Холодная война. Политики, полководцы, разведчики - читать онлайн книгу. Автор: Леонид Млечин cтр.№ 121

Офицер американской военно-морской разведки коммандер Джон Фэйи входил в число четырнадцати западных военных наблюдателей, которые имели право инспектировать советские войска на территории Восточной Германии (такая же группа советских офицеров действовала на территории ФРГ). Он вспоминал, как советские военные совершенно неожиданно пригласили его на прием по случаю дня Советской армии и Военно-морского флота 23 февраля 1962 года. Тост следовал за тостом, звучали одни и те же пожелания:

— Мы войны не хотим, так и передайте, пожалуйста, вашему президенту.

Джон Кеннеди почувствовал нечто вроде облегчения: может быть, теперь, после появления стены, кризис вокруг Берлина закончится. Президент сказал помощникам:

— Это не самое приятное решение, но это лучше, чем война. Если бы Хрущев хотел захватить Западный Берлин, зачем ему строить стену?

Все, что мог сделать американский президент, — это приехать в Западный Берлин и морально поддержать жителей города. Выступление оказалось столь впечатляющим, что ему посвящена мемориальная табличка на здании сената Западного Берлина.

Самые поразительные слова Кеннеди нашел за несколько минут до начала выступления. В кабинете правящего бургомистра Западного Берлина Вилли Брандта он наскоро заучил их немецкий перевод.

Джон Кеннеди, выражая солидарность с жителями города, разделенного стеной, произнес свои знаменитые слова:

— Все свободные люди на Земле, где бы они ни жили, ощущают себя гражданами Западного Берлина. И я, как свободный человек, с гордостью заявляю: «Я — берлинец!»

Последние слова он произнес по-немецки, и огромная толпа отозвалась благодарными аплодисментами.

«Интерес к Берлину стал ослабевать, — констатировал британский журналист Джон Мэндер, автор книги «Берлин. Заложник Запада». — Стена стала предметом шуток, ее часто осматривали многочисленные знатные путешественники, ее без конца фотографировали. В конце концов к ней привыкли…

Меня поразила невзрачность стены, когда я впервые ее увидел. Она словно просила, чтобы ее сломали; танк или бульдозер мог бы сровнять ее с землей скорее, чем вы успеете произнести «Вальтер Ульбрихт». В таком виде стена наносила оскорбление Западу и провоцировала его. Великая Китайская стена не просто обозначала границу — она защищала от вторжения врага. Стена Ульбрихта была иного сорта, поначалу ее легко было сломать. Сама непрочность этой стены давала основание думать, что коммунисты считали, что Запад и не попытается ее разрушить»…

В ГДР стену называли «антифашистским защитным валом». На Западе — «стеной позора». Стена подчеркнула разницу между двумя немецкими государствами. Восточные немцы смирились: значит, нужно жить здесь. Существование ГДР продлилось еще на тридцать лет. Те, кто мечтал уехать на Запад, почувствовали себя заключенными в большом лагере, обнесенном колючей проволокой. Кому было невмоготу, пытались бежать.

«Детей и стариков спускали из окон домов, стоявших на линии границы, на «канатах», связанных из простыней, — вспоминал генерал-полковник Маркус Вольф. — Многие падали на полотнища, расстеленные западноберлинскими пожарными. Были прорыты десятки примитивных тоннелей, по которым сотни людей, рискуя жизнью, искали путь на Запад, а некоторые пытались уползти по канализационным трубам, пока и их не перегородили решетками».

Берлинская стена прошла через Потсдамскую площадь, исторический центр Берлина, где в 1924 году появился первый светофор. Площадь превратилась в безлюдное поле боя — минные поля, сторожевые вышки, противотанковые надолбы, собаки и пограничники с приказом стрелять на поражение. Бегство из социалистической ГДР продолжалось — только теперь это стало смертельно опасным.

К 20 сентября 1961 года четыреста семнадцать человек ускользнули в Западный Берлин. 15 августа пограничник стрелял в супружескую пару, которая переплывала Тельтов-канал, но промахнулся. 29 августа убили человека, который тоже пытался уплыть в Западный Берлин. Второй секретарь ЦК Эрих Хонеккер приказал сделать побег невозможным. За двадцать восемь лет существования стены застрелили сотни граждан ГДР, пытавшихся покинуть социалистическое государство.

После возведения стены советское руководство отправило самодовольное письмо китайским товарищам: «Мероприятия 13 августа 1961 года еще раз убедительно подтвердили правильность вывода о том, что в наше время империализм уже не всесилен, что он утратил возможность определять мировую политику и навязывать ее народам. Ему пришлось проглотить горькую берлинскую пилюлю, хотя весь мир увидел, что эта акция нанесла серьезный удар по престижу западных держав, и прежде всего США».

А в секретном решении Президиума ЦК КПСС записали: «Поручить Госплану СССР и Министерству внешней торговли изучить возможности дополнительной поставки мяса в ГДР и свои предложения доложить ЦК КПСС».

3 января 1961 года в половине десятого утра президент Соединенных Штатов Дуайт Эйзенхауэр вместе со своими советниками обсуждал ситуацию на Кубе. Эйзенхауэру оставалось пробыть всего восемнадцать дней на посту президента, но ему предстояло принять решение, которое будет иметь далекоидущие последствия.

Ситуация на Кубе давно внушала Вашингтону беспокойство. Партизанское движение с конца пятидесятых угрожало власти диктатора Фульхенсио Батисты, который вполне устраивал американцев. Руководитель резидентуры ЦРУ на Кубе уговорил своего директора Даллеса прилететь и помочь убедить Батисту создать контрразведку, которая бы сражалась с коммунистическими подрывными элементами, а не с его политическими конкурентами.

Аллен Даллес прилетел, но выяснилось, что Батиста вышел на яхте в море, отдыхает и никто не знает, когда он вернется. Даллес погулял по Гаване и вернулся во Флориду. У него было свободное время, и Даллес согласился навестить старого знакомого — бывшего посла в Лондоне Джозефа Кеннеди.

Дверь открыла очаровательная женщина, выяснилось, что это жена одного из его сыновей — Жаклин. В кабинете на софе на спине лежал молодой человек, в котором Даллес узнал младшего сенатора от Массачусетса. У Джона Кеннеди болела спина, но он встал, чтобы поговорить с директором ЦРУ. Но тут выяснилось, что Батиста ждет Даллеса. Вместо беседы с сенатором Кеннеди директор ЦРУ опять полетел на Кубу.

Фульхенсио Батиста, в белом костюме, угостил его сигарами и согласился с помощью ЦРУ создать на Кубе Бюро по борьбе с коммунистической активностью. Это ему не помогло, и он лишился власти. Теперь Кубой руководил Фидель Кастро, в Вашингтоне не знали, как к нему относиться. Поговорить с Кастро взялся государственный секретарь Кристиан Гертер, который занял этот пост после смерти Джона Фостера Даллеса.

Гертер был дипломатом, издателем, дважды избирался губернатором Массачусетса. Гертеру было шестьдесят два года, но проблема состояла в том, что он страдал остеоартритом и передвигался на костылях. Он отказывался от назначения, ссылаясь на недомогание. Эйзенхауэр настаивал. Он попросил Гертера пройти полный медосмотр, чтобы врачи сказали, позволяет ли его состояние исполнять обязанности государственного секретаря, которому постоянно приходится путешествовать по миру. Врачи пришли к выводу, что Гертер может стать государственным секретарем, копию заключения прислали президенту страны.