Портной из Панамы - читать онлайн книгу. Автор: Джон Ле Карре cтр.№ 70

Слишком уж много во мне всего накопилось, Мики. Настал твой черед разделить со мной эту тяжкую ношу… Он умолк и перевел дух, к горлу подкатывала икота. Собрался сказать что-то еще, но тут вмешался Мики.

– Гарри, – прошептал он, – клянусь богом, все дело в штанах. Больше ни в чем. В них я выгляжу стариком. Состарившимся прежде времени. И не вываливай на мою несчастную голову всю эту муру. Я и без того знаю тебе цену.

В висках у Пенделя застучало. Он очнулся, огляделся и увидел встревоженные и удивленные лица своих клиентов. Потом перевел взгляд на Мики – тот сжимал в руке брюки из альпаки. В точности таким же жестом прижимал он к груди оранжевые штаны от своей тюремной униформы, точно боялся, что кто-то их отберет. Он увидел Марту, застывшую неподвижно как статуя, на ее изуродованном лице отражались испуг и неодобрение. Он разжал кулаки, опустил руки и выпрямился в полный рост.

– Вот что, Мики. Я доведу эти брюки до совершенства, – уже более мягким тоном заверил он друга. – Совсем не хочу, чтоб мы тут с тобой грызлись. Насчет брюк ты, пожалуй, прав. Да весь мир просто влюбится в тебя в этих брюках! И в пиджаке тоже. И пока что еще не знаю, кто будет платить за этот костюм, ты или я. Как думаешь?

– Господи… – прошептал Мики и оперся на руку Рафи.

Ателье опустело и погрузилось в полуденную спячку, клиенты разошлись. Пора зарабатывать деньги, утешать жен и любовниц, заключать новые сделки, ставить на лошадей, собирать сплетни. Марта тоже исчезла. Наверное, занимается. Сидит, зарывшись в свои книги. Пендель вернулся в раскроечную, включил Стравинского, убрал со стола оберточную бумагу, куски ткани, мелки и ножницы. Открыл свою портновскую книгу на последних страницах, там, где начал вести шифрованные записи. И напрочь забыл о выходке друга, просто не позволял себе больше думать об этом. Муза звала.

Затем вырвал из чековой книжки на пружинке листок разлинованной бумаги, украшенный почти королевской эмблемой дома «Пендель и Брейтвейт». Ниже каллиграфическим почерком Пенделя был выписан счет на имя мистера Эндрю Оснарда, на сумму в две с половиной тысячи долларов и на его домашний адрес в Пайтилла. Пендель разложил чековую книжку на ровной и твердой поверхности стола. Затем взял старую ручку, приписываемую легендой самому Брейтвейту, и архаичным почерком, который он долго вырабатывал, поскольку именно такой был принят в портняжной среде, дописал чуть ниже несколько слов: «постарайтесь оплатить безотлагательно, буду очень обязан», что на условном языке означало, что в чеке кроется нечто большее, чем просто просьба о деньгах. Затем из папки в среднем ящике стола он извлек лист чистой белой бумаги без всяких там водяных знаков (Оснард дал ему целую пачку) и принюхался к ней. Так он делал всегда. Она не пахла ничем. Ну, разве что совсем чуть-чуть, тюремным дезинфектантом.

Ты просто окружен всякими волшебными веществами, Гарри. Чего стоит, к примеру, копирка для одноразового использования.

А что ты делаешь, когда получаешь такой листок?

Проявляю его, дубина, что ж еще, по-твоему?

Где, Энди? И как?

Занимайся своим делом и не морочь голову. В ванной. И заткнись наконец, надоел.

