Архив Шевалье - читать онлайн книгу. Автор: Максим Теплый cтр.№ 40

– Мэр?

– Ну не мэр, конечно, а председатель Моссовета по-нашему. Это почти то же самое, что мэр! А может, даже лучше. Знаешь почему?

– Я уже боюсь, Женя. Ну посмотри, какой я мэр?

– Я спросил: ты понял, почему председатель лучше мэра? – грозно повторил Скорочкин.

– Нет, не понял, – тихо ответил Дьяков.

– А я тебе скажу! Потому что ты ответственность за все несешь не один, а вместе со всей этой шоблой – депутатами Моссовета. Продаешь ты мне, к примеру, какой-нибудь лакомый кусочек Москвы – Красную площадь, скажем. Причем продаешь за смешные деньги, за какой-нибудь миллион рублей. Обрати внимание, Гавриил: продаешь ее вместе с мавзолеем, который нам понадобится для организации международных симпозиумов по вечному сохранению человеческих останков, вместе с Кремлевской стеной, которую можно использовать для погребения родственников и друзей…

– Зачем тебе мавзолей, Женя?

– Я для примера! Вот представь, сидят эти депутаты и дружно за продажу Красной площади голосуют. А ты хмуришься и говоришь им: «Воля ваша, товарищи, но ведь это общенародное достояние! Как же вы так опрометчиво голосуете?» А они глаза прячут и кнопки жмут, жмут, жмут! А ты вздыхаешь и говоришь опять: «Воля ваша, товарищи!»

– А почему они кнопки-то жмут? – не понял Дьяков.

– Да потому, болван, что я с ними давно договорился. С каждым! И потратил на это… ну пусть еще один миллион рублей. Что, много? А как ты думал? Скоро без взятки вообще ничего нельзя будет сделать. Но, с другой стороны, подумай: миллион в казну и миллион этим голодным народным избранникам. Они ведь раньше гнили в своих лабораториях, дышали каким-нибудь азотом или, того хуже, сидели без свинцовых трусов, то есть практически голой жопой, прямо на атомном реакторе. Кто в актерах прозябал, кто изображал непризнанного гения кисти… Большинство сильно пьющие… Многим из них за сорок, Гаврюша! Жизнь уже почти мимо прошла, и только колошматила их по башке, а кого и ниже пояса! Они, Гавриил, обижены навсегда! Даже если их завтра всех сделать долларовыми миллиардерами, они все равно будут брюзжать на кухне и костерить власть!

– Я, между прочим, тоже из науки… – обиделся Дьяков.

– Так ты и есть такой же, как они. Такая же вечная рвань… Кто там еще остался?… Ах да! Еще эти, которых из армии поперли по причине полной непригодности к военной службе. Есть, конечно, среди депутатов с десяток серьезных ребят – солнцевские, ореховские, два татарина с тяп-ляпа [17] . Этим, конечно, не деньги нужны, а покровительство. И у нас с тобой «есть его»! – схохмил Скорочкин. – Ну понял? Всего два миллиона рублей за Красную площадь вместе с Мининым и Пожарским: один миллион на взятки этим недоноскам из Моссовета, а второй в казну! И все, Гавриил! Красная площадь наша! Обнесем ее «колючкой» и будем за деньги экскурсии пускать, – мечтательно закончил свой монолог Скорочкин…

– Женя! Скажи, что ты шутишь! Ну нельзя же так. Нехорошо все это…

– Про площадь – шучу, конечно! А в остальном – никаких шуток. Сейчас приедет Беляев, и мы сегодня же договоримся о том, чтобы тебя двинуть на должность председателя Моссовета! Москва будет наша, поверь мне.

