Власов против Сталина. Трагедия русской освободительной армии 1944-1945 год - читать онлайн книгу. Автор: Иоахим Гофман cтр.№ 99

читать книги онлайн бесплатно
 
 

Онлайн книга - Власов против Сталина. Трагедия русской освободительной армии 1944-1945 год | Автор книги - Иоахим Гофман

Cтраница 99
читать онлайн книги бесплатно

770. Сергунин И. Указ соч. С. 355.

771. Для примера упомянем: Командование 2-й армии, Ia, № 2749/43 секретно – командиру восточных войск особого назначения 720, 9.8.1943 (на нем. яз.). // BA-MA. RH 20-2/636; Командование группы армий «Центр», Ia, № 9058/43 секретно – командованию 2-й армии, 19.8.1943 (на нем. яз.). // Там же; Генерал-фельдмаршал Кейтель, № 1050/ 43 секретно – командованию группы армий «Север», 26.9.1943 (на нем. яз.). // BA-MA. RH 19 III/251.

14. Власов как советская проблема

Во время войны советскому руководству не пришлось всерьез полемизировать с Русским освободительным движением. Пропагандистские контрмеры можно было ограничить тактическими рамками, а после завершения первой фазы Власовского движения поздней осенью 1943 г., в конечном счете, прекратить. К моменту, когда в ноябре 1944 г. появился Комитет освобождения народов России и Русская освободительная армия, в Красной Армии было распространено утверждение, что «Власовская армия взята в плен, а сам Власов застрелился» [772]. Однако то, что советская сторона не была затронута феноменом Власова сильнее, было вызвано не ее морально-политическим превосходством и не малой силой воздействия освободительных идей, а исключительно тем обстоятельством, что Гитлер пресек их развитие. Пропаганду положений Пражского манифеста, саму по себе запланированную после образования КОНР и создания Вооруженных сил КОНР в 1944 г. в больших масштабах, за несколько месяцев до конца войны уже не удалось осуществить, так что советское руководство было окончательно избавлено от затруднительной задачи – еще раз публично и детально коснуться власовского вопроса. Лишь во внутренней сфере тот, очевидно, по-прежнему играл большую роль. Оттого и понятно, что глава советской контрольной комиссии при ОКВ генерал-майор Трусков 20 мая 1945 г. во Фленсбурге настоятельно потребовал немедленной и широкой информации о советских солдатах (генералы и старшие штабные офицеры – поименно), взятых в плен с начала войны, а также детальной справки о Русской освободительной армии и о добровольческих частях под немецким командованием (см. прим. 772). Однако, когда партийный орган «Правда» 1 августа 1946 г. опубликовал сообщение Военной коллегии Верховного суда СССР, считалось, что внешне можно подвести черту. Как тогда стало известно, А.А. Власов, В.Ф. Малышкин, Г.Н. Жиленков, Ф.И. Трухин, Д.Е. Закутный, И.А. Благовещенский, М.А. Меандров, В.И. Мальцев, С.К. Буняченко, Г.А. Зверев, В.Д. Корбуков и Н.С. Шатов по обвинению «в измене Родине и в том, что они, будучи агентами германской разведки, проводили активную шпионско-диверсионную и террористическую деятельность против Советского Союза», были приговорены к смерти и казнены. Из перечисленных Власов был еще известен широкой общественности. Но кто были другие? Почему о нем и об осужденных вместе с ним не было сказано больше ничего, даже намеками, как это все же было сделано в отношении группы казачьих генералов в аналогичном по форме сообщении Военной коллегии Верховного Суда СССР в «Правде» от 17 января 1947 г [774]?. «Предводители вооруженных белогвардейских воинских формирований периода Гражданской войны», говорилось здесь, а именно атаман П.Н. Краснов, генерал-лейтенант Белой армии и командир «Дикой дивизии» А.Г. Шкуро, генерал-майор Белой армии князь Султан-Гирей Клыч, генерал-майоры Белой армии С.Н. Краснов и Т.И. Доманов (последний, репрессированный советский гражданин, в армии периода Гражданской войны в действительности был лишь младшим офицером) и, наконец, генерал-лейтенант германской армии фон Панвиц приговорены к смерти, т. к. они «со сформированными ими белогвардейскими подразделениями вели вооруженную борьбу против Советского Союза и направленную против него шпионскую, диверсионную и террористическую деятельность».

