Один день без Сталина. Москва в октябре 41- го года - читать онлайн книгу. Автор: Леонид Млечин cтр.№ 73

— Пятнадцать, — ответил Маленков.

— Значит, получите пятнадцать танков, товарищ Власов. Больше у меня нет.

В полном восторге Андрей Андреевич рассказывал любовнице о посещении Кремля. Как ни странно, крупный военачальник писал с грубыми ошибками: «Меня вызывал к себе самый большой и главный хозяин. Представь себе он беседовал со мной целых полтора часа. Сама представляет какое мне выпало счастье. Ты не повериш такой большой человек и интересуется нашими маленькими семейными делами. Спросил меня: где моя жена и вообще о здоровьи. Это только может сделать ОН, который ведет нас всех от победы к победе. С ним мы разоб'ем фашистскую гадину».

В тот же день генерал написал и жене, Анне Михайловне, и примерно в тех же словах поделился и с ней своей радостью:

«Ты не повериш дорогая Аня! Какая радость у меня в жизни. Я беседовал с самым большим нашим Хозяином. Такая честь выпала мне еще первый раз в моей жизни. Ты представить себе не можеш как я волновался и как я вышел от него воодушевленным. Ты видимо даже не повериш, что у такого великого человека хватает времени даже для наших личных дел. Так верь он меня спросил где у меня жена и как живет. Он думал что ты в Москве. Я сказал, что далеко, поэтому в Москве и часу останавливаться не буду а поеду обратно на фронт. Дело не ждет».

Внимание вождя к его семейной жизни Власов щедро поделил между обеими женщинами. Каждая уверилась в том, что именно о ней говорили в Кремле…

«Власов запомнился мне высоким мужчиной со стрижкой ежиком, в круглых очках в тонкой пластмассовой оправе, — рассказывал Григорий Яковлевич Рудой, переводчик разведотдела штаба 20-й армии. — Ходил он в валенках, стеганых ватных брюках и меховом жилете поверх гимнастерки с генеральскими звездами. А еще он был виртуозным матерщинником».

В состав 20-й армии входили две стрелковые дивизии, три стрелковые бригады, два танковых батальона. Штаб армии располагался в микрорайоне Химок, который именовался Соцгородок, на первом этаже большого дома. Три комнаты отдали разведотделу. Четвертую занимал командующий армией генерал Власов со своей «походно-полевой женой», военврачом Агнессой Павловной Подмазенко.

С 6 декабря 20-я армия участвовала в контрударе, отбросившем немцев от столицы. Войска Власова наступали из района Красной Поляны и, преодолевая упорное сопротивление противника, выбили немцев из Солнечногорска и Волоколамска. Москвичи отмечали этот успех как крупную победу.

11 декабря 1941 года Андрей Андреевич Власов писал жене: «Наша жизнь теперь стала веселее — главное бьем фашистов и гоним их без оглядки. Прошли уже те времена когда они считали себя непобедимыми».

16 декабря в штаб Власова привезли американскую журналистку, затем французскую. Каждое появление иностранных корреспондентов в войсках превращалось в большое событие, интервью разрешали брать только у тех, кто был в особом фаворе. Иностранные журналисты писали о Власове как о молодом командире с большой перспективой. Ив Кюри: «Этот человек умеет сражаться не только с решимостью, не только с мужеством, но и со страстью».

В сообщении Совинформбюро о разгроме немецких войск под Москвой имя генерала Власова упоминалось в одном ряду с именами будущих маршалов Рокоссовского и Говорова. В газетах под шапкой «Провал немецкого плана окружения и взятия Москвы» поместили фотографии генералов, оборонявших столицу, в том числе Власова. А кого отметить — решал лично Сталин. За контрнаступление под Москвой Власов получил второй орден Красного Знамени и был произведен в генерал-лейтенанты.

Это был пик военной карьеры генерала Власова.

Сталин поблагодарил его за умело проведенное наступление под Москвой. И дал новое поручение: 8 марта 1942 года назначил заместителем командующего войсками Волховского фронта. Летом Власов принял под командование уже обреченную 2-ю ударную армию.

Впоследствии всю вину за гибель армии возложат на генерала Власова. Но его прислали командовать уже фактически окруженными войсками, и он сражался до последнего. Предателем он стал позже, когда армии не стало и он уже никем не командовал. Вина за гибель 2-й ударной армии ложится на командование фронта, на руководство Генерального штаба и на самого Сталина, который не разрешал армии отойти и обрек ее на уничтожение.

Андрей Власов второй раз за войну оказался в окружении. Но на сей раз не смог выйти к своим, а угодил к немцам. Власов был одним из многих генералов, попавших в плен. Большинство из них отказалось сотрудничать с немцами. Видимо, в тот день, когда его взяли немцы, он отрезал от себя прошлое. Он знал, как Сталин относится к тем, кто попал в плен, и понял, что в Красной армии его карьера в любом случае закончилась. Когда Власов попал в плен, военная удача клонилась в сторону немцев. Разгром Красной армии, должно быть, казался ему неминуемым, и Власов предпочел начать новую жизнь, а не сидеть за колючей проволокой в лагере для старших офицеров и генералов.

В октябре сорок первого предстоятель Русской православной церкви митрополит Московский и Коломенский Сергий обратился к московской пастве:

— Не в первый раз русский народ переживает нашествие иноплеменных, не в первый раз ему принимать и огненное крещение для спасения родной земли. Силен враг, но «велик Бог земли Русской», как воскликнул Мамай на Куликовом поле, разгромленный русским воинством. Господь даст, придется повторить этот возглас и теперешнему нашему врагу.

Кто же спас Москву в сорок первом?

Немцы полагают, что это сделал генерал Мороз — из-за небывало холодной зимы смазка в немецких танках замерзла, и наступление остановилось.

Военные разведчики уверены, что это дело рук руководителя нелегальной резидентуры в Токио Рихарда Зорге. Как раз в октябре сорок первого он был арестован японской контрразведкой, но, обладая огромными связями, успел сообщить в Москву, что Япония не намерена нападать на Советский Союз — императорская армия нанесет удар по Юго-Восточной Азии. Это позволило Ставке забрать дивизии с востока и бросить их в контрнаступление под Москвой.

На самом деле осенью сорок первого руководители советской военной разведки не верили Рихарду Зорге. Считали, что он сознательно дезинформирует Москву.

В ходе кровопролитной чистки советская военная разведка была фактически уничтожена. Когда в Москве арестовывали офицера центрального аппарата, то разведчики, которые на нем замыкались, — легальные и нелегальные, автоматически попадали под подозрение. Их отзывали в Москву и уничтожали.

7 февраля 1938 года бывший руководитель военной разведки Ян Карлович Берзин подписал протокол допроса, в котором говорилось: «По имеющимся в Разведуправлении материалам известно, что «Рамзай», то есть Зорге, является агентом германской разведки, а также японской разведки. «Рамзай» дезинформировал Разведуправление, и отпускаемые ему довольно большие средства на работу фактически отпускались германскому агенту…»

В НКВД на Рихарда Зорге завели дело как на агента-двойника. Разве могли в такой ситуации в Москве поверить его сообщениям о том, что Япония не нападет на Советский Союз и поэтому сибирские дивизии можно перебрасывать на немецкий фронт?