли клеветниками и шепотниками. На сильного боялись доносить, ибо у него найдется много заступников, без воли которых Шуйский не мог казнить изменника. Но на слабого, не имеющего покровительства, доносы к царю шли постоянно. И виноватые наказывались, вместе с виноватыми наказывались иногда и невинные»*.