Бобби Фишер идет на войну - читать онлайн книгу. Автор: Джон Айдиноу cтр.№ 46

Первые страницы исландских газет радовали своих читателей фотографиями благовоспитанного и на вид беззаботного чемпиона мира, который гулял, ловил лосося или играл в теннис. Это убеждает организаторов, что они могут сосредоточить все усилия на том, чтобы не дать Фишеру расстроить матч, тогда как чемпиону остается только ждать решения претендента. Трудно забыть, что такое их отношение вызвано и холодной войной. Запад против Востока, «мы» против «них» — всё это влияет на дальнейший ход событий. То, что он не один из «них», должно доказать поражение Спасского.

Спасский был джентльменом. Джентльмен может побеждать дам, но джентльмен проигрывает в шахматы.

Виктор Корчной

Какое бы впечатление ни создавалось прессой, чемпион пребывал в глубоком волнении. Он не желал сохранения титула без борьбы. Чтобы успокоить чемпиона после штрафного очка, Ивонин увел его на длительную прогулку. Всё получалось не так, как хотелось. Спасский стремился к битве, к эстетическому творчеству за доской. «Я был очень терпелив с Фишером, но понять его невозможно, — сказал он. — А организаторы идут ему на уступки. Помните, как они сказали: "Бобби Фишер плохо себя чувствует и находится в больнице..."».

Ивонин наблюдал за выражением лица Спасского, когда тот ждал Фишера на последнюю партию. К концу часа заместитель министра спорта страстно желал, чтобы Фишер так и не появился, поскольку его чемпион выглядел опустошённым и подавленным. Неопределённость предыдущих дней вернулась в большем масштабе. Спасский получил очко, но это была пиррова победа. Ивонин отметил, что Спасский говорил о Фишере, как одержимый. Министр счёл это беспокоящим фактором. Чувствительный Спасский не мог переключиться на иные, спокойные темы.

В четыре часа пополудни, после того как штрафное очко был подтверждено, исландские чиновники, Шмид, Бальдур Мёллер, представители обеих сторон, Фокс, операторы, несколько журналистов и дипломатов встретились в зале, чтобы пересмотреть условия и проверить камеры. Вопросов ни у кого не возникло.

Исландский главный эксперт по звуку Курт Бальдурссон провел официальную проверку уровня шума от камер. Это были последние американские модели самобоксированных камер, не издававших шума в процессе съёмки. Бальдурссон не получил денег за работу, но ему позволили бесплатно приходить на оставшиеся партии. Для своего эксперимента он принёс новейший датчик измерения звука. «Датчик не зарегистрировал ничего, что могло бы услышать человеческое ухо, — сообщает он, — так что либо Фишер обладал уникальным слухом, либо это было частью его игры». Уровень шума при выключенных камерах составлял 55 децибел и оставался таким же при их работе. Бальдурссон написал отчёт, который Фишер категорически отверг. Камеры передвинули за стену, направив объективы через маленькие окошечки. По мнению Ивонина, их было невозможно заметить.

К группе присоединился американский миллионер Исаак Туровер. Он сыграл с Ивониным партию на официальной доске матча. Советский политик воспользовался возможностью осмотреть кресло Фишера, всеми силами стараясь, чтобы этого никто не заметил. Кто-то пошутил, не станет ли их партия последней. Туровер сказал, что, если Фишеру не вернут очко, матч действительно закончен. Когда исландский журналист поинтересовался мнением Ивонина на этот счёт, тот ответил, что советская сторона не нарушала правил, не собирается этого делать и не позволит нарушать их кому бы то ни было.

На следующий день Эйве телеграфировал из Амстердама о позиции ФИДЕ. Если Фишер не появится на третьей партии, он снова будет оштрафован. А если не появится на четвёртой, то матч будет объявлен завершённым и титул чемпиона сохранится за Спасским. Это позволяло Шмиду больше не опасаться перспектив пребывания на сцене, от партии к партии запуская часы, тщетно ожидая Фишера и объявляя штрафы до тех пор, пока Спасский не наберет требуемые для победы двенадцать очков.

Однако, если организаторы матча думали, что тема штрафа канула в историю, они ошибались. Претендент соблюдал шабат и отключил телефон (то, что Фишер не мог играть от пятничного до субботнего заката, изумило исландцев, поскольку в июле солнце не заходит почти до полуночи и практически не бывает темно; Фишер решил эту теологическую дилемму, произвольно выбрав время). Его права отстаивал Маршалл, прибыв из Нью-Йорка в субботу 15 числа: он налетел как шквал, заменив Дэвиса и яростно настаивая на повторной апелляции. Решение комитета не окончательное — его всегда можно изменить или отсрочить в свете новых обстоятельств, утверждал Маршалл. Он продолжал спорить. Комитет слушал его до трёх утра. А затем подтвердил изначальное решение, объявив, что условия в зале соответствовали правилам матча.

В конце концов появились и хорошие новости. Хотя Фишер забронировал билет на очередной рейс в Нью-Йорк, его все же убедили остаться. Возможно, это сделал Маршалл, попросту обвинив его в трусости. А может, худая седовласая вдова Лина Груметт, заменившая ему мать, с которой он ужинал после окончания шабата.

Решение Фишера остаться означало, что матч пройдет на нервах: он будет играть третью партию только в небольшой комнате в задней части сцены и без камер. Лотар Шмид должен был искать выход. Но какое логическое объяснение могут найти организаторы для изменения места игры, когда апелляционный комитет, звукоинженер и публика установили, что всё соответствует норме?

Он постарался уговорить Фишера. «Я сказал: "Давайте начнём в главном зале. Если шум будет беспокоить, мы перейдем в комнату". Этого было недостаточно. Манеры Маршалла, говорит Шмид, были абсурдны. Если в зале нет помех, то, пообещал Шмиду Маршалл, он их создаст: "Если вы, мистер Шмид, не перенесете третью партию в комнату, я выйду на сцену с большим молотком и разобью столик". Я сказал: "Что ж, в таком случае я должен подумать"».

Мир встал с ног на голову. Нормальным ответом Маршаллу должен был бы стать такой: «Тогда вас арестуют по обвинению в нанесении ущерба, а мы возьмём другую доску». Вместо этого Шмид отправился к чемпиону. «Я спросил Бориса, не против ли он, чтобы третья партия проводилась в отдельной комнате. Он сказал: "Пожалуйста"».

Советскую команду никто не спрашивал. Спасский дал согласие без консультаций с секундантами и Виктором Ивониным. Они узнали об изменениях, лишь когда заняли в зале свои кресла. Ивонин и советский шахматный теле- и радиообозреватель Наум Дымарский обменялись возбуждёнными репликами.

Спасский вел себя как настоящий спортсмен, позже скажет Шмид. Сегодня он уже не столь щедр: «Разумеется, Спасский лидировал. У него были причины согласиться на перенос партии из зала, чтобы Бобби вернулся. Поэтому с ним было легко, и он с готовностью откликнулся». Пока Шмид и Тораринссон яростно пытались спасти матч — один ради Фишера, другой ради сохранения собственной репутации, всей подготовки и денег, ушедших на чемпионат, не говоря уже о своей политической карьере, — советский чемпион превратился в «настоящего спортсмена», или, скорее, в пешку. Американцы нарушали правила, а ИШФ вступила с ними в тайный сговор. Для Исландии продолжение матча было жизненно необходимо — слишком многое стояло на кону. Большая страна не обратила бы внимания на неуправляемый характер Фишера и агрессивные манеры его юристов: «Это его проигрыш, не наш». Исландия не могла себе такого позволить, и американцы это знали.