История внешней разведки. Карьеры и судьбы - читать онлайн книгу. Автор: Леонид Млечин cтр.№ 124

Вместе с остатками разгромленной большевиками Белой армии он вынужден был в 1920 году бежать из России. После эвакуации из Крыма войска были высажены на залитое дождем пустынное поле за полуразрушенным турецким городком Галлиполи. «Галлиполийское сидение» продолжалось до конца 1921 года, после этого части армии генерала Врангеля были переведены в Болгарию и в Югославию.

В течение многих лет Галлиполи оставался символом стойкости, исполнения долга и верности избранному пути. Галлиполийские общества вместе с полковыми объединениями Добровольческой армии заполнили собой все уголки русского зарубежья. Сергей Эфрон провел в Галлиполи восемь месяцев, потом уехал в Константинополь. Томаш Масарик, основатель Чехословацкой республики, проявил особое сочувствие к эмигрантам из России, широко раскрыв перед ними двери своей страны. Эфрону, как бывшему студенту, была предоставлена возможность продолжить образование в Праге.

Во время Гражданской войны Марина и Сергей потеряли друг друга. Цветаева ничего не знала о муже. Окружающие скрывали от нее слух о том, что офицера Эфрона красные расстреляли в Крыму.

Зимой 1919 года в голодной Москве детей нечем было кормить. Старшая — Ариадна — была тяжело больна. Марина устроила дочерей в Кунцевский приют, опекаемый Красной армией. Для этого ей пришлось написать заявление о том, что дети не ее, а беженцев, и она нашла их у себя в квартире. Старшую спасли, младшая — трехлетняя Ирина — умерла в феврале от голода.

«Спасти обеих я не могла — нечем было кормить, — расскажет потом Марина сестре. — Я выбрала старшую, более сильную, чтобы помочь ей выжить».

Она кормила старшую и говорила ей:

— Ешь. И без фокусов. Пойми, что я спасла из двух — тебя, двух не смогла. Тебя выбрала… Ты выжила за счет Ирины.

Осенью 1921 года, вспоминал философ и журналист Федор Степун, вместе с Цветаевой они шли вниз по Тверскому бульвару: «На ней было легкое затрепанное платье, в котором она, вероятно, и спала. Мужественно шагая по песку босыми ногами, она просто и точно рассказывала об ужасе своей нищей, неустроенной жизни, о трудностях как-нибудь прокормить своих двух дочерей. Мне было страшно слушать ее, но ей было не страшно рассказывать: она верила, что в Москве царствует не только Ленин в Кремле, но и Пушкин у Страстного монастыря. «О, с Пушкиным ничто не страшно». Идя со мною к Никитским воротам, она благодарно чувствовала за собою его печально опущенные, благословляющие взоры».

Илья Григорьевич Эренбург в 1921 году одним из первых советских граждан поехал за границу. «Цветаева попросила меня попытаться отыскать ее мужа, — вспоминал Эренбург. — Мне удалось узнать, что С.Я. Эфрон жив и находится в Праге; я написал об этом Марине. Она воспрянула духом и начала хлопотать о заграничном паспорте».

Паспорт ей дали сразу. В 1922 году из Советской России еще выпускали. В Наркомате по иностранным делам ей сказали:

— Вы еще пожалеете о том, что уезжаете…

В 1925 году воссоединившаяся семья перебралась из Чехии в Париж. В Париже поэзия Цветаевой имеет большой успех. Весной 1926 года возникает ставшая знаменитой тройственная переписка великих поэтов — Райнера Марии Рильке, Бориса Пастернака и Марины Цветаевой.

А ее муж занялся политикой. В эмиграции таким, как Сергей Эфрон, стало казаться, что они совершили роковую ошибку, выступив против новой власти в России, — служение родине превыше всего. Сергей Эфрон присоединился к евразийцам, отвергавшим слепое подражание Западу, пропагандировавшим особый путь России, который соединил бы все лучшее, что можно взять и у Европы, и у Азии.

