Непобежденные. Герои Людиновского подполья в годы Великой Отечественной войны - читать онлайн книгу. Автор: Владислав Бахревский cтр.№ 12

– Сороковой год был хороший! – Клавдия Антоновна принесла блюдо с крошечными пирожками. – Олимпиада, посмотри, что у нас с заливной рыбой?

– Посмотрю. Но сначала хотелось бы в эту вот проталину разглядеть, каков он будет – грядущий новый год.

Мадам Фивейская улыбалась:

– Дорогая моя! О всяком новом годе одно всегда известно: он будет – лучше и достойнее минувшего во всех отношениях.

Олимпиада окинула взглядом свою комнату:

– Жалко, елки нет у нас. Теперь елки ставят, это уже не пережиток. А что касается нового года… Этот штурман, матушка его, добрый официант, грубиян офицер… Разве они знали, что вступают в год революции? Что революция произойдет и победит?

– Ты хочешь прозреть, каков он будет, сорок первый год? – спросила Клавдия Антоновна. – Жизнь страны обещает очередное свершение. Откроют в Ледовитом океане неведомый остров, облетят на самолете земной шар.

– Мне совершенно точно известно, – просияла глазами мадам Фивейская, – милейшая Полина Антоновна сошьет мне жакет, по изяществу равный жакету английской королевы. И это произойдет в Людинове.

– Винегрет недоделали! – всплеснула руками Клавдия Антоновна.

– А заливное удалось! – объявила Олимпиада.

Виктор Александрович полистал журнал. На обложке строгая, красивая женщина с пистолетом. Наискось надпись: «Засл. арт. республики орденоносец В. Н. Давыдова в роли Груни в опере "Броненосец Потемкин"».

Первая страница журнала занята пятью портретами. Сверху председатель Совета народных комиссаров СССР Вячеслав Михайлович Молотов. Под ним четверо заместителей: Влас Чубарь, Анастас Микоян, Станислав Косиор и председатель Госплана Николай Вознесенский. 30 января 1938 года.

Клавдия Антоновна беспечно держит такой номер «Огонька» в доме.

Двоих из этой четверки уже нет в живых.

Следующий разворот – народные комиссары. В школьных учебниках заливают теперь чернилами маршалов Советского Союза, ставших врагами народа: Блюхера, Тухачевского, Егорова. И здесь надо бы закрасить Ежова, Михаила Кагановича, Эйхе, Бермана, Брускина, комиссара флота Петра Смирнова, комиссара торговли Михаила Смирнова, внешней торговли Чвялева и других… Чубарь и Косиор двух месяцев не усидели в креслах.

Рассказ Паустовского хоть и никакой, но интересен тем, что в правительственном номере дан эпизод из жизни дворян, пусть бедных, недовольных, но дворян! Это же сигнал: жизнь вошла в берега. Половодье революции угомонилось… И пожалуйста! Половина правительства – враги.

Подошла Олимпиада.

– Зачем это у вас? – спросил Виктор Александрович.

Пожала плечами, взяла:

– Выброшу в нужник. Но знаешь, о чем все это говорит? Власть Советов незыблема.

– Власть Советов, как и наша страна, – победоносные! – согласился Виктор Александрович. – Уничтожь от греха… Не надо давать повода…

Сам он повода не доверять ему не давал властям.

В канун Рождества ходил в кинотеатр – культпоход лесников устраивал парторг Никитин. Смотрели фильм «Волочаевские дни».

А на другой день после Крещения за ним приехали из деревни Усохи. Не отказал. Женщины в крошечной избушке собрали пятерых ребятишек. И он крестил их. Младшей было три месяца, старшему из крещеных, мальчику, шел девятый год.

Обратно просил везти себя через Манино. Постоял над оврагом, засыпанным снегом. Здесь в землянке жил старец иеромонах Тихон. Когда еще пустынька была не разорена, на горочке возле деревянной церквушки во имя Иерусалимской Божией Матери в келейке ютились матушки монахини.

Было – и нет. Белая пустыня. Еще одна убитая молитва на Русской земле.

Да, повода не надо было давать, но и праздновать труса – не по сану.

Отслужил молебен над святым местом.

В награду кинулся в глаза куст вербы. Крещенские морозы, а верба в жемчужинах. Расцвела.

Сломал несколько веточек. Домой привез, как чудо.

– Я так по весне соскучилась! – касаясь губами живых жемчужин, сказала Нина.

– Осталось февраль пережить! – вздохнула Полина Антоновна. – Доченька, не торопи время. Лучшее все-таки позади, хотя надежды наши – на завтра.

Дни весенних каникул. Всероссийское бездорожье. Река разлилась – разрезало на половины городок, село. Из деревни в деревню пройти-проехать невозможно. Дороги поплыли, настоящее тесто. По иным улицам ребятня на деревянных корытах Америки открывает.

Алеша Шумавцов вторую неделю каникул жил у папы с мамой в Людинове. К братьям Павлу, Витюшке, Сашке и сестричке Дине заново привыкал, родством душа умывалась.

А вот первую неделю каникул Алеша провел в деревне у бабушки Евдокии.

Алеша на порог: «Здравствуй, бабушка!» А друг сердечный, охота, заждавшись за зиму своего верного приятеля, в окошко заглядывает, птичьими кликами зовет.

Русская весна – птичья, а бабушкин лес – сама сказка – тетеревиное место.

Отец передал Алеше юношескую свою страсть без возврата. Железная дорога время забирает у человека без остатка. Завтракает Семен Федорович до свету, ужинает, когда ночь на дворе, но это он дал сыну ружье в руки. На глухариную охоту сводил. По глухарям ни отец, ни сын не стреляли – глухариные песни слушали.

Шалаши Алеша ставил отменные. В его шалаше тепло, сухо, весной пахнет: травушкой-муравушкой, водой, почками березы. Без шалаша-то весны, может, и больше, но чуда не дождешься.

В то утро заря уродилась светоносная, будто где-то зеркало поставили. А как разлилось розовое по небесам, охотничка сладкая дрема сморила. Всего на мгновенье. Тут чудо и ударило крыльями над шалашом: косач.

Сел близко, хоть не дыши! Сердце в груди громыхает. Громкое сердце досталось Алеше.

Почудилось, на самом краю земли тетерева токуют. Косач молчит, слушает супротивников. Влюблены до смерти, подходи в открытую, стреляй – песня самой жизни дороже.

И – кап! Кап! С берез. То ли слезы, то ли сок из раны.

– Чуф! Чуф! – совсем близко. Еще один косач пожаловал.

– Чуф! Чуф! – со всем великолепием ответил Алешин красавец и пошел гнать незваного гостя.

– Чуф! Чуф! – Песня чужака такая же гордая, непреклонная.

Не разодрались. Принялись токовать, чья песня слаще.

Вдруг один за другим грохнуло два выстрела. И сразу пальба. Вразнобой, поспешная. Было кого стрелять. Алеша смотрел на своего тетерева. Шагах в пятнадцати. Вертит головой, опустя крылья, перепуганный выстрелами. Большой. Опытный. Не кинулся улетать, в воздухе скорей убьют.

Алеша выстрелил.

Положил добычу в сумку, ружье на плечо – и прочь из леса.

Выйдя к дороге, портянки перемотал, ноги стали влажные.