Осторожно наложив копирку на счет, он достал из ящика сверхтвердый карандаш «2Н», тоже подаренный Энди, и начал писать под звучные аккорды Стравинского. До тех пор, пока Стравинский вдруг не стал раздражать его, и он выключил проигрыватель. У дьявола всегда самые сладкие песни, говорила тетушка Рут. Он поставил Баха, но вдруг вспомнил, что Луиза просто обожает Баха, и, снова выключив проигрыватель, работал в благословенной тишине, что было вовсе для него нехарактерно. Выводил слово за словом, приподняв от усердия брови и высунув кончик языка. Мики был забыт, беглость снова взыграла в нем. Он писал и прислушивался, не раздадутся ли за дверью подозрительные шаги или шорох. И постоянно сверялся с иероглифами в портновской книге. Изобретал и обобщал. Организовывал, усовершенствовал. Придавал черты правдоподобности. Искажал факты. Выстраивал порядок из хаоса. Ему так много надо успеть сказать. А времени так мало. Японцы за каждым углом. Китайцы с континента их подстрекают… Пендель парил в небесах. То взлетал на самые вершины, то опускался на дно. То он гений, то раб своего болезненного воображения, то повелитель своего царства, то принц и лакей в одном лице. И черная кошка всегда рядом. И французы, как всегда, участники заговора. Да это настоящий динамит, Гарри, мальчик! Власть гнева, вот он нагнетается, набухает, затем находит выход, и происходит взрыв. И освобождение. Он царь и властелин всего земного, он доказательство величия божьего замысла. Греховное головокружение творца и созидателя, занятого расхищением, воровством, искажением, изобретением. И все это дело рук и мысли всего лишь одного, доведенного до крайности и разгневанного мужчины, жаждущего искупить свою вину. И рядом постоянно бьет хвостом кошка. Так, сменить копирку, смять в комок использованную, выбросить в корзину. Перезарядить и продолжать палить из всех орудий. Вырывать страницу за страницей из портновской книги – и в огонь их, в огонь!

– Кофе хочешь? – спросила Марта.

Величайший на свете конспиратор, оказывается, забыл запереть дверь. В камине за спиной пылал огонь. Обугленные комки бумаги следовало еще растоптать и растереть в порошок.

– Кофе был бы очень кстати. Спасибо. Она затворила за собой дверь. Стояла скованная, на лице ни тени улыбки.

– Помощь нужна?

И избегала смотреть ему в глаза. Он вздохнул.

– Да.

– Что надо сделать?

– Скажи, если бы японцы действительно планировали втайне построить новый канал и заручились поддержкой панамского правительства, как поступили бы студенты, узнав об этом?

– Сегодняшние студенты?

– Ну да, твои. Те, что говорят с рыбаками.

– Устроили бы бунт. Вышли на улицы. Атаковали бы президентский дворец и Законодательное собрание, блокировали бы канал, призвали бы к всеобщей стачке, попросили помощи у других стран региона, начали бы антиколониальный крестовый поход по всей Латинской Америке. Потребовали бы свободы для Панамы. И еще мы подожгли бы все японские лавки и повесили бы всех предателей, начиная с президента. Достаточно?

– Да, спасибо. Уверен, что вполне подойдет. И еще, наверное, собрали бы людей, что живут по ту сторону моста, – задумчиво добавил он.

– Естественно. Студенты – это всего лишь авангард пролетарского движения.

– Мне страшно жаль, что так вышло с Мики, – пробормотал после паузы Пендель. – Не знаю, что на меня нашло. Не мог остановиться.

– Если не можем нанести удар врагу, бьем по друзьям. Тебе, должно быть, это хорошо известно.

– Да, знаю.

– Медведь звонил.

– Насчет статьи?

– Нет, о статье не упоминал. Сказал, что ему надо с тобой повидаться. Срочно. Он на своем обычном месте. И знаешь, он так говорил… точно угрожал.

Бульвар Бальбоа" на Бальбоа Авеню являл собой просторный пивной бар с низко нависающим потолком из полистирена и фонарями в решетчатых деревянных абажурах. Несколько лет тому назад его взорвали, никто уже не помнил, почему. Большие окна выходили на Бальбоа Авеню, за ней виднелась полоска моря. За длинным столом под защитой телохранителей в черных костюмах и темных очках сидел мужчина с тяжелой челюстью, рядом стояла телевизионная камера. Медведь на своем месте, сидит и читает собственную газету. Столы вокруг него пусты. На нем полосатый блейзер от «П и Б» и шестидесятидолларовая шляпа-панама из бутика. Черная пиратская бородка так и блестит, сразу видно, что недавно вымыта шампунем. И к ней очень идут очки в черной оправе.