Почему евреи не любят Сталина - читать онлайн книгу. Автор: Яков Рабинович cтр.№ 54

читать книги онлайн бесплатно
 
 

Онлайн книга - Почему евреи не любят Сталина | Автор книги - Яков Рабинович

Cтраница 54
читать онлайн книги бесплатно

Гринберг в свое время закончил историко-филологический факультет Варшавского университета, стал заместителем наркома просвещения Союза коммун Северной области (так назывались тогда Петроград с губернией) и на этом поприще оказывал помощь и содействие бедствовавшим в то время литераторам и деятелям искусства, в том числе М. Горькому, А. Н. Толстому, С. А. Есенину, К. И. Чуковскому, В. И. Немировичу-Данченко и другим знаменитостям. Непосредственное знакомство Гольдштейна и Гринберга произошло в конце 1941 г. в Ташкенте, в эвакуации. Гринберг много и часто рассказывал новому другу о Михоэлсе, который в то время тоже находился со своим театром в узбекской столице, однако лично представиться последнему Гольдштейн тогда не смог. Их первая встреча состоялась уже в Москве в 1945 г. в Еврейском театре, куда Гольдштейн был приглашен на вечер памяти, посвященный 30-летней годовщине со дня смерти И. Л. Переца — еврейского писателя, жившего в Польше и приходившегося Гольдштейну дядей. Выступив с докладом, Михоэлс подошел к сидевшему в зале Гольдштейну и, представившись, попросил его чаще бывать в театре.

После столь мимолетного свидания их контакты возобновились только осенью 1946 г., когда Гринберг привел Гольдштейна в Еврейский антифашистский комитет на Кропоткинскую, 10. Там состоялся уже продолжительный и серьезный разговор, в том числе и о знакомых Гольдштейну родственниках Сталина со стороны второй жены.

Существует версия, что такой интерес к родственному окружению вождя был вызван у Михоэлса тем, что посредством него он надеялся, информируя о положении евреев в СССР, как-то повлиять на правителя и со временем склонить того к принятию мер, направленных против усилившегося в годы войны антисемитизма. Видимо, для достижения этой цели руководитель ЕАК попросил своего собеседника при случае расширить соответствующий круг знакомств, включив в него Светлану Сталину и Григория Морозова [101] .

В годы войны и в первые послевоенные годы не только Михоэлс, но вся еврейская московская элита воочию убедились на собственном опыте, что целенаправленная антиеврейская кампания происходит с правительственных верхов, и главный «дирижер» ее — Сталин.

Тем более что у Михоэлса был прямой выход на Молотова и Лозовского, которых он неоднократно информировал как в устном, так и в письменном виде о положении в стране с антисемитизмом, о проблемах, с которыми столкнулось советское еврейство на Украине, в Белоруссии и других регионах в первые послевоенные годы. То, что журналистов, писателей интересовали семейные интриги и похождения самого вождя для публикаций в зарубежной американской прессе, это целиком закономерное явление, которое всегда было и будет актуальным для прессы. Если у неформального лидера советского еврейства и существовала надежда как-то повлиять на кремлевскую национальную политику посредством родственников диктатора, то ему вскоре пришлось распрощаться с иллюзиями.

Еще в мае 1947 г. Светлана Сталина и Григорий Морозов неожиданно расстались друг с другом. Собственно, никакого официального развода не было. Просто в один не очень прекрасный для Григория Морозова день его выставили из квартиры в «Доме на набережной». Потом он был приглашен в отделение милиции, где у него отобрали паспорт со штампом о регистрации брака с дочерью Сталина и вручили взамен новый, «чистый». То же самое случилось и с паспортом Светланы. Правда, ее в милицию не вызывали. Все формальности взял на себя брат Василий, который, между прочим, в свое время познакомил сестру с Григорием.

