И пастор их изложил. Возглавляет клинику белоруска, монашка из иерусалимской русской православной общины, женщина добросердечная. «В таких случаях не стоит слишком уж придираться к политическим взглядам», – оправдывал ее пастор. Эта женщина лично встретила Александру в Париже и отвезла ее в Швейцарию. В клинике есть также врач, говорящий по-русски. Девушка благодаря родственным связям матери говорит также по-немецки, но часто отказывается пользоваться этим языком. Упомянутые обстоятельства, а также уединенное расположение клиники и предопределили выбор именно этого места. Денег, которые будут поступать на счет в банк Туна, вполне хватит для оплаты пребывания в клинике и медицинской помощи в пределах тысячи франков в месяц, а также это позволит Григорьеву начать новый образ жизни. Ему добавят денег в случае необходимости; и никаких расписок, никаких квитанций – пастор тут же узнает, если Григорьев попробует мухлевать. Он должен посещать клинику каждую неделю, чтобы платить по счету и узнавать о состоянии девушки; советскому послу в Берне сообщат, что Григорьевым дано секретное задание и он должен смотреть на их деятельность сквозь пальцы.
Затем пастор перешел к вопросу о том, как Григорьеву надлежит поддерживать связь с Москвой.
– Он спросил: «Вы знаете курьера Красского?» Я ответил, мол, естественно знаю: Красский вместе с сопровождающим приезжает в посольство раз, а иногда два раза в неделю. И если вы с ним в хороших отношениях, он может привезти вам из Москвы буханку черного хлеба.
Отныне, заявил пастор, Красский станет встречаться с Григорьевым по четвергам вечером во время своих регулярных посещений Берна – либо у Григорьева дома, либо в кабинете Григорьева в посольстве, но предпочтительно у него дома. Никаких конспиративных бесед, просто Красский будет вручать Григорьеву конверт якобы с письмом от тетки Григорьева в Москве. Григорьев в надежном месте обработает письмо при соответствующей температуре тремя химикалиями, которые свободно продаются на рынке, – пастор их назвал, и Григорьев теперь перечислил их. Когда написанное проявится, продолжал пастор, Григорьев обнаружит перечень вопросов, которые следует задать Александре в очередное посещение. Во время встречи с Красским Григорьев вручит ему письмо, которое тот должен передать его тетушке и в котором он подробно опишет, как поживает его жена, на самом же деле это будет отчет пастору о состоянии Александры. Такой метод называется кодированием. Со временем, если понадобится, пастор снабдит Григорьева всем необходимым для более засекреченных сообщений, а пока достаточно такого вот закодированного письма тетушке Григорьева.
Затем пастор вручил Григорьеву медицинскую справку, подписанную известным московским врачом.
«Пока вы находились здесь, в Москве, у вас случился микроинфаркт, как следствие перегрузки и перенапряжения, – твердо произнес пастор. – Вам рекомендуются регулярные поездки на велосипеде, чтобы улучшить свое физическое состояние. Вас будет сопровождать супруга».
Если Григорьев станет приезжать в клинику на велосипеде или приходить пешком, пояснил пастор, никто не узнает, что у него машина с дипломатическим номером.
И пастор велел Григорьеву приобрести два подержанных велосипеда. Оставалось решить вопрос о том, какой день недели лучше всего подходит для посещения клиники. Обычный день посещений – суббота, но появляться там в это время опасно: там наверняка есть больные из Берна, и «Глазера» могут узнать. Поэтому управляющему сообщили, что по субботам он занят, и в виде исключения договорились на свидания с Александрой по пятницам, во второй половине дня. Посол не станет возражать, но как Григорьев объяснит свое отсутствие по пятницам независимо от того, сколько в посольстве дел?
«Без проблем», – тут же нашелся Григорьев. Всегда можно заменить субботу на пятницу, а потому он просто станет работать вместо пятниц по субботам.
