И поджег этот дом - читать онлайн книгу. Автор: Уильям Стайрон cтр.№ 70

Через зеленую дверь я вошел в комнату Касса: все та же грязь, все тот же хаос, освещенные все той же тусклой лампочкой. Тишина, никого в доме. С прошлой ночи тут ничего не тронули; веревка с волглым бельем, повешенная кукла на мольберте, разбросанные комиксы, сигарные окурки, бутылки – всё на прежних, если можно так выразиться, местах. Только запах стал крепче, забористее. Когда я зажег верхний свет, три упитанные мыши сиганули со стола, как три пушистые мушкетные пули, и, с троекратным отчетливым стуком приземлившись на пол, шмыгнули за стенную панель. Но ничто не могло смутить моего голода: я вспомнил, что мельком видел где-то комнату, похожую на кухню, и стал рыскать по верхнему этажу, обдирая щиколотки, зажигая спички. Наконец я наткнулся в коридоре на допотопный ледник и открыл его; лед давно растаял, внутри шкафа было сыро и тепло, пахло кислятиной, а на липких нечистых полках стояла одна бутылка кока-колы, пузырек с раствором витаминов для грудного ребенка и черствый кусок сыра. Я выдавил несколько капель витамина в кока-колу и с бутылкой и сыром вернулся в комнату. Тут я откопал еще окаменевшую половинку батона, тоже съел и продолжал сидеть, ничего не чувствуя, дряблый, как кусок студня. Сидел долго и думал, что делать дальше.

Наконец – было уже совсем темно, часов, наверное, девять, – со стороны сада, из-за бассейна, долетели голоса. Тонкие и пронзительные, они раздавались где-то далеко, я подумал, что там ссорятся женщины; потом они приблизились, и стало ясно, что это детские голоса. По мощеным дорожкам сада зашаркали ноги, зашуршали кусты, хлопнули двери. Потом на лестнице раздались выкрики по-английски и по-итальянски, и после короткой возни на площадке они ворвались в комнату, как повсюду врываются домой дети летним вечером – запыхавшиеся, с потными лбами, расчесывая комариные укусы. За ними тащилась Поппи, неся самого маленького, который крепко спал, несмотря на шум.

– Пегги! – скомандовала она. – Тимоти! Фелиция! Все в кровать! Без разговоров! – Я встал и кашлянул. – А, это вы, мистер Леверетт! – Лицо у нее было измученное и несчастное, на голове – линялая косынка. Такие хорошенькие, худенькие, прозрачные липа показывают настроение, как лакмусовая бумажка: тени от усталости под глазами напоминали разводы сажи. – Вы видели Касса? – закричала она, широко раскрывая рот. В голосе ее была мольба, слезы – и никаких светских ужимок, никакой благовоспитанности; так горюет трехлетняя девочка, потерявшая куклу. – Вы его видели? Я везде его искала! Я не видела его с прошлой ночи!

Завопил кто-то из детей. «Мама, я хочу cioccolato! [173] » – «Cioccolato!» – подхватил другой. И в одно мгновение у меня на глазах разразилась форменная буря: все – кроме старшей девочки, которая чинно сидела на стуле, – вопили что есть мочи, требуя шоколадку, и младенец на руках у Поппи тоже присоединился к ним – он проснулся в испуге, сразу сделался малиновый и заорал. Всю жизнь от детского крика на меня находит оторопь; я вынул сигарету, закурил и загородился от них облаком дыма.

– Прекратите! – взвизгнула Поппи. – Прекратите, дети! Чтоб вам! – Грудь у нее вздымалась, она чуть не плакала. – Прошу вас, прекратите, – взмолилась она, и дети притихли. – Не могу я вам дать шоколад. Нету его. Негу его у нас, я же вам говорила. Ну ложитесь спать. – Маленький продолжал плакать, и, укачивая его, она сама захныкала. – Вы не видели Касса? – Она обернулась ко мне, но в голосе у нее был не вопрос, а просьба, как будто она не верила, что я его не видел.

