Любовь и голуби - читать онлайн книгу. Автор: Владимир Гуркин cтр.№ 60

Появляется Церёшко. Проходит в комнату. На нем затертый тулуп военного образца, на ногах стоптанные с залысинами унты. Одной рукой вытаскивает из карманов тулупа сигареты, другой сбивает с взлохмаченной шевелюры тающий снег.

Церёшко. Здорово, Барборис.

Ерготун. Пхивет.

В дверях маячит Домашева, за ней Восоркова.

Церёшко. Георгий, катастрофа. (Домашевой.) Бабуля, заходите.

Домашева. Сынок, я уж тут потопчусь. Ниче-ниче, разговаривай с товарищами, я тут.

Церёшко (затягивая Домашеву в комнату). Бабуля, проходите, садитесь. Здесь все свои. Замечательные люди, никто вас не обидит.

Домашева (проходя в комнату). Да уж куда боле?.. Вот ить че наделали, хулиганы. Все глаза об их поистерла, а смотрите, не угодила.

Церёшко. Ревет и ревет.

Домашева. Прямо в три ручья. Ложись да помирай.

Церёшко. Ты, бабуль, успокойся и… давай. Я толком ничего не понял. Понял, что вроде бросили.

Стоков. Как бросили?

Домашева (плаксивым тонким голосом). Дак от… никого не боятся. Че я им плохого сделала? За ребятишками глядела, дом караулила, а все одно кинул… Взял и кинул. Ой, детушки мои-и… Народу тьма-тьмущая, на вокзале на этом, а кому сказать – не поверят. Как поверить? Счас бы попался мне, дак изматерила бы его, поди. Правда, изматерила… Ёо-о-оо…

Восоркова. Да что у вас, бабушка?

Домашева. Дак вот ничего, доча. Еще вчерась думала есть, а теперь, как родили да в поле кинули… Такие, черти. Не люди, правда, не люди.

Стоков. Вы уж не плачьте, успокойтесь.

Домашева (Восорковой). Страшно, доча, мне. Куда деваться – не знаю. Слава те господи, товарищ ваш подскочил… А то ложись да помирай… Однако лучше всего.

Восоркова (закуривая). Вы как на вокзал попали? Приехали с кем-нибудь?

Собежников и Стоков закуривают.

Домашева. Разбойники… прямо хуже слова нет… Я уж хоть бы раньше заподозревала, так че-то, меры бы какие-то приняла. А они, видишь как, втихушку меня завезли. Лизавету на веранду увел и зашушукал ей. Почему я не догадалась? Мне другой голос-то говорил: не к добру они там шушукаются. Но он же не пустил, Иван. Я сунулась, а он дверь ногой задержал и не пустил.

Собежников. Давно вы на вокзале?

Церёшко. Двое суток, старик… едет. (Домашевой.) Да?

Домашева. Ага, еду, вторую ночь еду тут, сынок. Не ем, не пью – все еду.

Восоркова. У вас документы хоть какие-нибудь есть?

Домашева. Че-то совал Иван мне в кофту. Погляди, доча. Не сладить мне с пуговкой…

Восоркова расстегивает у Домашевой пальто, достает из кармана кофты паспорт.

Пасюкина. Что там?

Восоркова (раскрыв паспорт). Деньги… Пятьдесят рублей.

Домашева. Че говоришь?

Пасюкина. Деньги в паспорте у тебя. Пятьдесят рублей.

Домашева (Восорковой). Дак ты уж, доча, давай их сюда. Зачем чужие брать?

Восоркова. Не потеряйте. (Отдает деньги.)

Домашева (заворачивает деньги в носовой платок). Сижу, думаю, голая… А тут… глянь-ка, клад.

Восоркова (читает в паспорте). Ксения Алексеевна Домашева.

Домашева. Я это, я.

Стоков. Бабушка, это ж сколько вам лет?

Домашева. Написано было. Поищи там.

Стоков (заглядывая в паспорт). Восемьдесят семь?!

Пасюкина. Никак не скажешь.

Ерготун. Пхописку посмотхите.

Восоркова (читает). Иркутская область, город Свирск…

Домашева. Свирск. Свирск был. А после Пасхи Николай, внук мой, в эти края меня и закинул. Езжай, говорит, бабушка, к дочке моей, к Лизавете. Я, говорит, сгорю тут на фабрике от пьянства своего, а че тебе переживать? Езжай. У Лизаветы тебе хорошо будет. А они… как знать не знают.

Пасюкина. Она что, дочь твоя?

Домашева. Николая, внучека дочь. Отец его, Павел, на войне остался, сынок мой, а я Кольку за него и подымала. Внук Николай, а Лизавета – дочь Николаева. Почитай, как выходит?

Восоркова. Ну-ка, бабушка, я еще у вас в карманах посмотрю.

Домашева. А погляди…

Восоркова. Вы где сейчас жили-то?

С вокзала слышен отдаленный гудок.

Домашева (показав в сторону гудка). Тут… Тут вот… В зале ожидания.

Собежников. На вокзал откуда приехали?

Домашева. Иван откуда привез?

Пасюкина. Иван, Иван.

Домашева. Ой, я эти их названия никак не упомню.

Восоркова находит у Домашевой в кармане кофты сложенный вчетверо лист бумаги, вырванный из школьной тетради. Читает. Все ждут. Пасюкина заглядывает через плечо Восорковой и тоже пытается прочесть.

Пасюкина. Смотрите, что делается… Правда, бабку бросили.

Восоркова (читает вслух). «Женщина эта старая – брошенная. Я из-за ее дурости старческой страдать не намерен. Она мне дом чуть не сожгла».

Домашева. Ты зачем так говоришь? Ты про меня так говоришь?

Пасюкина. Так про тебя пишут-то.

Домашева (кивая). Я, я… Печку истопила… Иван коршуном на меня. Испугался. Сожгу, думал.

Церёшко (Восорковой). Ну-ну.

Восоркова (продолжает читать). «И как она нам нервы мотала, писать не буду. А пусть эту женщину постороннюю воспитывает и доводит до конца советская власть. Жена моя ее совсем и не помнит. Оставляю ей на первое время на пропитание пятьдесят рублей. Если у нее их своруют, то я не виноват, честное слово. У нее еще внук живет в Свирске, тесть мой. Но он совсем спился, и еще неизвестно, где он. Предполагаю, окочурился под забором. А работал на фарфоровом заводе. Я запрос делал – никаких ответов. Я бы этих пьянчуг давил прямо. Сам я ничего не пью и почти что всегда трезвый. Поэтому бабку маленько жалко, конечно. Говорит, что муж и сын ее на войне погибли. Может, ей что и полагается, если, конечно, не заливает. Она это любит. Попрошу выяснить. Как следует. Роспись свою ставить не буду, а то разные собаки есть: нагавкают че не попади».

Пауза.

Церёшко. Все?

Восоркова. Все.

Пауза.

Домашева. Правду Иван про Кольку выписал… Ой, правду. В писят шестом Катерина его хвостом вильнула, и пропал мужик. Ей-то че сделается?.. Мотанула с новым ухажером… Куда же это она направилась? Во Владисток, кажись? Ну дак во Владисток. А ему без ее жизни не стало. Без мужа, считай, без головы, а без жены, как без ума. Еще и дите на руках оставила. (Приободрилась. Похоже, что разговор доставляет ей удовольствие.)