В немецком плену. Записки выжившего. 1942-1945 - читать онлайн книгу. Автор: Юрий Владимиров cтр.№ 70

Утром в сопровождении конвоира Рахеля я отправился пешком до Кёнигсварты. Погода была снежной, с небольшим морозом. Мы прошли через две украшенные рождественскими елками деревни – Дойчбазелиц и Писковиц. Последняя была не немецкой, а сорбской, с множеством изваяний Христа перед домами. В ней мы зашли к знакомым Рахеля, где хозяйка и ее дочь накормили нас неплохим обедом.

К вечеру, когда уже почти совсем стемнело, мы добрались до расположенного перед Кёнигсвартой госпиталя, где Рахель сдал меня администрации и ушел. Меня устроили в теплой палате, где на одноярусных металлических койках с чистым бельем разместились 10 больных. На следующий день врач сообщил мне, что в этом госпитале нет лаборатории, позволяющей точно определить мою болезнь, в связи с чем меня направляют в госпиталь в Шморкау. В Шморкау палата оказалась холодной. Место мне дали на верхнем ложе двухъярусных деревянных нар. Больных было мало. От соседа я узнал, что в госпитале с лета 1943 года, когда я в нем находился, многое изменилось: гестаповцы арестовали группу врачей во главе с Соколовым. Всех их отправили в концлагерь.

Оказалось, что медики организовали в госпитале подпольный центр, который вел работу с военнопленными в поддержку воюющей Красной армии, осуществлял разведывательную деятельность, а также помогал укрывать убегающих из плена людей.

…По случаю наступления Нового года никто из начальства нас не поздравил. Было холодно, грязно, и, главное, хотелось есть. Еще хуже – на нижнем белье появились вши, а сменного белья не имелось. Я промучился всю предновогоднюю ночь. Утром один из больных обратился ко мне со странным предложением: «Слушай, на тебе мундир английского офицера, а на мне его брюки. Давай сделаем обмен: ты отдаешь мне мундир, а я тебе – большой кусок нового французского сукна цвета хаки. „Дома“ сошьешь себе мундир советского офицера». Я решил, что Саша Морозов может сшить для меня абсолютно все, и согласился.

4 января 1945 года меня выписали из госпиталя. Фельдфебель подробно расспросил, что со мной было, и возмутился, не увидев на мне казенного мундира. Пришлось соврать, что он порвался, а я купил кусок хорошего сукна и прошу указания фельдфебеля сшить мне новый. Он согласился. Повара нагрели для меня воду, я помылся и надел свежее белье. Затем ребята угостили меня ужином, и все в жизни пошло по-старому.

…Произошло изменение и в доме нашей хозяйки Марии Шольце. Ее работница – немка Дурочка – вдруг забеременела, и ее куда-то отправили. Ребята говорили, что в этом «виноват» наш вездесущий Леня Маляр. Вместо нее прислали аппетитную хохлушку Галю, с которой раньше «водил любовь» пленный француз из Каменца, в первое время упорно появлявшийся возле нашего двора. Но вскоре Галя стала уделять особое внимание мне: первой здоровалась и пыталась вступить в разговор через проволочную ограду во дворе. А я, смущаясь, отмалчивался.

Между тем Саша Морозов сшил мне новый мундир (китель) со стоячим воротником. Но так как моего материала для этого не совсем хватило, мундир вышел укороченным – в виде ветровки, застегивающейся у пояса. Пуговицы на мундире пришили красноармейские, с пятиконечной звездой, серпом и молотом. Такие же две пуговицы, как бы оставшиеся от погон, Саша пришил на плечах мундира.