Евразийцы распались на три группы, одна из них, возглавляемая князем Святополк-Мирским, признала большевистскую революцию и стремилась к возвращению в Россию. Князь преподавал русскую литературу в Лондонском университете, вступил в коммунистическую партию Великобритании и вернулся в Россию в 1932 году. В 1937 году как «иностранный шпион» он был осужден и погиб в одном из сталинских лагерей.

Вместе с князем Святополк-Мирским и другим зачинателем евразийского движения Петром Сувчинским, музыковедом с мировым именем, другом композитора Игоря Стравинского, Эфрон в конце двадцатых — начале тридцатых годов издавал журнал «Версты». Эфрон, разносторонне талантливый человек, много писал, играл в театре. В его журнале участвовала и Марина Цветаева.

В Париже Сергей Эфрон вступил в Союз возвращения на Родину. Этот союз, опекаемый советским посольством, был создан в 1924 году (в 1937-м переименован в Союз друзей Советской Родины). Он попросил принять его в советское гражданство. Полагают, что в Союзе возвращения у Эфрона и завязались какие-то отношения с агентами НКВД. Более того, его считают причастным к убийству пытавшегося бежать на Запад советского разведчика Игнатия Порецкого, более известного под фамилией Рейсс.

Игнатий Станиславович Порецкий, он же Натан Маркович Порецкий, он же Игнатий Рейсс, кличка Людвиг, был одним из самых известных перебежчиков. С 1920 года он работал в советской военной разведке. В начале тридцатых стал заместителем Вальтера Германовича Кривицкого (настоящее имя — Самуил Гершевич Гинзберг). В середине тридцатых Кривицкий возглавлял крупную нелегальную резидентуру советской военной разведки в Западной Европе.

Летом 1937 года Игнатий Порецкий заявил, что уходит на Запад. Он встретился с сотрудницей советского постпредства в Париже и вручил ей пакет, в котором был орден Красного Знамени (странно, что орден оказался у Порецкого с собой — разведчикам не полагалось брать с собой за границу подлинные документы и награды) и письмо Сталину.

В письме говорилось: «Я возвращаю себе свободу. Назад к Ленину, его учению и делу… Только победа освободит человечество от капитализма и Советский Союз от сталинизма. Вперед к новым боям за социализм и пролетарскую революцию! За организацию Четвертого Интернационала!»

Полтора десятка лет на службе в разведке странным образом не избавили Порецкого от революционного романтизма. Порецкий, как и Вальтер Кривицкий, всю жизнь был солдатом мировой революции и от Сталина ушел к Троцкому, считая его подлинным наследником ленинского дела. Для Сталина письмо Игнатия Порецкого было личным оскорблением — высланный из России и утративший всякое влияние в родной стране Лев Троцкий оставался в параноидальном мозгу Сталина врагом номер один.

Характерно, что и по сей день в советской военной разведке Порецкого считают предателем, похитившим казеные деньги и секретные документы.

Он был убит 4 сентября 1937 года.

Об убийстве Порецкого существует большая литература.

Вдова Порецкого Элизабет написала воспоминания, которые в 1969 году вышли в Лондоне, а теперь изданы и в России — «Тайный агент Дзержинского». Несколько авторов подробно изложили результаты расследования, проведенного швейцарской полицией.

Вальтер Кривицкий, который через месяц после убийства своего заместителя тоже решил бежать на Запад, написал в своей книге «Я был агентом Сталина»: в Париж срочно приехал заместитель начальника иностранного отдела НКВД Сергей Шпигельглас, который и руководил операцией по уничтожению Рейсса. Об истории убийства Рейсса рассказал и Александр Орлов (настоящее имя Лев Фельдбин), бывший резидент советской политической разведки в Испании, бежавший на Запад летом 1938 года. Он утверждал, что за Игнатием Рейссом послали передвижную группу управления специальных операций НКВД. Недостаток всех этих книг состоит в том, что их авторы пишут об убийстве Порецкого с чужих слов или строят предположения, выдавая их за бесспорную истину.