…Беляев появился ровно в 21:00. Он по старой аппаратной привычке никогда не опаздывал и приходил на встречу секунда в секунду. Он вошел в зал в сопровождении своей многочисленной охраны. Был абсолютно трезв и, может быть, поэтому необычайно мрачен. Но главное – на голове у генсека красовался мотоциклетный шлем. Причем шлем был явно на пару размеров больше, чем нужно, отчего налезал на глаза и Беляев все время делал бодливое движение головой, норовя сдвинуть шлем повыше.

– Здравствуй, Боренька! – двинулся ему навстречу Скорочкин, широко раскинув руки согласно новой моде, предписывающей обниматься при встрече. Он, конечно, обратил внимание на шлем, но решил сделать вид, что его это вовсе не волнует.

Между тем Беляев молча отстранился, давая понять, что не намерен обниматься, и сел во главе огромного овального стола.

– Где народ? – угрюмо спросил он.

– Да опаздывает, как всегда! Ты же знаешь, Боря, этих людей дисциплине обучить невозможно. Если уж коммунисты за семьдесят лет ни тюрьмами, ни лагерями не научили их дисциплине, то мы со своей демократией и подавно никогда не научим.

Беляев обиженно поджал губы и аккуратно стал стаскивать шлем с головы. Только тут Скорочкин сообразил, почему Беляев заявился в шлеме. Пару дней назад ему сделали пластическую операцию по приживлению нового искусственного уха, изготовленного из хрящей молодого шимпанзе. Причем сам Скорочкин и подсказал ему эту идею: мол, хватит уродством народ возбуждать. Было время, когда без уха ты нравился людям больше, чем если бы оно у тебя было. Но теперь ты генсек и почти президент. Надо, чтобы было два уха.

– Ну как? – настороженно спросил Беляев, медленно поводя головой то в одну, то в другую сторону.

У Скорочкина натурально шевельнулись волосы, а Дьяков даже издал какой-то звук – он, видимо, хотел сказать «ой!», но вовремя зажал ладонью рот и получилось «у-у-у!».

Беляев строго взглянул на него и спросил:

– Что, очень плохо?

Скорочкин, у которого волосы уже вернулись на свое место, опустил глаза и тихо спросил:

– А ты сам-то видел?

– Видел, – вяло махнул рукой Беляев. – Они, хирурги эти недоделанные, сказали, что скоро сравняются.

– Кто?

– Да уши. Что, совсем хреново?

– Понимаешь, Борис, у тебя искусственное ухо розовое и маленькое, как у младенца, а свое – темное и покусанное, как у раненого динозавра. Куда они смотрели, твои хирурги?

Беляев аж подпрыгнул.

– Что ты несешь?! Розовое – это же мое ухо, родное. Оно же теплое. – Беляев для верности потрогал ухо и удовлетворенно кивнул: – Говорю же, теплое. А это… – Он помрачнел, пытаясь скошенными глазами заглянуть себе за щеку, – …это какое-то черное и холодное. Это не мое! Это то, которое только что пришили!

Скорочкин захлебнулся от возмущения:

– А вы куда смотрели, идиоты несчастные?! – налетел он на охрану. – Как водку с вождем жрать, так вы первые, а когда ему ухо не то вшили, вас нет. Вы где были, янычары хреновы?

– В коридоре мы были! – ответил за всех тот, что был с Беляевым еще с Краснодара. – Он когда вышел, уже в шлеме был. А спрашивать как-то неловко. Я же не могу ему сказать: сними шлем, дай посмотреть… Но вы не беспокойтесь, Евгений Иванович! Люди уже поехали с хирургами разбираться. Если что, мы из них доноров сделаем. Их уши и пришьем, причем оба, чтобы одинаковыми были.

– А мое, то, что теплое, его тогда куда? – недоуменно спросил Беляев.

Охранник тяжело вздохнул.

– Тут, Борис Нодарьевич, выбора нет! С такими ушами, как сейчас, вам на люди нельзя. Шок будет! Поэтому надо либо все назад вернуть, как было, либо оба уха менять, чтобы красиво сидели. Иначе ничего не получится.