– Нет, не видел. Можно у вас…

– Вы слышали, что сегодня случилось? – сказала она с испуганным видом. – Какой ужас. Вы слыхали когда-нибудь такой ужас?

– Мама, что случилось? – спросил Тимоти. Он возил пальцами в банке из-под сардин и слизывал с них загустевшее прованское масло; вид у него был такой голодный, что я не мог его осудить. – Мама, скажи, что случилось. – повторил он простодушно и без всякого интереса.

– А я знаю, что случилось, – сказала Пегги, которая сидела на стуле, не доставая ногами до пола. Она вздернула бровь и с видом превосходства опустила уголки губ: ангельское дитя, с лучистыми глазами и ярко-золотыми волосами. – Противный Флагг прыгнул…

– Taci! [174] – прикрикнула Поппи. – Сейчас же замолчи, Пегги Кинсолвинг! За это вы сейчас же отправитесь спать, слышите! Вниз, живо! – Одним пальцем она стала зондировать пеленку малыша. – Ой-ой-ой, опять полные штаны. Только что тебя переодела, Ники, – проворковала она мальчику, – и готово дело, опять напрудил. Пирожочек мой. – Улыбаясь, с тихим квохтаньем она приставила нос к носу младенца. Голос ее был полон нежности и восторга. – Только что, только что тебя переодела, – ворковала она, обтирая палец о юбку; горести утонули в приливе материнской любви. Потом она согнала детей в кучу и с младенцем, который сонно мигал мне, свесив розовые щеки над ее плечом, повела весь выводок вниз, нежно приговаривая что-то, словно позабыв свою тревогу.

Но когда она вернулась минут через десять, на лице у нее опять было отчаяние. Она заходила по комнате, говоря на ходу и то и дело тихонько всхлипывая.

– Утром, когда мне рассказали, я просто не поверила. Не поверила своим ушам! Но оказалось – правда. А утро началось так смешно. И тут еще вы, мистер Леверетт…

– Зовите меня Питером, – сказал я. – Вы о чем?

– Вы меня не слышали? Когда я вошла в комнату и стала вас будить? Я думала, это Касс. Иногда он ночует там – если поздно ложится и не хочет меня будить. Я потрясла вас за плечо, а вы перевернулись и застонали. Надо сказать, я опешила. – Она помолчала, комкая мокрый носовой платок, потом вежливо добавила: – Мы, конечно, очень рады, что вы у нас остались.

– Где это произошло? – перебил я.

– Вы про… Ах, да что же я… – Она покраснела, и лицо ее омрачилось. – Ох, это такой ужас. Я ничего не могла выяснить. Но потом увидела Алонзо Крипса, он как раз собирался уезжать. Он сказал, что это произошло возле самого города, на тропинке, которая ведет в Трамонти. Там есть верхняя тропинка и нижняя тропинка, и, кажется, он сказал, что это было на верхней… или нет, на нижней. В общем, утром ее нашли на этой тропинке крестьяне, подняли и перенесли бедняжку в ближайший дом; – Голос у нее прервался, она вздрогнула, и по щекам медленно проползли две слезинки. – Ох, это такой ужас! Прямо какие-то средние века. Я про Мейсона. Ну да, он был жестоким, злым человеком, он помыкал Кассом, он пользовался его состоянием, и не знаю, что еще, но правда, мистер… Питер… просто не верится. Он, наверно, рехнулся. – Тут она не выдержала и беспомощно заплакала в свой крохотный носовой платок.

– Поппи, а что с девушкой? – сказал я. – С Франческой. Что с ней? Вам известно?

– Она умрет, – всхлипывая, ответила Поппи. – В городе все так говорят. Почему я не могу найти Касса!

Она успела переодеться в джинсы, на руке блестел золотой браслет; худенькая, узкобедрая, в сползших носках, с грязной щекой, она была похожа сейчас на девочку-подростка, которая упала с велосипеда и горько переживает свое унижение. У меня сжалось сердце от жалости. Я еще раз окинул взглядом этот саморазвивающийся кавардак в комнате, с которым она, наверно, пыталась совладать: то, что она мать четверых детей, внушало мне благоговейный страх. Я положил руку ей на плечо: