Ода политической глупости. От Трои до Вьетнама - читать онлайн книгу. Автор: Барбара Такман cтр.№ 133

Томас Джефферсон, которому, в отличие от большинства людей, неоднократно приходилось занимать самые высокие посты, крайне мрачно высказывался на сей счет. «Всякий раз, когда человек бросает алчущие взгляды на какую-либо должность, — писал он своему другу, — его поведение начинает становиться мерзким». Возможно, что его современник, живший на другом берегу Атлантики Адам Смит, занимал еще более критическую позицию. «И таким образом, на получение должности… уходит добрая половина человеческой жизни; и это является причиной всех волнений и столкновений, всех грабежей и несправедливостей, которые алчность и честолюбие привнесли в этот мир». Оба великих деятеля прошлого говорили о низких моральных качествах, а не о компетенции. Когда моральные качества одних государственных деятелей выносятся на обсуждение, другие государственные деятели не дают им высокой оценки. В 30-е годы XX столетия, когда шли поиски кандидатуры на должность председателя Сенатской комиссии по расследованиям деятельности военной промышленности, один из лидеров сторонников мира обратился за советом к сенатору Джорджу Норрису. Исключив самого себя как слишком старого, Норрис, составив список коллег, стал вычеркивать их одного за другим, как слишком ленивых, слишком глупых, слишком тесно связанных с армией, морально неустойчивых или слишком загруженных работой, обладающих слишком слабым здоровьем, или имевших конфликт интересов, или относящихся к числу тех, кого скоро должны переизбирать. В конце концов оказалось, что он исключил всех, кроме сенатора Джеральда Найя, единственного из 96 человек, который, по его мнению, обладал компетенцией, независимостью и прочими качествами, необходимыми для решения этой задачи. Во многом сходное мнение высказал генерал Эйзенхауэр в ходе дискуссии о необходимости найти лидеров, вдохновленных идеей создания Соединенных Штатов Европы, единственного, как виделось, способа сохранения безопасности Европы. Он не считал это возможным потому, что «все слишком осторожны, слишком напуганы, слишком ленивы и слишком амбициозны (в личном плане)». Странно и весьма примечательно, что такой недостаток, как лень, присутствует в обоих списках.

Еще более значительным мотивом для проявления недомыслия является чрезмерная власть. После того как у Платона сформировалось удивительное представление о государстве как о республике, которой правят философы-цари, у него стали возникать сомнения, и он пришел к заключению, что только законы могут служить гарантией от злоупотреблений. Он считал, что давать слишком много власти так же опасно, как поднимать слишком много парусов, но в окружающей его действительности от умеренности не осталось и следа. Чрезмерная власть приводит, с одной стороны, к нарушениям порядка, а с другой стороны — к проявлениям несправедливости. Ни одна человеческая душа не в состоянии противиться искушению обладать неограниченной властью, и нет «никого, кто при таких обстоятельствах не оказался бы во власти собственного недомыслия, этого худшего из недугов». Его царство будет разрушено изнутри, и «он лишится всей своей власти». Именно таким был удар судьбы, который лишил папство эпохи Возрождения половины, если не всей власти. То же самое случилось и с Людовиком XIV, правда, только после его смерти, а если мы, чтобы подтвердить это правило, обратимся к истории американского президентства, то и с Линдоном Джонсоном, которому приписывали фразу «мои военно-воздушные силы» и который считал, что положение дает ему право лгать и вводить в заблуждение. Но самый наглядный пример — это, разумеется, Ричард Никсон.

