Обоим приятелям очень хотелось поскорее закончить эту лекцию или отлучиться под благовидным предлогом, чтобы пропустить хотя бы ее часть. Но предлога не представлялось. В какой-то момент Рома получил шанс на небольшой антракт — его позвали к телефону.
— Извините, я на секунду. — Мухо с извиняющимися кивками поднялся с места.
— Ты куда? — Толстяк будто и не слышал ничего, кроме собственного голоса.
— К телефону...
— Сядь, я не закончил.
— Там межгород... — попытался возразить Рома.
— Сядь. Скажи, чтобы перезвонили. Сначала все решишь со мной.
Рома подчинился. Его младшего партнера насторожил и опечалил тот факт, что инициативой в решении конфликта владел этот нахрапистый клиент. Когда Юрий Яковлевич закончил нагонять страху и удалился, еще раз напомнив о назначенном сроке, Леха, не скрывая беспокойства, обратился к старшему товарищу за комментариями:
— И что будет дальше? Как же мы ему заменим эту дуру?
— Никто ничего ему не заменит, — угрюмо ответил Мухо. — Выпишем сейчас в нашем сервисе компрессор. Вечером съездим к этому толстому, и, если дело и впрямь в компрессоре, завтра выкупим его и заменим. Вот и все.
— Но он ведь не хочет менять, — напомнил Леха.
— Плевать на него, — отмахнулся Рома, доставая бланк заказа на запчасти. — В крайнем случае, наймем «газон», заберем у него эту бандуру, отвезем в соседний двор, заменим компрессор, запакуем в картон и привезем обратно ему. Как новый. Пусть докажет, что это тот же шкаф.
— Ага, — кивнул успокоенный Леха. — А сколько стоит компрессор?
— Полторы штуки. Я сейчас заплачу наш последний куш и своих добавлю, а ты мне отдашь со следующей сделки. Что ж, потеряем по семь с половиной сотен. Наверстаем еще...
Леха вздохнул с облегчением, что потери оказались не столь фатальными. Рома поздравил себя с удачей: новый компрессор он купит всего за девятьсот, а старый, сломанный сдаст минимум за четыреста. Так что он даже заработает на этом печальном инциденте и лопоухости своего земляка. А что такого? Кто все придумал? Кто торговался и еще будет торговаться с толстяком? То-то.
Зарю кооперации Челышев проспал. Не в буквальном, конечно, смысле. В те дни, когда страну взбудоражил эпохальный закон, он по-прежнему вставал в шесть, делал за-)ядку, гулял с собакой, а на обратном пути доставал из ящика свежую газету, чтобы внимательнейшим образом изучить ее. Так что о новом курсе партии и правительства Петр Владимирович был наслышан и начитан. Другое дело, что, как и все его сослуживцы, он весьма скептически относился к этой «второй волне нэпа». Как и коллеги-инженеры, Петр Владимирович, упиваясь собственным остроумием и гордясь знанием уроков истории, отпускал двусмысленные шуточки по поводу того, чем закончится для повылезших из подполья предпринимателей, цеховиков и фермеров этот короткий золотой век.
— Перепишут всех и отправят лес валить с конфискацией имущества. Так ведь и ОБХСС работы меньше: не искать, не шарить — все на виду, — пророчествовал он с умным видом в курилке, соскребая с языка выкрошивающийся из «Астры» табак.
Всем отделом изучали они опубликованные в газетах ставки налогов и приходили в необъяснимый и непередаваемый восторг от непомерности сумм, которые горемыки кооператоры должны были выплачивать родному государству.
Петр Владимирович следил за развитием событий с тем завистливо-гадостным чувством, с каким следит обыватель за взлетом соседа: на лице старательно изображено сочувствие, а губы шепчут беззвучно: «Падай! Падай! Ну, падай же!» Каждый день, открывая утреннюю газету, Челышев жадно искал сообщения о новом повороте партийной линии, разоблачениях, арестах. Времена, конечно, наступили не те, чтобы изобличать и арестовывать, но невмоготу становилось молодому инженеру с окладом сто сорок наблюдать, как крепнут и обрастают новыми побегами ростки сытой и «упакованной», болезненно чуждой советскому человеку жизни. Не могло, не должно было это безобразие продолжаться вечно.
Вполне можно было смириться с тем, что где-то там, за неким «бугром», недобитые (пока) буржуи пьют виски и время от времени факт пития находит отражение в зарубежных фильмах, а факт существования чайно-золотистого напитка подтверждается пустой бутылкой, возвышающейся на чьей-нибудь кухне с видом столь самодостаточным и важным, словно это не заурядная стеклотара, а как минимум подлинник Родена с дарственной надписью хозяину дома от скульптора. Еще недавно все находились примерно в равных условиях, и это значительно облегчало жизнь. Но теперь все изменилось. Теперь, выводя по утрам собаку, Петр Владимирович имел возможность лицезреть бутылки из-под диковинных заморских напитков возле мусоропровода, — этажом ниже поселился один из не в меру удачливых кооператоров, поймавший за хвост свою Синюю Птицу и стремящийся, пользуясь моментом, надергать из ее хвоста возможно больше перьев. Увидев в первый раз знаменитую квадратную емкость с человечком, приветливо поднимающим цилиндр, на этикетке, Петр Владимирович едва не бросился к ней, чтобы завладеть раритетным сосудом, занимавшим почетное место в серванте его начальника отдела. Едва не бросился, но успел осадить свой плебейский порыв. Докатился, дядя Петя! Инженер-конструктор бутылки по помойкам собирает!
И так стало больно и обидно за себя, за державу и за деда-ревматроса, что после этого случая Челышев возненавидел доморощенных капиталистов с удвоенной силой. С удвоенным тщанием искал он теперь меж газетных строк надвигающийся кооперативный катаклизм. Вдвое больше яда вкладывал он в едкие остроты на эту тему.
Предпринимательское движение между тем набирало силу, иномарок на улицах стало не меньше, чем «Жигулей», а полки магазинов начали почему-то пустеть. Жизнь дорожала, а зарплата инженера оставляла желать все лучшего и лучшего. И как-то незаметно, в обход классовой ненависти, начало одолевать желание тоже «замутить» что-нибудь эдакое, чтобы попить виски, сменить наконец костюм и красивым жестом подарить девушке огромный букет роз.
Девушка, кстати, у Петра Владимировича была как раз из семьи «классовых врагов». Отец Галины шуровал огромными суммами, отправляя куда-то вагон рейтуз, встречая грузовики с коврами, перекупая и перепродавая все, что можно найти и продать. Так что Галина хоть и не выросла на икре и ананасах, но запросы ее уже двинулись по шкале от комсомолки-спортсменки к девушке из высшего общества. Бюджет инженера Челышева подобным запросам не соответствовал.
Мужское самолюбие мешало выбрать один из двух разумных путей: объясниться с подругой или, на худой конец, расстаться с ней. Ни один павлин не откажется от своего хвоста, и Петр Челышев продолжал дарить цветы, приглашать даму сердца в кафе и подвозить ее домой на такси. Все оставшееся время уходило на поиск денег. А где прикажете искать их инженеру, корячащемуся по специальности? Курсовые, проекты и просто часы с твердолобыми абитуриентами: формулы, леммы, эпюры, моменты сил... Увы, только в прежние времена на репетиторстве можно было если не въехать в рай, то уж кушать масло, а не маргарин.