Кочерга Витгенштейна. История десятиминутного спора между двумя великими философами - читать онлайн книгу. Автор: Дэвид Эдмондс, Джон Айдиноу cтр.№ 11

Английские приличия были чужды Витгенштейну, и он высказывал в лицо Расселу, что о нем думает, в том числе и свое низкое мнение о философских работах последнего, написанных после Первой мировой. В этом смысле показательно письмо, написанное им в лагере для военнопленных в 1919 году. Витгенштейн тогда только что прочел последнюю книгу Рассела, «Введение в математическую философию» (Introduction to Mathematical Philosophy}; будущее «Трактата» было еще весьма туманным. «Унизительно, — писал он, — томить законченную работу в плену и при этом видеть, как явная чушь гуляет на свободе».

Но как бы ни относился Витгенштейн к этому человеку, очевидно, что к 1946 году Рассел был фигурой мирового масштаба: культовая личность, мудрец, чьим откровениям жадно внимала многочисленная аудитория. Годом раньше в свет вышел его фундаментальный девятисотстраничный труд «История западной философии» — единственный удачный итог лет, проведенных в Америке во время Второй мировой войны. Альберт Эйнштейн писал об этой работе: «Я считаю большой удачей, что в нашем скучном и жестоком поколении есть такой человек — мудрый, благородный, отважный и веселый». На удивление, книга стала бестселлером, избавившим Рассела от финансовых невзгод. Судя по письму из его американского издательства Simon & Schuster от 30 сентября 1946 года, к тому моменту было продано около сорока тысяч экземпляров.

Но, несмотря на столь широкую популярность, Рассел ощущал, что в более узких академических кругах, где он все еще играл значительную роль (и весьма ее ценил), его слава клонится к закату. Идеи Витгенштейна набрали силу, и его школа, превосходство которой было очевидно, вытеснила на обочину философские труды Рассела. Как выразился сам этот патриарх от философии, «не слишком-то приятно обнаружить, что ты вышел из моды, в которой некогда задавал тон». Неизвестно, насколько Рассел ориентировался в поздних работах Витгенштейна. В 1946 году Стивен Тулмин случайно услышал, как он спрашивает Ричарда Брейтуэйта, чем занимался Витгенштейн после «Трактата».

Но в моде или не в моде, а на студентов Рассел по-прежнему производил впечатление. Может, он и казался им обломком прошлого — но обломком великим, этаким Акрополем ушедшей философской эпохи. Его учение в ту пору определялось идеями, которым предстояло вылиться в книгу «Человеческое познание: его сфера и границы». Прием, оказанный ей критиками, был неоднозначным. Но на лекциях Рассела яблоку было негде упасть — приходилось открывать второй зал и устанавливать динамики. В Клубе моральных наук, где явно не хватало блеска и остроумия, лекции Рассела были освежающим блюдом, густо приправленным шутками и приперченным анекдотами. Он обожал выступать перед студентами — толпа поджидала его у высоких ворот Тринити-колледжа, а потом напролом топала по лужайкам, ходить по которым было запрещено, жадно внимая его разглагольствованиям.

Как и большинство людей, лично знавших Витгенштейна, Рассел тоже на какое-то время подпал под его обаяние, ошеломленный его внутренней мощью. Однако с годами чары рассеялись, краски поблекли, и Рассел вспоминал о Витгенштейне как о человеке всего-навсего «своеобразном». «Сомневаюсь, что его ученики понимали, что он был за человек», — говорил он. В старости он обвинял Витгенштейна в «обесценивании» философии и говорил, что тот «предал» собственное величие. В некрологе по Витгенштейну, опубликованном в Mind, Рассел писал: «Знакомство с Витгенштейном стало одним из самых захватывающих приключений в моей жизни». Однако этот текст заканчивается упоминанием «Логико-философского трактата». О других, более поздних работах Витгенштейна, равно как и о последующих трех десятилетиях их знакомства, Рассел предпочел умолчать.

