Непобежденные. Герои Людиновского подполья в годы Великой Отечественной войны - читать онлайн книгу. Автор: Владислав Бахревский cтр.№ 86

– Работа, Стулов, предстоит прелестная. – И снова взгляд зверя: – Но знаешь, Стулов, это – смертный приговор.

– Ну и ладно! – буркнул полицай-слон. Он боялся Митьку.

– Нам с тобой приговор. Расстрельный.

Стулов опупел:

– Ты чего?

Митьку согнуло пополам от смеха. И – снова потишал.

– Василий, друг! Сходи к Ступину, пусть даст все, чего они накопали на пацанье. Героев не по делу нам не надобно. Гехаймфельдполицай половину Людинова в партизаны записала.

Старший следователь долго просидел над составлением не ахти какого длинного списка. Кого-то вносил, кого-то вычеркивал.

– Чего ты так долго пыхтишь? – удивился Стулов.

– Так ведь кто вписан пером – считай, покойник! – Митька улыбнулся: – Я с этими ребятами в футбол играл. А кое с кем сидел за одной партой. – И быстро вычеркнул фамилию Николая Евтеева.

Принялся переписывать бумагу еще раз. Перо споткнулось на братьях Цурилиных. Какие они партизаны, уличная шпана… Мальчишки. Вымарал обоих в старом списке.

Отец Викторин на присланной из Колчина лошади, впряженной в рессорную коляску, приехал в село крестить детей. Главный купол великолепного храма как срезало. Снаряд.

Детей крестили в школе. Школа деревянная, двухэтажная.

Для крещения женщины приготовили дубовую бочку. Ее поставили в первом классе. Класс убрали цветами: георгины, флоксы, хризантемы, даже гладиолусы.

Отец Викторин сначала крестил младенцев, потом – ребят постарше. Крестились несколько девушек, у которых при советской власти родители были на виду: дочери учителей, дочери колхозного начальства, начальства МТС.

Решил отслужить молебен в храме. Алтарь уцелел. Стены храма – непоколебимые.

Домовитые хозяйки, девушки в цвету, подросточки тонконогие, старушки неведомого возраста, ребятня – все стояли на битом кирпиче под зияющим куполом, затянутым синим пологом неба.

Алтарь – ниша.

От иконостаса уцелела левая диаконская дверь с архангелом. От Царских врат – одна створка.

Певчие, пережившие закрытие церкви, войну, бомбежку, пели, будто воскресли.

Где уж тут сдержать слезы, когда в груди – колодец с верхом! Но слезы, пролившиеся наконец, пение-стон соединялись с молчанием предков, и как только началась служба, так явился в храме столп света от полу и через кратер уничтоженного купола до Престола Божия.

Миропомазание стало очередью за спасением.

– Братья и сестры! – сказал отец Викторин. – Вспомните, сколько пришлось претерпеть! Кто больше прожил, тот и претерпел больше. Вот мама младенца Георгия, ныне крещенного. Младенцу семь дней от роду, но ведь он – посредине войны. Ему, семидневному, послано испытание, как и всем нам. Перетерпим – значит выдюжим, будем жить. Господь возрадуется нам и будет с нами, а мы с Господом!

К отцу Викторину подошло большое семейство:

– Батюшка! Похлопочи о людях Бытоши. Мы – беженцы. Прислали нам в начале лета начальника полиции, слона Стулова. Слоны – животные добрые, детей нянчат, а Стулов, Васька проклятый, ребятишек на виселицы вздергивает. Нашел пионерский галстук у Зины Морозовой. Издевался над подросточком не хуже сатаны. Замучил насмерть.

– Напишите о зверствах Стулова господину коменданту Бенкендорфу, – посоветовал отец Викторин.

Народ обомлел. Батюшку как своего принимали, а он власть немцев признаёт.

– Вижу в ваших глазах осуждение. – Отец Викторин своих глаз не прятал. – Бенкендорф играет роль милосердного правителя. Стулова он уберет. Из тюрьмы отпустит людей. Нам жизни наши надо сберечь. Народ – это жизни.

Бумагу написали, под бумагой подписались.

Отец Викторин из Колчина приехал в комендатуру. Бенкендорф священника принял, прочитал прошение, написал на прошении свою резолюцию.

– Благодарю вас, отец Викторин. Ваша забота о пастве воистину пастырская. Господин Стулов уже сегодня будет освобожден от занимаемой должности.

В этот же день в Бытошь поехала инспекция. Стулова погнали из начальников, переместили в Людиново – пороть людей.

Узнавши о возвращении Стулова, батюшка сказал Полине Антоновне:

– В нашей полиции каждый задержанный подвергается избиению. Майор Бенкендорф возрождает времена своего предка, графа Александра Христофоровича. В те поры всю Россию выпороли по милости просвещенных государей – Александра Благословенного и Николая Павловича Палкина.

В квартире для больших начальников, где имели комнаты Олимпиада Александровна Зарецкая и Клавдия Антоновна Азарова, были еще две комнаты. Это жилье наконец-то обрело хозяев. Сюда поселили врачей: Соболева и Евтеенко.

За своего доктора, за Евтеенко, похлопотал перед Бенкендорфом старший следователь Иванов.

На новоселье пришли главный врач больницы Андреева, Дмитрий Иванович Иванов с Ниной Зарецкой, господин Федор Иванович Гришин, начальник столярного цеха на заводе. Гришин помог врачам обставить комнаты. Его мастера сделали две кровати, два стола и дюжину стульев.

Был спирт, для нежных дам – вино. Иванов, вернувшийся из командировки по деревням, одарил врачей салом и парой гусей.

Праздничный стол был вполне праздничным, имелся патефон, пластинки. Оказалось, Азарова и Гришин – замечательные танцоры. Порадовали всех фокстротом, станцевали чарльстон.

Митька пригласил Нину на вальс, потом на танго, прижимал к груди, ласково брал за талию. Ничего ведь не скажешь – герой. Освобождал леса от мин, инспектировал бытошскую полицию. Стулов за свою ретивость кровавую получил от немцев нагоняй.

В чем заключалась инспекция старшего следователя – неизвестно, только огромного Стулова трясло перед Митькой.

Фрау Андреева, глядя на танцы Клавдии Антоновны, на ее модное, безупречно сидящее платье, растрогалась. Шепнула товарищески:

– Вы же – аристократка! Боже мой! Зачем вам эти вонючие партизаны?

– Где партизаны?! – Глаза Азаровой стали огромными. – Он? (Взгляд на Гришина). Он? (На Митьку). Они? (На Соболева и Евтеенко).

– Ну, ладно! Ладно! – махнула рукой фрау. – Коммунисты такого чарльстона вовек не танцевали.

Всех удивил баптист Гришин. Сначала спел «Я встретил вас, и всё былое…», спел чистым голосом, с пронзительной тоской в глазах. Потом показывал смешные фокусы. Яйцо превратил в цветок, цветок – в змею. Змею – в четыре стеклянных капсулки с розовым маслом. Подарил масло женщинам, приговаривая:

– Это змеиный яд, побывавший в руках доброго человека.

– Дмитрий Иванович! С партизанами, говорят, покончено? – спросила Андреева.