Ода политической глупости. От Трои до Вьетнама - читать онлайн книгу. Автор: Барбара Такман cтр.№ 35

Проповеди на открытии под председательством Льва X Пятого Латеранского собора вызвали недовольные отклики. Снова прозвучало предупреждение советника курии Джованни Кортезе, сказавшего Льву в день его избрания, что реформа опасно запаздывает. Много лет спустя кардинал Кортезе, пытаясь исправить вред, нанесенный церкви, подготовит повестку дня Тридентского вселенского собора. В марте 1517 года, в день закрытия Латеранского собора, Джанфранческо Пико делла Мирандола, правитель маленького герцогства и племянник более знаменитого дяди, перечислил все необходимые реформы и высказался о выборе между светским и религиозным: «Если мы хотим победить врага и вероотступников, важнее восстановить падшую мораль, а не пускаться с нашим флотом в Черное море». «Если же это не исполнить», продолжил оратор, «церковь ждет тяжелая кара». Речь Пико продемонстрировала недовольство преданного христианина.

Возмущенные светскими наклонностями папства, гуманисты и интеллектуалы, по примеру французского богослова Жака Лефевра, обратились к текстам Священного писания, чтобы глубже вникнуть в их смысл, а другие, такие, как Эразм, — к сатире, что, возможно, было вызвано искренним разочарованием в религии. Во всяком случае, все это снизило уважение к церкви. «А верховные первосвященники, которые заступают место самого Христа? — писал Эразм в „Похвале глупости“. — Сколь многих выгод лишился бы папский престол, если бы на него хоть раз вступила Мудрость?.. Что осталось бы тогда от всех этих богатств, почестей, владычества, побед, должностей, диспенсаций, сборов, индульгенций… Их место заняли бы бдения, посты, слезы, покаянные вздохи и тысяча других столь же горестных тягот. Не следует также забывать об участи, которая постигла бы бесчисленных чиновников, копиистов, нотариусов, адвокатов, промоторов, секретарей, погонщиков мулов, конюших, банкиров, сводников. Прибавила бы я еще словечка два, да боюсь оскорбить ваши уши». [9]

Папские войны прибавили Эразму скорби, ибо они были направлены против так называемых врагов церкви. «Как будто могут быть у церкви враги злее, нежели нечестивые первосвященники, которые своим молчанием о Христе позволяют забывать о нем, связывают его своими гнусными законами… и убивают его своей гнусной жизнью!» В частном письме он высказывается кратко: «Нынешняя монархия папы в Риме — чума для христианства».

В те же годы — 1510–1520 — Макиавелли увидел доказательство разложения в таком факте: «Народ, находящийся ближе всех к римской Церкви, являющейся главой нашей религии, наименее религиозен. Тот, кто рассмотрит основы нашей религии и посмотрит, насколько отличны ее нынешние обычаи от стародавних, первоначальных, придет к выводу, что она, несомненно, близка либо к своей гибели, либо к мучительным испытаниям». Гнев Макиавелли вызвал ущерб, нанесенный Италии. Римский двор и отказ пап от реформ разрушили всякую набожность и религиозность в стране. «Дурные примеры папской курии лишили нашу страну всякого благочестия и всякой религии, что повлекло за собой бесчисленные неудобства и бесконечные беспорядки». Церковь «держала и держит нашу страну раздробленной», в этом причина «нашей погибели». Церковь, «не будучи в силах овладеть всей Италией и не позволяя, чтобы ею овладел кто-нибудь другой», и «боясь утратить светскую власть над своими владениями», призывала себе на подмогу иноземных союзников, и «каждый ощущает, как смердит господство варваров».

Подытожить обвинительное заключение можно одной фразой Гвиччардини: «Люди совершенно утратили всякое почтение к папству».

Наибольшую роль из всех злоупотреблений, приведших к окончательному разрыву, сыграла торговля индульгенциями, и всем известно, где начался раскол — в Виттенберге на северо-востоке Германии. Именно в немецких княжествах были наиболее сильны антиримские настроения и громче звучали голоса протеста, так как отсутствие национальной централизованной власти не позволяло сопротивляться папским поборам так, как во Франции. Кроме того, налоговое бремя Рима здесь было тяжелее — империю и церковь связывали давние отношения, церковь имела в Германии обширные владения. Народ не только испытывал чувство, будто его ограбили папские сборщики налогов, люди считали возмутительным, что во всем, что связано с церковью, слышится звон монет. Они были оскорблены нечестием Рима и пап, их категорическим отказом от реформ. «Можно ожидать бунта против Святейшего престола», — предупреждал папский нунций Джироламо Алессандро, будущий епископ и кардинал. В 1516 году он написал папе, что тысячи людей в Германии только и ждут момента, когда можно будет высказаться открыто. Лев X был занят денежными вопросами и мраморными памятниками и ничего не слышал. Не прошло и года, как настал долгожданный момент: по поручению папы доминиканский монах Иоганн Тецель стал продавать индульгенции в Германии.

В индульгенциях не было ничего нового, и не Лев X их придумал. Поначалу их выдавали как освобождение от некоторых добрых дел, которые духовник предписывал исполнять грешнику в возмещение его грехов, но постепенно индульгенция превратилась в освобождение от вины за совершенный грех. Такое положение сурово осуждали пуристы. Еще большие возражения вызывала торговля духовной благодатью. Некогда милость Господня даровалась за пожертвование, которое грешник вносил на ремонт церкви, на содержание больниц, на выкуп пленных из Турции и другие добрые дела, теперь же это переросло в поставленное на поток коммерческое предприятие: половина или треть средств обычно шла в Рим, а остальные деньги отходили местной епархии, некий процент отчислялся агентам и духовникам, исповедовавшим грешника. Как в 1513 году заявил Джон Колет, церковь превратилась в машину для производства денег, ценятся именно они, а не покаяние и добрые дела. В результате появились шарлатаны с фальшивыми индульгенциями, и продажа «сохранных грамот» стала бичом организованной религии.

Когда духовники давали понять, что индульгенции могут простить еще несовершенные грехи (папы такого положения вслух никогда не высказывали), церковь на деле уже поощряла грех, на что не преминули указать ее критики. В целях расширения рынка Сикст IV в 1476 году заявил, что индульгенции могут помочь душам в чистилище, и простой народ поверил, что они облегчат участь почивших родственников. Чем больше молитв и месс служили за покойных, тем якобы короче становился срок их пребывания в чистилище. Такое положение благоволило богатым, а бедных оно, естественно, не устраивало, и они готовы были отвергнуть официальные таинства.

Юлий II уже воспользовался продажей индульгенций для строительства нового собора Святого Петра. Лев X в первый год своего правления распорядился о торговле индульгенциями для той же цели, а в 1515 году он устроил специальную распродажу в Германии для покрытия расходов на свою войну в Урбино. Предложение о «полном прощении всех грехов» действовало в течение восьми лет. Финансовые договоренности византийской сложности побудили молодого аристократа Альбрехта Бранденбургского купить у папы три бенефиции. В 24 года он стал архиепископом Майнца и Магдебурга и администратором епископства Хальберштадт за сумму, по разным свидетельствам, от 24 до 30 тысяч дукатов. Поскольку Альбрехт не в состоянии был собрать необходимые средства, то он занял деньги у банкирского дома Фуггеров и возмещал теперь долг за счет продажи индульгенций.