Записки рядового радиста. Фронт. Плен. Возвращение. 1941-1946 - читать онлайн книгу. Автор: Дмитрий Ломоносов cтр.№ 8

читать книги онлайн бесплатно
 
 

Онлайн книга - Записки рядового радиста. Фронт. Плен. Возвращение. 1941-1946 | Автор книги - Дмитрий Ломоносов

Cтраница 8
читать онлайн книги бесплатно

Пропали ли деньги? Наивная, ты, должно быть, ни-ни себе не представляешь, как можно жить, не имея обеспеченного завтрашнего дня. Зарплаты нет, пенсии нет, есть иногда грошовая работа или случайная присылка денег (в 47 году за весь год от сына 200 рублей!), а угол съедает все! Только уплатила за месяц, уж седеешь о том, как и откуда набрать на следующий месяц. Знаешь ли, что значит жить без крыши? Нет, и не дай Бог этого не знать и тогда даже недругу — скверная вещь. Ты наивная, как ребенок. Здесь квартирантка рассматривается, как прислуга, как из милости, «не смей дыхать», как говорит моя хозяйка. Хозяин — барин, что хочет, то делает, так говорит она, и это — правда. Хочет она, встает в два часа ночи, вытопит печку, настряпает блинов, шаньги, похлебку и ляжет снова спать. В 7 часов встает, будит мужа и сына, наедятся и в школу, и на работу. И ты приноравливаешься, прислушиваешься чутко, чтобы сварить свою похлебку или состряпать лепешку. А похлебка состоит из пяти картошек (картошка стоит теперь 10 рублей ведро, а стоила 35–40 рублей) и пары костей (за кг костей я платила еще месяц тому назад 3 рубля 80 коп), а другой день затопит печку только в семь утра, и все считают, что ты пользуешься дровами…

А угол! Угол — это две голых доски — постель. И вся жизнь моя проходит на этих двух досках. Но считают услуги, будто бы без меня не топили бы, без меня пол не мыли бы и проч. Плачу 70 рублей, и то велели искать квартиру, и я ищу. Будто бы продают хату и уезжают. Ищу уже 10 дней и найти не могу. Если бы я где-нибудь служила! На вопрос: «Где работаете?» — «Нигде». — «Чем же живете?» — «Вышиваю, свои немножко помогают». — «Нет, не сдаем». А после тебя идет служащая аптеки или врач-инспектор — сдают за 100 руб. комнату с отоплением квартиранта…

Маленький возик дров стоит 40 рублей, керосина нет. Ну, в общем, я живу из милости, мне делают «бедной старухе одолжение». Вот и скажи, что ты будешь вместо 70 рублей платить 7 рублей! Они выгонят на мороз без пощады…

Нет, Маруся, — зарплата не уменьшена, и заикнуться о снижении нельзя.

Вот задача моя, найти угол, и уж до тепла как-то дотянуть. Это не жакт и не служебная квартира. Вот я хотела бы, чтобы сын мой обеспечил мне хоть угол. Уезжая, он просил меня ехать с ним. Это его последние слова здесь. Он разве ничего не рассказал вам? Но я так хотела что-нибудь веселое, радостное написать тебе и Калерии! Где это взять? Что ты узнала про Леонида? Как ты нашла Калерию? Работаешь ли ты сама? Пиши разборчиво. Кончаю. Пока хватит. Привет всем. Пиши до востребования.

Катя.


20/1-48 г.

С добрым утром! Который раз читаю твое письмо и все же до конца не разобрала его. Еще раз написала просьбу в Новосибирск. Так или этак, меня (дай Бог!) хватит до весны, сил не хватает ходить около жизни и не жить… Вот и тоскливо очень становится.

Куда поеду? (если будет на что) — не знаю, но! Отсюда надо домой. Таких ископаемых, как кыштовцы (это что-то особенное!), на всем свете не найти. И подумай только, Маруся, вот скоро два года и ни одного интеллигентного человека, культурного около меня, и как только я еще продолжаю говорить своим языком. М. б., даже кинусь в Канск. Как много было там пережито мною. Поэтому я сразу уехала куда глаза глядят, только не в Канск. А теперь там есть люди.

Целую, привет всем, Катя.


26/1-48 г.

