Чингисхан. Империя серебра - читать онлайн книгу. Автор: Конн Иггульден cтр.№ 115

Когда тумены Субэдэя через Карпатские горы вошли в Венгрию, там их встретили армии венгерского короля Белы IV. До этого монарх приютил у себя в стране двести тысяч половцев. Этот тюркский народ, во многом схожий с самими монголами, был вынужден изойти из Руси. Временный приют половцам дали в обмен на принятие христианства. Их хан Котян крестился, а свою дочь, чтобы скрепить союз, отдал замуж за сына короля Белы. Последний со своей стороны мог рассчитывать на конное войско кочевников и в случае необходимости выставить его вместе со своей армией против врага. Помимо этого, он ожидал помощи еще и от императора Священной Римской империи Фридриха II, во владения которого входили нынешние Германия, Италия, Сицилия, Кипр и Иерусалим; претендовал он и на церковные домены папы Григория IX.

У самого Фридриха с папой Григорием шла в это время жестокая междоусобица; понтифик даже объявил императора антихристом. В результате король Венгрии остался с монгольским нашествием фактически один на один. Правда, у него была некоторая поддержка от эрцгерцога Австрийского, но она оказалась ненадежной — ушла сразу же после того, как во время некоей драки погиб Котян. Ушли и половцы.

То, что король Бела разослал по градам и весям своего королевства окровавленные мечи, — чистая правда. И народ действительно поднялся. Существует свидетельство о письменном послании, которое королю направил Бату. В нем содержалось суровое в своей простоте требование выдать русских половцев и их хана Котяна монголам. Звучало оно так: «Слово до меня дошло, что ты взял к себе под защиту половцев, слуг наших. Откажи им в приюте, а не то стану я из-за них тебе врагом. Им, у которых нет домов и которые живут в поле, уйти будет легко. А вы, живущие в домах и городах со стенами, — куда вы от меня уйдете?»

Буда и Пешт находились в семи тысячах двухстах двадцати километрах к западу от Каракорума. Субэдэй без преувеличения великим походом провел свои тумены через нынешние Казахстан, Россию и Украину (были взяты Москва и Киев), Румынию, Венгрию, Польшу, Литву, Чехию и Хорватию. Они уже вторглись в пределы Австрии, когда внезапно умер Угэдэй. Между прочим, слово «татары» применительно к монголам первым ввел в обиход французский король Людовик IX. Вот как это было. Готовя свое войско к военной кампании, он сказал жене, что его солдаты непременно пошлют тартаров в ад, или же тартары пошлют их в рай. Он намеренно исказил латинское название ада, «Tartarus», и в итоге искаженное прозвище «тартар» (или «татар») пристало к монголам в среде европейцев намертво и прошло сквозь века.

Детальным описанием битвы при Лигнице — этой кульминации броска Байдура через Польшу — я пренебрег. Такова сама суть броска: она в том, что на его протяжении происходит много боестолкновений с различными противниками, но элементарно нет места, чтобы втиснуть все их в рамки романа, даже такого, как роман о монгольском нашествии. Исторически битва при Лигнице — одно из немногих сражений монгольской армии, описанное в разных источниках до тонкостей, и опускать его — все равно что писать об адмирале Нельсоне, не упоминая битву на Ниле. [30] Но мне представляется, что ради динамичности сюжета на такую жертву можно пойти, и мое решение было оправданно. Под Лигницем Байдур использовал тактику ложного отступления, но к ней он добавил новшество: бочки с горящей смолой, дым от которых застилал поле. В результате этой незамысловатой хитрости половина польского войска лишилась возможности видеть, что происходит с другой его частью. Это легко могло стать кульминацией данной книги, но ведь была и еще одна примечательная битва — в Венгрии, при реке Шайо, — обернувшаяся полной победой Субэдэя.

Последняя из описанных в хрониках битв последнего сочетала в себе не только ночную атаку и фланговый маневр, не только мастерское использование местности, обратившее ему в помощь реку, но и кажущийся теперь уже достаточно древним фокус с оставлением врагу тропы для отхода, воспользовавшись которой, тот попадает в смертельную ловушку. Субэдэй тогда провел три тумена бродом южнее лагеря венгров, к рассвету послав Бату на их левый фланг, а сам поскакал дальше к ним в тыл. В результате король Бела IV был вынужден искать убежища в своем ночном лагере, в то время как монголы сеяли хаос взрывами пороховых зарядов, жгли бочки со смолой и осыпали лагерь стрелами. Из добычи монголы сами сделались охотниками, и у них это в полной мере получилось.

Посреди всей этой неразберихи люди короля Белы заметили идущий на запад отлогий холм, следуя вдоль которого, можно было отступить незаметно для монголов. Маршрут для отхода Бела вначале проверил на безопасность, послав по нему небольшой отряд воинов. Убедившись, что их никто не видит, он вывел по этому маршруту всю свою армию, которая в попытке уйти как можно скорей за ночь растянулась на много километров, да к тому же потеряла строй. В этот момент Субэдэй и напал на отступающую колонну. Местность он предварительно как следует разведал и намеренно оставил дверь в мышеловку открытой. Исторические источники сообщают по-разному, но монгольские тумены тогда уничтожили от сорока до шестидесяти пяти тысяч войска, исключив Венгрию на поколение вперед из числа ведущих европейских государств. Гибели король Бела избежал, укрывшись в Австрии. Когда монголы ушли, он возвратился и поднимал Венгрию из руин. На родине его по-прежнему чтят как одного из величайших королей, несмотря на чудовищное поражение в войне с Субэдэем.

Во многом это было достойное завершение военной карьеры великого багатура, хотя он, конечно же, не таким его себе представлял. Венгрия лежала в руинах, когда в стан монголов пришло известие о смерти Угэдэя и все переменилось.

Великолепные тактические маневры под Лигницем и на реке Шайо оказались безрезультатны, поскольку монголы отступили. О тех победах известно разве что узким специалистам в военной истории, отчасти потому, что своими победами завоеватели не воспользовались. В амбиции Субэдэя вмешалась политика. А если бы этого не произошло, то мог измениться весь ход мировой истории. Не так уж много в ней насчитывается моментов, когда смерть одного-единственного человека меняет судьбы всего мира. Смерть Угэдэя была как раз одним из них. Проживи он подольше, не было бы ни Елизаветинской эпохи, ни Британской империи, ни Ренессанса, а может, и промышленной революции. Ну а если так, то глядишь, и эта книга оказалась бы написана на монгольском или китайском языке.