К нему подошел Риттер и опустился на колени рядом с Фрайтагом.
— Они на подходе. Они уже почти пришли, — сказал он Фрайтагу, Шрадеру и самому себе.
С этими словами он встал.
— Пойду встречать Дарнедде, — сообщил он.
— Далеко тут до передовой? — спросил его Шрадер.
— Нет, она совсем рядом.
— Что случилось с майором? — спросил Шрадер. Имя майора он в эту минуту никак не мог вспомнить.
— Трибукайт убит, — коротко ответил Риттер.
Лейтенант Риттер был грубоватым, решительным человеком, часто надменным, иногда неприятным. Он также отличался тщеславием и уверенностью в собственных силах — типичными чертами жителей того горного края, откуда он был родом. У него была крупная голова, худое вытянутое лицо, узкие щелочки глаз, часто взиравших на людей с некоторым высокомерием. Однако в целом он был неплохим человеком. Риттер обладал несколькими подкупающими чертами характера, однако сам не слишком нуждался в них, особенно в обществе своих земляков. Он говорил уверенным низким голосом, и в его поведении нельзя было не распознать человека, призванного командовать другими. Спокойствие и здравый смысл превыше всего. Шрадер не слишком любил его, но Риттер был лучше многих других офицеров.
В эти минуты Риттер ничем не отличался от солдат — у него было такое же грязное и усталое лицо. Его каска была обшита белой материей, голова забавно обмотана каким-то шарфом или тряпицей. Он еще раз посмотрел на Фрайтага. Затем встал и принялся собирать своих солдат и отправился вместе с ними встречать Дарнедде, который теперь был хорошо виден и приближался с мучительной медлительностью.
Должно быть, уже наступил полдень, когда остальные появились на заснеженной равнине, чтобы воссоединиться с отрядом Риттера.
Риттер со своими людьми уже находились на полпути к Дарнедде, когда грохнули выстрелы из пушек Противник выпустил всего два снаряда. Затем наступила тишина. Упавшие на снег солдаты ждали нового залпа, но его не последовало. Несколько солдат встали и направились туда, где находился Риттер. В ту же сторону двинулись и люди Дарнедде со своим обозом. Одна из повозок остановилась, чтобы подобрать Риттера и солдат, убитых при взрыве. Несколько человек получили ранения, и их стоны и крики теперь оглашали заснеженное пространство. Когда обе группы воссоединились, солдаты бросились друг к другу и начали обниматься, не в силах сдерживать чувства.
Забыв о страхе смерти, люди искренне радовались коротким мгновениям затишья. Однако расслабляться было нельзя, нужно отправляться дальше. Тех, кто не мог передвигаться самостоятельно, положили на подводы. Вместе с ними погрузили и тела Риттера и других убитых товарищей. Остальные пошли своим ходом, ведомые Дарнедде и двумя другими офицерами. Идти пришлось примерно час. Они преодолели тяжелые испытания с тех пор, как вышли из главных ворот на изрытое воронками поле. С того момента прошло не более двух суток. Там не оказалось укрепленных траншей и ходов сообщения, какие запомнили те из них, кто воевал здесь, на окраине Великих Лук, летом. Они увидели там лишь несколько огневых точек возле обломков камня или в вырытых в снегу ямах. Так никого там и не встретив, они довольно быстро прошли это поле.
Шрадер шагал рядом с повозкой, на которой лежал Фрайтаг. К нему подошел Тиммерман. Они негромко обменялись приветствиями. Фрайтаг по-прежнему оставался без сознания. Шрадер мог сесть на повозку, но не стал делать этого. Ему такое просто не приходило в голову, ведь он не ранен. Телеги и повозки предназначались лишь для раненых и сильно обмороженных солдат, которые не могли идти самостоятельно. Все остальные, в том числе и Шрадер, должны были идти пешком.
Фрайтаг умер вскоре после того, как они прибыли на место, или, возможно, за несколько минут до этого. Сначала Шрадер не поверил своим глазам. Чтобы удостовериться в смерти товарища, он залез на повозку. Убедившись, что Фрайтаг скончался, он спрыгнул на землю. Все, конец, подумал он.
Им овладело какое-то невыразимое чувство, которому он сам не смог бы дать определение. Он еще какое-то время шагал молча, прежде чем сел на обочине дороги. Дороги, впрочем, как таковой не было, лишь тропинка, проложенная в снегу. Шрадер сидел, подперев голову руками, стараясь не зарыдать.
Эпилог
Велиж оставался таким же, как и прежде. Сплошные руины. Бои прекратились, и в разрушенном городе установилась тишина. Ветер гнал по небу облака и мел по земле мелкий снег.
Шерер вместе с остатками своей дивизии уже был в Велиже. Если 277-й полк был полностью уничтожен в Великих Луках, то 251-й и 257-й разгромлены на окраине города. В начале января они поменялись участками фронта с другой дивизией и заняли более спокойные места на переднем крае близ Велижа. Многие из его солдат помнили Велиж первого года войны. Выглядел город точно так же, как и тогда.
Два полка дивизии, которым посчастливилось пережить те суровые бои, существовали лишь на бумаге. На деле они просто не имели права именоваться полками. В Черноземе, защищавшем фланг Волера, русские постепенно оттеснили солдат Шерера с железнодорожной насыпи в чистое поле. После жидкой грязи конца осени ударили морозы ранней зимы. Земля замерзла и стала настолько твердой, что окопаться не было никакой возможности. Снега было очень мало. Последний мощный удар русских войск был ужасен. Немцам пришлось занять позиции в открытом поле, на ровной замерзшей земле, где не было ровным счетом никаких укрытий и где нельзя было вырыть даже небольшой окоп. Вскоре появились русские танки. Противотанковых орудий у Шерера не осталось. Бронемашины противника ворвались на позиции немецких войск и стремительно уничтожили целую роту. Многие солдаты и офицеры нашли смерть под их гусеницами. Тела погибших превратились в кровавое месиво, вдавленное в землю.
Случившееся потрясло генерала. Однако бои продолжились, и в это самое время фон Засс и 277-й полк продолжали удерживать Великие Луки.
Вышеупомянутая танковая атака противника отрицательно сказалась на моральном духе немецких солдат, и Шереру не нужны были посредники, чтобы донести это до его сведения. До этого он в течение многих недель пребывал в убеждении, что должен сделать все, что в его силах, чтобы помочь немецким солдатам, оказавшимся в осажденном городе, который находился в нескольких километрах к северу от расположения его дивизии. Если он не сможет принять участие в боевом задании, порученном Волеру, то обязательно постарается удержать Чернозем, чтобы прикрыть его с фланга. Поэтому два полка Шерера медленно истекали кровью, погибая под гусеницами советских танков.
Мертвая земля была щедро удобрена плотью и кровью погибших немцев. Оставшиеся в живых медленно отступали. Шерер очень боялся за их судьбу, а также за свою собственную. Испытывая огромную физическую и душевную усталость, он чувствовал, что напряжение постепенно сводит его с ума. Ему никак не удавалось избавиться от двух мучительных образов: жутких боев при Черноземе и воображаемых — тех, о ходе которых сообщалось по радио из Великих Лук.