Маруся, дорогая! Два дня тому назад получила от Кал(ерии) второе (на одной неделе) письмо, а вчера и от тебя (тоже второе после такого длинного перерыва). Да, хорошо то, что хорошо кончается; выкарабкались и Кал(ерия), и ты… Но ты мне не нравишься. Кал(ерия) говорит, что тебе нужен длительный отдых. Я тоже думаю. Но говорить и думать — это даже не сотая доля реальной помощи. Что ты поделаешь, когда вокруг тебя столько беспомощных (правда, желающих тебе добра) людей. Сколько я тебя помню — ты как белка в колесе вертишься, а отдых откладываешь «все на потом», а это «потом» не приходит.

Маруся, говорят, что на станциях теперь нет никого ожидающих, что в поездах свободно. Сказки это? Или правда? А меня всегда беспокоит мысль о жизни неделями на станциях, на грязном полу, как это было, когда я добиралась до своего рая…

Маруся, Калерия умнее нас с тобой. Мы с тобой всегда тратили себя безрассудно, бросали свою энергию пригоршнями, загорались, не жалея себя. Она же бережлива, рассудком живет. Сердце не прыгает вперед. Вот и сейчас пишет: «Твое письмо на ночь не стала читать, иначе не буду спать». Умно. Умно. Вот и мы, окружающие, ее тоже должны беречь. Поэтому, пишу только для тебя. Мне живется особенно тяжело сейчас. Дело в том, что мое здоровье (я нарадоваться не могла на себя, предвкушая весну…) начинает подводить меня… Приближается февраль (в прошлом году как раз в это время началось и свалилась на полтора мес. и до сих пор восстанавливаю силы), мой кашель и одышка повторяются… Антоновна говорила мне: «Не кашляй, ты будишь ребенка». А вчера Ивановна моя сказала мне: «Твой кашель не дает нам спать». А я, лежа, не могу дышать, целыми ночами просиживаю на своих двух досках, мерзну, как собака, все тряпки одену на себя и зуб на зуб не попадает.

Температура каждый день 37.4, 37.6. Я думала сначала, грипп, нет, не то.

Ну, в общем, я должна сказать тебе другое, что особенно беспокоит меня: квартира и опять квартира. Откуда-то моя хозяйка узнала, что я почти договорилась с одной (через два дома от нас), что она пустит меня к себе. Вчера налетела на меня: «Что же ты не идешь к Шабановой, она ждет тебя!» Я сказала ей совершенно спокойно: «Сейчас я просто не в состоянии двигаться лишний раз. А как только немножко потеплеет на улице, я уйду. Мне самой уйти хочется от вас, Ивановских, избавиться. Не будь это и моим желанием — я и не ушла бы до тех пор, пока отсюда не уйдете и вы (она же собиралась продать дом и уехать), и вы ничего не сделали бы, так как зима на улице…» Сказала это, но мне тяжело здесь пробыть лишний час.

Короче: знаю, Маруся, как тебе тяжело. Верю. Хочу навязать тебе еще одну тяжесть. Сама я как-то живу без денег. Чудно, правда? Но вот, за квартиру-то ее я уплатила Ивановне, залезла в долги, а долгов 45 рублей там, где меня иногда на пару часов (пока мать сбегает в лавку за хлебом и еще чем-нибудь) оставляют домовничать и возиться (качать люльку) с двухмесячным ребенком. Теперь нужно мне дать задаток на новый квартал и выплатить за эти дни квартиру. Думаю, новая пустит рублей за 50, иначе и быть не может. Они умрут, а не пожалеют тебя. Ты не знаешь, что это за люди. Все бывшие кулаки. Сегодня соберусь с силами и пойду договариваться относительно угла. Может быть, еще и не пустят. Я уже привыкла думать, что они делают мне одолжение. Ну, так вот, Маруся, если б Дима что-нибудь прислал мне — я не просила бы твоей помощи. Зная, как тяжело тебе, но от него третий месяц нет ничего. Неужели опять хворает? Боже мой, как много горя у каждого из нас! Так вот, Маруся, чтобы выйти мне из квартирного кризиса, пришли мне сколько только удастся наскрести… И стыдно мне и обидно за себя, но что уже, слова, слова, слова…

Вернуться к просмотру книги Перейти к Оглавлению Перейти к Примечанию