Покончив с исповедью, Григорьев одарил своих слушателей мимолетной сияющей улыбкой.
– По субботам работает также одна молодая дамочка из отдела виз, – он заговорщически подмигнул Тоби. – Так что мы вполне успеваем заняться и личными делами.
На этот раз все рассмеялись менее охотно. Время, отпущенное для разговора с Григорьевым, как и его история, кончалось.
Они снова подошли к тому, с чего начали, и вдруг оказалось, что теперь надо думать только о Григорьеве, о том, как его вести, как обезопасить. А он сидел на диване и улыбался, но самоуверенность постепенно иссякла. Сцепив руки, он поглядывал то на одного, то на другого, как бы ожидая приказаний.
– Моя жена не умеет ездить на велосипеде. – Он печально улыбнулся. – Много раз пыталась, но не получается. – Казалось, ее неумение много значило для него. – Пастор написал мне из Москвы: «Возьмите с собой жену. Возможно, Александре нужна и мать». – Он озадаченно покачал головой. – Не может она на нем ездить. – Он обернулся к Смайли: – При такой секретности ну как мне сообщить Москве, что Григорьева не способна ездить на велосипеде?
Пожалуй, основным подтверждением того, что именно Смайли отвечал за сие мероприятие, была его способность чуть ли не походя превратить Григорьева из источника информации в предателя.
– Советник, – объявил он, закрывая свой блокнот, – каковы бы ни были ваши планы, пожалуйста, пробудьте в посольстве по крайней мере еще две недели. Поступите так, как я вам предлагаю, и вас тепло примут на Западе, если вы захотите начать здесь новую жизнь. – Он сунул блокнот в карман. – Но в следующую пятницу не ездите к Александре. Скажите жене, что договорились об этом сегодня с Красским. Когда Красский привезет вам в следующий раз письмо, вы его примете как обычно, но по-прежнему повторяйте жене, что Александру не надо больше посещать. Ведите себя с ней несколько таинственно. Запудрите ей мозги своей таинственностью.
Григорьев смущенно кивнул, соглашаясь с указаниями.
– Должен вас, однако, предупредить: малейшая ваша ошибка или, наоборот, какой-либо трюк – пастор мгновенно это обнаружит и уничтожит вас. К тому же вы лишитесь шансов на безбедную жизнь на Западе. Надеюсь, вам ясно?
Григорьева снабдили номерами телефонов, по которым он мог звонить, посвятили в процедуры с тайниками, и, вопреки законам профессии, Смайли разрешил Григорьеву это записать, так как иначе, без сомнения, тот все забудет. Когда инструктаж закончился, Григорьев отбыл в состоянии мрачной подавленности. Тоби лично подвез его до безопасного места, затем вернулся на конспиративную квартиру и провел, прежде чем расстаться, небольшое совещание.
Смайли по-прежнему сидел все в том же кресле, сцепив на коленях руки. Остальные – под командованием Милли Маккрейг – занимались делом, ликвидируя следы своего присутствия: протирали мебель, опустошали пепельницы и корзины для бумаг. Все присутствовавшие, приказал Тоби, за исключением его самого и Смайли, снимаются с заданий, включая команды слежения. Не сегодня вечером, не завтра, а немедленно. Они сидят на огромной бомбе замедленного действия, предупредил он: ведь Григорьев в этот самый момент под влиянием исповедального настроения, возможно, выкладывает все этой жуткой бабе, своей жене. Если он рассказал Евдокии про Карлу, разве можно быть уверенным, что он утаит от Григорьевой или даже от Крошки Наташи свою встречу с Джорджем. «Нельзя расслабляться, нельзя считать, что игра закончена», – напомнил Тоби. Они провернули огромное дело и скоро снова встретятся, чтобы поставить точку. Произошел обмен рукопожатиями, даже была пролита слезинка-другая, но, слава Богу, финальный акт еще впереди.