Причину того, почему эта группа казачьих генералов была представлена советской общественности иначе, чем группа генералов РОА, нетрудно понять. Ведь в политическом отношении старые казачьи генералы и с ними генерал-лейтенант фон Панвиц, с советской точки зрения, давно уже не представляли опасности. Поэтому то, что они и во время Второй мировой войны вели «вооруженную борьбу» против советской власти, можно было признать без опасений, их воинские звания не нужно было замалчивать [775]. Иначе обстояло дело с группой лиц вокруг генерала Власова, состоявшей из бывших высокопоставленных советских офицеров, что проясняет уже взгляд на их звания и должности в Рабоче-Крестьянской Красной Армии. Так, Малышкин был генерал-майором и начальником штаба 19-й армии, Жиленков – высокопоставленным функционером в московском партийном аппарате и членом военного совета 32-й армии в звании армейского комиссара [776], Трухин – профессором Академии Генерального штаба и затем начальником оперативного отдела штаба Прибалтийского особого военного округа (Северо-Западного фронта) в звании генерал-майора, Закутный – профессором Академии Генерального штаба, а в последнее время командиром 21-го стрелкового корпуса в звании генерал-майора, Благовещенский – генерал-майором и командиром бригады, Меандров – полковником и начальником оперативного отдела 6-й армии, Мальцев – полковником и командующим ВВС Сибирского военного округа, Буняченко – полковником и командиром 389-й стрелковой дивизии, Зверев – командиром дивизии и военным комендантом города Харькова в звании полковника, Корбуков и Шатов – также штабными офицерами Красной Армии. Тем самым они, вместе взятые, представляли собой репрезентативный срез советского офицерского корпуса. «Власов был ее [советской власти] плотью и кровью, – писал генерал-майор Хольмстон-Смысловский, – и точно такими же были прибившиеся к нему генералы, офицеры и солдаты» [777]. Как можно было публично признать, что, наряду с «изменником Власовым», представленным в качестве прискорбного единичного явления, во время «Великой Отечественной войны» выступили против советской власти и образовали, очевидно, далеко идущий военный заговор и другие советские генералы и полковники, назначенные на свои командные посты партией и правительством? Уже простой намек должен был явиться поводом для неприятных подозрений – поэтому мучительный вопрос оставили в покое [778]. Так, даже имя Власова сегодня тщетно искать в Советской Военной Энциклопедии. Сообщение в «Правде» от 1 августа 1946 г. было задумано в известной мере как последнее слово в этом деле – тем временем, как вскоре выяснилось, исторические факты невозможно было аннулировать путем замалчивания. Власовское движение продолжало оказывать политическое влияние, не в последнюю очередь – в рядах Красной Армии.

Генерал-майор Григоренко дает в своих воспоминаниях представление о том, как трудно, должно быть, было для многих постичь, что «знаменитый генерал» Власов, «не какой-нибудь выскочка, а офицер с блестящей карьерой», с помощью немцев создал Русскую освободительную армию [779]. «Почему же? – спрашивал он себя. – У меня не укладывалось в голове, что этот человек мог быть изменником!.. Измена Власова была моментом, который я бы никогда не переварил!» Позже он узнал, что генерал-майор Трухин, его преподаватель «тактики крупных войсковых соединений» в Академии Генерального штаба, наряду с комдивом Иссерсоном – единственный «незаурядный» профессор в Академии, стал начальником штаба РОА, а его заместителем (в действительности – начальником оперативного отдела) был полковник Нерянин, офицер чисто пролетарского происхождения, соученик по Академии Генштаба, которого начальник Генерального штаба Красной Армии, Маршал Советского Союза Шапошников, когда-то назвал «одним из самых наших блестящих армейских офицеров». «Это совершенно шокировало меня, – признался Григоренко, т. к. у него не было сомнений, что Нерянин примкнул к Власовскому движению по «честным мотивам», – в отношении Нерянина ничто не убедило бы меня в обратном». То, что Власов и другие были осуждены на секретном процессе «за закрытыми дверями», «подняло мое беспокойство до точки кипения», признавался Григоренко: «Что-то тут в деле должно быть не то, подсказывало мое сознание». Ему и его товарищам еще долго пришлось дожидаться ответа.

Вернуться к просмотру книги Перейти к Оглавлению Перейти к Примечанию