Эта семейная драма произошла наверняка не столько вследствие причин «личного порядка», как писала потом С. Аллилуева, сколько из-за вмешательства ее отца, давно тяготившегося родственными узами, связывавшими его с еврейством. Именно он дал указание «органам» изъять переписку дочери с Морозовым, чтобы потом похоронить ее в своем архиве в Кремле. Личное благополучие дочери мало что значило для диктатора в сопоставлении с так называемыми государственными интересами, тем более что в качестве главной угрозы этим интересам ему со временем повсюду стал мерещиться грозный призрак еврейского национализма.

С какой варварской жестокостью Сталин расправился со всеми родственниками жены — Аллилуевыми! «Болтали много. Знали слишком много… А это на руку врагу…» — так объяснил Сталин своей дочери причину произошедшего с ее родственниками по матери [102] .

Е. А. Аллилуева, которую Гольдштейн знал еще с 1929 г. по совместной работе в советском торгпредстве в Берлине, первым браком была замужем за братом жены Сталина П. С. Аллилуевым, неожиданно умершим в ноябре 1938 г., как говорили, от сердечного приступа. Начиная с 10 декабря 1947 г. стали арестовывать окончательно вышедших из доверия Сталина его родственников по линии второй жены. Первой 10 декабря взяли Е. А. Аллилуеву, которой вменили в вину то, что она «на протяжении ряда лет у себя на квартире устраивала антисоветские сборища, на которых распространяла гнусную клевету в отношении главы Советского правительства». После нескольких дней следственной обработки с применением мер физического воздействия Е. А. Аллилуева уже 16 декабря показала на допросе, что ее старый знакомый Гольдштейн, заходя периодически в гости, расспрашивал о Сталине, его дочери Светлане и о том, как у нее складываются отношения с Григорием Морозовым. В результате уже через три дня Гольдштейна доставили на Лубянку, причем его арест проводился без санкции прокурора, по личному указанию Абакумова. А вскоре последний получил от Сталина конкретные инструкции, в каком направлении следует вести дальше следствие по этому делу.

Абакумов немедленно довел до сведения заместителя начальника следственной части по особо важным делам В. И. Комарова о том, что Гольдштейн интересовался личной жизнью Сталина «не по собственной инициативе, а что за его спиной стоит иностранная разведка». Поскольку никаких фактических данных, подтверждающих эту версию, не существовало, следствию предстояло их добыть в виде «признания» от арестованного. Для достижения этой цели в ход были пущены все средства, среди которых был и арест жены Гольдштейна М. А. Кржевской.

Другой заместитель начальника следственной части по особо важным делам — М. Т. Лихачев сразу же по ознакомлении с указом Кремля вызвал к себе полковника Г. А. Сорокина, ведущего дело Гольдштейна. И как только тот прибыл на Лубянку из Сухановской тюрьмы, где вел допросы, приказал ему «размотать шпионские связи Гольдштейна и выявить его шпионское лицо». То, что происходило дальше, становится ясным из письменного объяснения, данного Сорокиным 3 января 1954 г. комиссии по расследованию незаконной деятельности абакумовского ведомства:

«…Никаких материалов, изобличавших Гольдштейна в шпионской деятельности, и даже вообще какого-либо дела против Гольдштейна я ни от кого не получал, и, как впоследствии мне стало ясно, такового вообще в МГБ не имелось…

По истечении некоторого времени на допрос Гольдштейна явился Комаров и сказал, что он имеет распоряжение Абакумова о применении к Гольдштейну мер физического воздействия. Это указание Абакумова… Комаров выполнил в тот же вечер при моем участии. На следующий день Гольдштейн в отсутствие Комарова дал мне показания о том, что со слов Гринберга ему известно, что в президиуме Еврейского антифашистского комитета захватили руководство отдельные буржуазные националисты, которые, извращая национальную политику партии и Советского правительства, занимаются несвойственными для комитета функциями и проводят националистическую деятельность. Кроме того, Гольдштейн показал о шпионской деятельности Михоэлса и о том, что он проявлял повышенный интерес к личной жизни главы Советского правительства в Кремле. Такими сведениями у Михоэлса, показал Гольдштейн, интересовались американские евреи…»

Вернуться к просмотру книги Перейти к Оглавлению Перейти к Примечанию