Витгенштейн, со своей стороны, к 1946 году полагал, что Рассел уже не способен на что-то выдающееся в философии. После очередного заседания Клуба моральных наук, спустя несколько недель после появления там Поппера, Витгенштейн послал Муру письмо, где были такие строки: «К сожалению, там был Рассел — неприятный донельзя. Говорлив и поверхностен, хотя, как всегда, хватает все на лету». Вероятно, это был последний эпизод их общения: американскому философу Боувсма Витгенштейн говорил, что они с Расселом «встречались, но не разговаривали».

И все же в нем навсегда сохранилось сдержанное почтение к Расселу, основанное на воспоминаниях о первых годах в Кембридже и общем интересе к логике. В 1937 году Витгенштейн писал в дневнике: «В ходе наших бесед Рассел то и дело восклицал: "Логика — это ад!" И это очень точно отражает чувство, которое мы тогда испытывали, думая о проблемах логики, то есть об их огромной сложности, неподатливой и ускользающей ткани».

Говорят, что Витгенштейн относился к Расселу с большим уважением, чем к кому бы то ни было. Себе он позволял публично порицать Рассела и критиковать его за глаза, но тех его приверженцев, которые осмеливались следовать его примеру, неизменно ждал самый суровый выговор.

Если Рассел, — который в тот вечер поначалу хранил молчание, а пик его славы к тому времени давно миновал, — воспринимал Витгенштейна в свете их долгих и сложных взаимоотношений, то в лице Поппера он видел перед собой человека едва знакомого, но настойчиво стремившегося стать к нему ближе.

До тех пор Рассел и Поппер не очень хорошо знали друг друга, но отношения между ними были доброжелательными. И немудрено. Во-первых, из-за большой разницы в возрасте — в тридцать лет — о какой-то профессиональной зависти не было и речи. Первая книга Рассела, о немецкой социал-демократии, вышла за шесть лет до рождения Поппера! Во-вторых, Рассел в некотором, весьма условном смысле содействовал карьере Поппера. Их первая краткая встреча произошла в 1935 году на философской конференции во Франции, вторая — в 193б-м, в Англии, на собрании Аристотелевского общества. После этого, когда молодой Поппер отчаянно искал постоянную работу, чтобы уехать из Вены, Рассел снабдил его рекомендательным письмом. Расплывчатые и шаблонные формулировки этого письма позволяют предположить, что Рассел был плохо знаком с работами Поппера: «Доктор Карл Поппер — человек больших способностей, и для любого университета было бы честью числить его в рядах своих сотрудников». Далее говорилось: «Зная, что он претендует на должность в колледже Кентерберийского университета (Крайстчерч, Новая Зеландия), я без малейших сомнений и от всей души даю ему свою рекомендацию». Судя по формальному слогу, писал ее Рассел наспех и не вникая в обстоятельства — стандартная отписка человека, привыкшего к просьбам о рекомендации.

Рассел получил от Поппера экземпляры книг «Логика научного открытия» и «Открытое общество и его враги». Читал ли он первую из них, остается под вопросом — хотя бы потому, что страницы экземпляра, хранившегося в его библиотеке, остались практически неразрезанными. Когда же Поппер попросил его отрекомендовать «Открытое общество и его враги» американским издателям «Истории западной философии», Рассел в ответном письме в июле 1946 года попросил еще один экземпляр, объяснив, что ему необходимо перечитать книгу, а собственная его библиотека недоступна из-за переезда.

Поппер действительно прислал еще один экземпляр — и Рассел, на сей раз уделивший книге должное внимание, был поражен. В том же месяце, читая в аудитории НЗ лекцию «Философия и политика», он объявил, что «в недавней книге доктора К.Р. Поппера блестяще проведено» наступление на политическую философию Платона. А в I960 году Рассел посоветовал одному студенту отправиться в Лондонскую школу экономики, а не в Кембридж, потому что в Лондоне философия «живая и энергичная».