Интеллектуальный застой или стагнация (отказ правителей и политиков реализовывать идеи, благодаря которым они пришли к власти) является благодатной почвой для безумия. Трагическим примером является роковая судьба Монтесумы. Лидеры системы государственного управления такого уровня, как Генри Киссинджер, не выходят за рамки тех убеждений, с которыми они пришли к власти. Эти убеждения являются «тем интеллектуальным капиталом, который они будут потреблять, пока находятся на своем посту». Такая способность, как извлечение знаний из опыта, почти никогда не используется на практике. Почему американским опытом оказания поддержки непопулярной в Китае партии не воспользовались во Вьетнаме? А опыт, полученный во Вьетнаме, нельзя было применить к Ирану? И почему никто из высокопоставленных деятелей не сделал правильных выводов и не уберег сегодняшнее правительство Соединенных Штатов от того скудоумия, которое оно выказало в Сальвадоре? «Если бы люди умели учиться на историческом опыте, какие уроки могла бы нам преподать история! — воскликнул незабвенный Сэмюел Колридж. — Но этому мешают наши страсти и партийная ограниченность нашего кругозора, а свет, который дает нам опыт, напоминает свет фонаря на корме, озаряющего лишь волны позади нас». Это прекрасный образ, но такое послание вводит в заблуждение, потому что свет, озаряющий волны за кормой, должен позволить вынести суждение о природе волн впереди по курсу.

На первой стадии интеллектуального застоя устанавливаются принципы и границы, которые нельзя нарушать при решении той или иной проблемы. На второй стадии, когда появляются разногласия и нет возможности для нормальной деятельности, первоначальные принципы ужесточаются. Это период, когда в случае своевременного проявления благоразумия есть возможность переоценки, пересмотра взятого курса и его изменения, но подобные случаи — такая же редкость, как рубины на помойке. Ужесточение принципов ведет к увеличению вклада и возникновению потребности защищать собственные персоны. Число ошибочных политических решений умножается, но от них никогда не отказываются. Чем больше вклад и чем больше личное участие, тем более неприемлемым является выход из игры. На третьей стадии череда неудач настолько увеличивает размеры ущерба, что это приводит к падению Трои, падению папства, потере трансатлантических колоний и классическому унижению во Вьетнаме.

Упорство, с которым совершаются ошибки, является серьезной проблемой. Исполнители государственной власти продолжают идти по неверной дороге, словно покорившись Мерлину, волшебством направляющему их шаги. В старинной литературе такие волшебники, как Мерлин, существуют, чтобы объяснять различные человеческие заблуждения и отклонения, но есть и свобода выбора, если, конечно, мы не признаем в бессознательном Фрейда нового Мерлина. Как написал один историк, который был поклонником Джона Ф. Кеннеди, правитель будет оправдывать свое дурное или неверное решение тем, что «у него не было выбора». Но дело не в том, насколько мало могут отличаться друг от друга два возможных варианта, ведь всегда есть свобода выбора, с помощью которой можно внести изменения или полностью отказаться от непродуктивного курса, если, разумеется, лицо, принимающее политические решения, обладает достаточным мужеством, чтобы пойти на это, следуя своим нравственным принципам. Ведь он не является, как описано у Гомера, созданием, судьба которого уже предопределена прихотью богов. Однако признать ошибку, выйти из игры, изменить курс — все это самые невыносимые для государственной власти альтернативы.

Почти никогда не идет речь о том, чтобы глава государства признал ошибку. Своими злоключениями в период вьетнамской войны американцы обязаны тому обстоятельству, что у них были президенты, не обладавшие уверенностью в себе, необходимой для того, чтобы решиться на такой благородный поступок, как вывод из страны всех войск. Вновь обратимся к Берку: «Великодушие в политике не является редкостью, но высочайшая мудрость, великая империя и мелкие умы плохо сочетаются друг с другом». Настоящим испытанием становится необходимость признать ошибку, когда упорство, с каким она совершается, уже нанесло ущерб тому, кто ее совершает. Государь, утверждает Макиавелли, всегда должен быть тем, кто великолепно умеет задавать вопросы и терпеливо выслушивать правду о том, о чем он уже спрашивал, и ему следует гневаться, если он видит, что кто-то не решается сказать ему правду. Именно в тех, кто умеет задавать вопросы, так нуждается государственная власть.