Затем у пленного ленинградца Максима Громова я выпросил хранившиеся у него (на всякий случай) изношенные темно-фиолетовые кавалерийские брюки – полугалифе с большими дырками на коленях. Но Саша пришил на них и между брючинами куски брезента, напоминавшие леи кавалериста. Затем он сшил из моих широченных брюк клеш и кусочка черной ткани артиллерийскую фуражку с черным околышем, а кубанку я отдал Ване Трошкову. Теперь не хватало сапог, но Саша нашел у своего хозяина портного Вайдлиха пару голенищ черного цвета и принес их мне. Я надевал эти голенища поверх ботинок, так что со стороны казалось, будто ношу высокие хромовые сапоги. Таким образом, моя одежда стала походить на униформу советского офицера – то ли артиллериста, то ли кавалериста. Однако, чтобы было ясно, что я военнопленный, я аккуратно нарисовал на левой стороне мундира над грудью и сзади красной масляной краской небольшие буквы SU, означавшие мою принадлежность к Советскому Союзу. Моя новая форма понравилась всем нашим девушкам в деревне и даже фельдфебелю.

…Почти до середины января немецкие газеты и власовская газета «Заря» публиковали хвалебные статьи по поводу успешных действий вермахта на Западном фронте. Но вскоре на Восточном фронте Красная армия начала победоносное наступление и перешла границу Германии. Естественно, что в связи с продвижением Красной армии поток беженцев усилился. Немцы стали гнать в глубокий тыл также и военнопленных. Так, в один из первых дней февраля к нам в Цшорнау для ночевки пригнали с востока – со стороны Кёнигсварты колонну советских военнопленных… офицеров, пребывавших раньше в лагере Офлаг в Польше. В этой колонне, сопровождаемой тремя конвоирами, было около 60 человек. Встречать ее вышел комендант лагеря фельдфебель Хебештрайт, захвативший меня с собой в качестве переводчика, а затем поручивший мне сопровождать пленных. Со словами «Прошу вперед во двор!» я раскрыл ворота. Когда колонна вошла, я скомандовал: «Стой!» Колонна остановилась. Затем вместе с фельдфебелем и конвоирами я вошел во двор, закрыт ворота и громко произнес: «Налево!», после чего колонна развернулась ко мне… спиной. Пришлось немедленно исправиться, скомандовал: «Кругом!»

Фельдфебель обратился к прибывшим с речью. Он сказал, что приветствует господ русских офицеров и просит их организованно войти по одному в здание лагеря, где многим из них, к сожалению, из-за отсутствия свободных нар придется ночевать вдвоем на одном ложе с его хозяином. Фельдфебель пообещал и срочно организовал выдачу прибывшим большой порции супа, который специально для них приготовили наши повара.

Среди прибывших были как пожилые и очень солидные люди, перед которыми хотелось встать навытяжку (наверное, они имели звание не менее майора), так и молодые в звании лейтенанта или младшего лейтенанта. Они поднялись по крутой лестнице в нашу казарму, и некоторых из них, сильно ослабших, пришлось при этом поддерживать.

Наши ребята встретили офицеров очень хорошо: разобрали их по своим нарам, стали расспрашивать и угощать едой и куревом. Повара принесли в баках густой суп, а мы варили на печке в больших тазах кашу из размолотой пшеницы. Все офицеры оказались страшно голодными, так как жили в Офлаге на мизерном пайке и не имели возможности организовать себе дополнительную еду. Кое-кто из них сожалел, что во время регистрации не сообразил записаться рядовым, но многие принципиально не отказались от своего звания.

Утром повара снова накормили офицеров супом, и они, выстроившись во дворе, отправились под конвоем в сторону Каменца. Я долго смотрел вслед удалявшейся колонне, вытянувшись по стойке «смирно» и отдавая офицерам честь. В этот день на работу мы направились значительно позже, чем в обычные дни, так как поварам пришлось потратить много времени для приготовления супа «гостям».

В начале января печать и радио Германии с восторгом известили, что «специальное подразделение начало наносить по Англии, особенно по Лондону, удары возмездия ракетами Фау-2, заменившими беспилотные самолеты Фау-1». Эти ракеты должны были обеспечить верную победу над врагом. Но в ответ английские и американские самолеты стали осуществлять главным образом ковровые бомбардировки немецких городов, вместо точечных. Центр Берлина был практически разрушен.