«Мышьяк надо вводить в тело. Простого касания недостаточно. Или?… Есть ли такой мышьяк, который проникает сквозь кожу?»
Сюда никто не заходил. В этом Ваймс был практически уверен.
С едой и питьем вроде все в порядке, но надо все же послать Детрита на кухню — провести еще одну воспитательную беседу.
«А вдруг в комнате отравили сам воздух? Но каким образом? И как доставили сюда яд?
Или что-то было отравлено загодя? Шельма уже заменил ковер и постельное белье. Что еще можно сделать? Содрать с потолка всю краску?
Шельма рассказывал, что один раз Витинари начал бредить и в своем бреду как-то очень ловко выразился. А, да. „Мы спрячем его там, где искать не будут вообще…“».
Ваймс неожиданно осознал, что все это время смотрел в книгу. Ни одной знакомой буквы, ни одного знакомого символа. Какой-то шифр. Насколько Ваймс знал Витинари, вряд ли обычный человек был в состоянии расшифровать написанное тут.
«Можно ли отравить книгу? Но… что дальше? Здесь много книг. Надо знать, какую книгу он чаще всего открывает. Хорошо, допустим, в некую книгу воткнули отравленную иголку. Но человек один раз уколется, а после будет вести себя осторожнее…»
Собственная паранойя иногда беспокоила Ваймса. Он ко всему относился с подозрением. «Ну да, конечно, патриция отравила книга, вернее, то, что в ней написано. А эти обои довершили начатое, сведя его с ума. Да вы сами взгляните, этот кошмарный зеленый цвет кого угодно доведет до безумия!»
— Дзынь-подзынь, дзынь-дзынь!
— О нет…
— Подъем, шесть утра!! Доброе утро!! Встречи на сегодня!! Введите Ваше Имя!! Десять утра…
— Заткнись! Слушай, все встречи, что записаны в моем дневнике на сегодня, совершенно точно не…
Ваймс замолк. Опустил органайзер.
Подошел к столу. Если пролистывать по странице в день…
«У Витинари очень хорошая память. Но все равно всем надо делать заметки. Всех мелочей не запомнишь. Среда, 15.00: насаждение террора; 15.15: чистка ямы со скорпионами…»
Он поднес органайзер ко рту.
— Запиши памятку, — велел он.
— Ура! Ты говори, говори, не стесняйся. Но не забудь в самом начале сказать кодовое слово «памятка»!
— Поговорить с… Черт… ПАМЯТКА: как насчет дневника Витинари?
— И все?
— Да.
Кто-то культурно постучался. Ваймс осторожно открыл дверь.
— А, это ты, Задранец.
Ваймс моргнул. В гноме что-то было не так.
— Я смешаю кое-что из снадобий господина Пончика, сэр. — Шельма глянула на кровать. — Ой… он очень плохо выглядит, сэр. Принимал ли он?…
— Найди кого-нибудь, чтобы перенести его в другую комнату, — перебил Ваймс. — Вели слугам подготовить новое помещение.
— Есть, сэр.
— А когда все будет готово, перенесите его в третью комнату, выбранную наугад. И ВСЕ поменяйте, ясно? Всю мебель, вазы, кувшины…
— Э… есть, сэр!
Ваймс никак не мог решиться задать вопрос, который очень волновал его последние двадцать секунд.
— Задранец…
— Да, сэр?
— У тебя… э… в твоих… на ушах?…
— Сережки, сэр, — нервно ответила Шельма. — Мне их дала констебль Ангва.
— Правда? Э… что ж, отлично… я и не подозревал, что гномы носят украшения, вот и все.
— Мы славимся искусством изготовления колец, сэр.
— Да-да, разумеется.
«Кольца — да. Периодически гномы создают очередное кольцо Силы, и за это их очень не любят. Но… волшебные сережки? Впрочем, ладно… Кое-чего лучше не знать, спокойнее спать будешь».
Инстинктивный подход сержанта Детрита к вопросам инструктажа персонала был практически верен. Тролль выстроил всех дворцовых слуг в линейку и теперь, прогуливаясь вдоль строя, во всю глотку орал на них.
«Только посмотрите на старину Детрита, — думал Ваймс, спускаясь по ступенькам. — Несколько лет назад он был простым неотесанным троллем, а теперь один из лучших членов команды. Приходится, конечно, заставлять его повторять приказы, чтобы удостовериться, что он все понял правильно, но это пустяки. Его доспехи блестят даже лучше, чем у Моркоу, потому что ему никогда не надоедает их полировать. И он справляется с работой в Страже как самый лучший в мире стражник, что фактически означает: сердито орать на людей, пока те не сдадутся. Единственное, чем его можно сбить с толку, это лишь какой-нибудь поистине дьявольской хитростью. Например, если ты будешь упорно все отрицать».
— Я знаю, что вы все сделали это! — вопил Детрит. — И если тот, кто это сделал, немедленно не сознается, всех вас, повторяю, всех до единого, и я не шучу, мы запрем в самой глубокой камере, а ключи бросим в самую глубокую пропасть! — Он указал пальцем на толстую посудомойку. — Вот ты! Это ты сделала, сознавайся!
— Нет.
Детрит немножко подумал. А потом:
— Где ты была прошлой ночью? Сознавайся!
— В постели, конечно!
— Ага, знакомая история. А ну, сознавайся, ты каждую ночь тама?
— Конечно.
— А свидетели у тебя имеются? Сознавайся!
— Да как вы смеете!
— А, так у тебя нет свидетелей, стало быть, это сделала ты! Немедленно сознавайся!
— Нет!
— Ну хорошо…
— Спокойно, спокойно. Спасибо, сержант. На пока все, — сказал Ваймс, ласково похлопывая тролля по плечу. — Все слуги здесь?
Детрит вперился глазами в строй:
— Ну? Вы ВСЕ здесь?
По строю прошла легкая волна, а потом кто-то осторожно поднял руку.
— Милдред Ветерок со вчерашнего дня отсутствует, — сообщил владелец руки. — Это служанка, отвечающая за верхние этажи. Мальчик принес записку. Ей пришлось отлучиться по семейным делам.
Ваймс почувствовал, как у него по спине забегали мурашки.
— Кто-нибудь знает, по каким именно? — спросил он.
— Нет, сэр. Но все ее вещи здесь, сэр.
— Хорошо. Сержант, до того как уйти с дежурства, пошли кого-нибудь за этой девушкой. А потом иди и как следует отоспись. Так, все остальные, могут возвращаться к своим делам. Э-э… господин Стукпостук?
Личный слуга и персональный секретарь патриция, с испугом взиравший на Детрита, перевел взгляд на Ваймса.
— Да, командор?
— Что это за книга? Дневник его сиятельства?
Стукпостук взял книгу.
— Очень похоже на то.
— А ключ к шифру вам известен?
— Я и не подозревал, что он зашифрован, командор.