Он давно знал о чертах своего характера, и если не обо всех, то хотя бы о некоторых. Сейчас, когда он лежал, уткнувшись лицом в тело умирающего гауптмана на твердой, как железо, земле, ему было не до рефлексии. Он был удивлен, что ему без особых усилий удалось совершить что-то действительно значимое. В тишине, наступившей на несколько секунд, это чувствовалось особенно явственно. На глазах его неожиданно появились слезы, которые он поспешил вытереть рукавом.
Вообще-то никакой тишины не было, за нее он принял несколько долгих секунд временной глухоты, вызванной грохотом взрыва. Вскоре слух вернулся, и он услышал раздающиеся где-то вдалеке звуки стрельбы, а также жуткие стоны умирающих и раненых, пытающихся подняться и силящихся понять, что же следует делать.
Оставшиеся в живых русские, находившиеся в переулке, — их, кстати, с самого начала было не так много, — успели скрыться. Их офицер был убит, и те, кто чудом остался в живых, могли испытывать удовлетворение оттого, что им удалось сильно потрепать один из постов ненавистных фрицев, то есть выполнить доверенную им боевую задачу. Сейчас они находятся где-то в городе, а может, уже покинули его, чтобы вместе с основной массой войск, прорвавшей периметр, нанести мощный удар по немецкому гарнизону. В атаке явно задействованы танки, потому где-то недалеко лязгают гусеницы и рокочут моторы русских бронемашин.
Это услышал не только Кордтс, но и другие оставшиеся в живых немцы. Теперь на улице появились солдаты из других караульных постов, ближних и дальних. Они мгновенно смешались с полицейскими. Несколько русских солдат все еще находилось на соседней улице. Оставшиеся в живых полицейские, придя в себя и заметив противника, одного за другим перестреляли их. Смертельно раненный русский попытался встать и ответить автоматной очередью, однако какой-то полицейский добил его выстрелом в живот.
Между тем главная штурмовая группа успела глубоко внедриться в город, и те защитники Холма, что находились рядом с церковью и домом, где совсем недавно были полицейские, слышали, как они стремительно приближаются. Остальные резервы — караулы, состоящие из примерно десятка человек, — испытали на себе удары русского десанта, который небольшими группами активно действовал в центре города. Именно поэтому звуки стрельбы раздавались с каждой секундой все ближе и ближе. И вот уже силуэты танков стали видны на том конце улицы. Затем загрохотали орудийные выстрелы, раздававшиеся со всех сторон.
Убирайся отсюда поскорее, приказал себе Кордтс. Им неожиданно овладела летаргия. Он стоял, не помня, когда именно поднялся на ноги. Ему захотелось снова броситься на землю, туда же, где он только что лежал. Он больше не чувствовал холода. Твердый, как железо, снег казался таким же манящим, как накрытая белыми простынями постель. Убирайся скорее отсюда, с этой улицы, еще раз приказал он себе. Кордтс посмотрел на лежавшего у его ног убитого гауптмана. Глаза полицейского были не видны, заслоненные то опадающими, то поднимающимися языками пламени. Нет, это было не пламя, это была головокружительная чернота, вздымавшаяся и опадавшая в сознании Кордтса, освещаемая порой редкими тусклыми искрами. Это было небытие. Он отогнал ее прочь, шлепнув себя по виску тыльной стороной ладони, и почувствовал, как студеный воздух ввинтился в его ноздри, проникнув до самой грудной клетки. Кордтс бросился к дому, в котором совсем недавно находились полицейские.
В доме стоял могильный холод. От ударной волны, вызванной взрывами гранат, костры погасли. По всему полу разметало все еще тлеющие угли. В странном приступе необъяснимой активности Кордтс полез в складки одежды, достал фонарик и принял освещать окружающее пространство. Внутри царил неописуемый хаос. Когда луч фонарика скользил по лицу или неестественно вывернутой руке мертвеца, они казались частью всеобщего беспорядка, ничем не отличаясь от разбросанного повсюду мусора. Разношерстные военные части, переброшенные в Холм до того, как русские захватили взлетно-посадочную полосу, в целом были в избытке оснащены тяжелым стрелковым оружием, чтобы восполнить его нехватку в осажденном отрядами Красной армии городе. Качества новой модели пулемета, «сорок второго», скоро стали известны всем немецким солдатам. Кордтс нашел на полу коробку с торчавшими из нее по-змеиному патронными лентами. Он не смог уложить их обратно и поэтому закинул ленты себе на плечи, взяв коробку в руки.
В следующее мгновение он испытал непривычное ощущение панического страха. Обычно в большинстве случаев ему удавалось сохранять хладнокровие. «Что же мне делать со всем этим?» — подумал он.
Он услышал чьи-то голоса и в дверном проеме увидел чью-то фигуру.
— Не стреляйте! Не стреляйте! — резко выкрикнул Кордтс.
Луч фонарика ударил ему в лицо.
— Что ты здесь делаешь?.
— Я пулеметчик, — ответил Кордтс.
— Отлично, — произнес тот же голос. — Я так и думал, что у них тут есть пулемет. Где он?
— У меня только патроны, — признался Кордтс.
— Давай их сюда. На улице уже поставили один пулемет. Но еще один нам не помешает.
Последняя фраза незнакомца была обращена либо к самому себе, либо к его второму, незримому собеседнику. Возле развалин появилось еще несколько силуэтов, подсвечивавших себе фонариками. Огонь на крыше дома сделался сильнее, позволив разглядеть фигуры солдат на фоне стены.
— Кордтс! — произнес кто-то, узнав его.
— Герр лейтенант! — обрадовался Кордтс.
— Выходи сюда, к нам!
Кордтс на секунду замешкался, разглядывая то, что происходило на улице. Солдаты — некоторых он узнал в лицо — шныряли между телами убитых в поисках оружия и боеприпасов. Какой-то солдат вытаскивал пулемет из рук мертвого полицейского.
— Этот сгодится, — произнес лейтенант.
— Нет, — возразила вторая фигура. — Ствол погнулся.
Издавая ругательства, солдаты стали более энергично шарить на снегу возле убитых в поисках запасных частей, отталкивая ногами валившиеся с крыши горящие доски.
Лейтенант поднял голову и посмотрел вверх, затем перевел взгляд на Кордтса. Тот шагнул вперед.
С улицы по-прежнему доносились крики и стоны раненых. Кордтс увидел, как два оставшихся в живых полицейских устанавливают пулемет на тело убитого, который, возможно, и нес его, когда его скосила вражеская пуля.
— Так ничего не получится, — покачал головой Кордтс, опуская на землю коробку с патронами.
— Должно получиться, — угрюмо возразил один из тех, кто возился с пулеметом, человек с грубым лицом, немного успокоившийся после недавнего ужаса и снова вспомнивший былой опыт службы на улице, в полицейском участке, на операциях по уничтожению евреев где-нибудь в прифронтовой полосе или, наконец, в боях где-нибудь на Восточном фронте. Подразделение полицейских, прибывшее в Холм, было рассечено на части русскими штурмовыми отрядами, но оставшиеся в живых не проявили ни малейших признаков паники или даже беспокойства. Кордтса это очень удивило. Что ж, неплохо держатся, молодцы, подумал он.