Свадебный рэп - читать онлайн книгу. Автор: Виктор Смоктий cтр.№ 52

— Понятно, — нетерпеливо перебил его Президент. Ему начинал нравиться этот парень. — Но это ведь очень сложно доказать, нужны надежные свидетельства…

— Они у нас есть. В свое время, когда фондом занимался Достоевский, он попытался ликвидировать секретаря фонда Валентина Педерсена как раз за то, что тот единственный знал правду о Кузнецове и Левине, ну, что они не гомики. Но мне удалось спасти Валентина.

— Где он сейчас?

— На Минском радиозаводе, сменный мастер на сборке.

Президент удивленно вскинул брови.

— Это место закреплено за нами и со времен Ли Харви Освальда было вакантным, вот я и подумал…

— Что вы подумали? — настороженно спросил Президент. Он ожидал услышать какой-нибудь подловатый план, под которым не сможет поставить свою подпись, и не ошибся.

— Надо будет заманить этих ребят в Москву, здесь их прилюдно разоблачить при помощи Педерсена, тут же арестовать, засунуть куда-нибудь поглубже, пустить грязную волну правдивых разоблачений и начать качать права с фондом, восстановив там воскресшего Валентина Педерсена.

— Хорошо, только вы понимаете, что я не могу санкционировать арест и прочее? Здесь такое обширное поле для произвола, что мне даже, может быть, по требованию мировой общественности, хотя бы тех же гейских кругов, в связи с арестом Кузнецова и Левина придется как-то формально бороться с нарушениями прав человека в вашей организации. Вы должны быть к этому готовы. Но на это уйдет какое-то время, за которое вы должны успеть прокачать ситуацию с долгами. Если вы этого сделать не успеете, не обессудьте — на вас обрушится вся очищающая сила нашего закона.

— Мы успеем, — сказал Чехов, дернув от волнения кадыком, и Президент понял, что если они не успеют, то живыми ребят уже никто не увидит: сгорит камера в тюрьме, взорвется утренняя пайка каши, упадет метеорит — в «Луна-парке» Конторы еще много разных смертельных аттракционов на все случаи жизни.

— Когда радиомастер может быть здесь? — спросил Президент, уже начиная планирование операции.

— Через час. Доставим на истребителе.

— Надо будет каким-то образом заманить в Москву этих ребят, есть какие-нибудь идеи?

— Дать заверенную телеграмму на остров Кремль-2, что мать Кузнецова находится при смерти. У нее действительно неважное здоровье, и у них очень нежные отношения. Примчится как миленький.

— А второй? Его родители, кажется, в Израиле?

— Второму тоже дать телеграмму, что его родители приехали к матери Кузнецова и свалились с инфарктом. Короче, тоже при смерти.

— А если он не поверит? — справедливо усомнился в осуществимости плана Президент. — Возьмет и позвонит родителям.

— Мы блокируем всю мобильную связь планеты. Часов двенадцать продержимся.

— А почему вы думаете, что они поверят вашим телеграммам? — Президент еще раз проверил на прочность план Чехова.

— Потому что эти телеграммы будут подписаны вами, — как о само собой разумеющемся сообщил Чехов.

— Я же сказал, без меня, — побелев от ярости, процедил Президент. «Абсолютно безнадежный тупица», — подумал он о Чехове.

— Естественно, ведь вас мы тоже обманем, и эти подписи будут поддельные.

«А может быть, именно такой и нужен на этом месте», — с облегчением вздохнул Президент.

— Ну, действуйте, — благословил Президент Чехова.

— А как быть с Геннадием Севастьяновичем? — спросил Чехов почти от дверей.

— Подождем еще сутки и создадим комиссию по расследованию несанкционированного ядерного взрыва.

— Может, арестовать его от греха подальше?

— Успеется, — буркнул Президент, недовольный тем, что Чехов уже стал забываться и смеет давать ему непрошеные советы. — Господи, помоги мне! — истово прошептал он, когда Чехов удалился. — Если тебе так надо, я тоже могу стать голубым.

Получив телеграммы за подписью Президента, ребята вылетели сразу, не наводя никаких справок. Тревога за близких оказалась сильнее здравой предосторожности, хотя никакой опасности для себя в прилете на родину они не видели, так как знали, что почти все вооруженные силы на их стороне. Более того: они ожидали увидеть самый теплый прием и вроде бы не ошиблись.

Саша и Леня вышли из самолета под восторженный гул толпы. В них сразу же полетели букеты цветов, в изобилии заготовленные командой Чехова. Друзья, взволнованные, стояли на верхней площадке трапа и приветственно махали руками, как вдруг над толпой взмыл Вилли Педерсен, которого они считали покойником.

— Господа! Товарищи! — трагически возопил Педерсен, стоя на площадке телескопического подъемника, уносившего его все выше и выше. — Это мошенники! Они не есть настоящие гомосексуалисты!

В свите Саши и Лени возникло замешательство, и мгновенно они остались одни перед толпой, настроение которой начало меняться роковым для них образом. Послышались злобные выкрики «Долой!», «Бей мошенников!».

— Они обманули бедных наивных геев и вас обманут! Не верьте им! Они скупили долги России, чтобы сделать вас рабами! Смерть им!

К толпе встречающих тут же подрулила, завывая сиреной и сверкая мигалками, милицейская машина с приклеенными надписями на бортах на английском языке «Blue power», то есть «Власть голубым». Задняя дверца машины открылась, и два милиционера в голубых форменных рубахах и бронежилетах стали раздавать встречающим фирменные пакеты с финскими камнями для сауны, которые те передавали по цепочке ближе к трапу самолета. Камни немедленно полетели в Сашу и Леню.

Всё — возмущенные лица, выкрики, выступление Педерсена, камни, летевшие в Сашу и Леню, — снимали шесть телевизионных камер, и смонтированное изображение тут же уносилось в прямой эфир.

Дверь в самолет захлопнулась, и растерянные друзья остались один на один с разъяренной толпой, из которой тучей летели камни.

Под крики «Гомики-то подмененные!» их стащили с трапа и стали добивать на земле. Сотрудники Чехова разошлись не на шутку, и ребят надо было спасать. Та же милицейская машина, которая привезла камни, но уже со снятыми надписями, разрезала толпу, и бравые милиционеры, с удовольствием ударив пару раз наугад в толпу дубинкой, погрузили бесчувственные тела Саши и Лени в кузов и уехали в неизвестном никому, кроме Чехова, направлении.

Очнулись ребята уже в лазарете Лефортовской тюрьмы. Они лежали в разных палатах и, пожалуй, впервые так остро почувствовали, как им не хватает друг друга.

Первое, что увидел Саша, очнувшись, были руки. Какие-то очень знакомые. Он с трудом поднял глаза и увидел маму. Она смотрела на него и, когда их взгляды встретились, крикнула:

— Доктор, скорее! Он пришел в себя!

Саша хотел сказать маме, как он ее любит, но только скривился от боли. Разбитые губы покрылись коркой и при малейшем движении трескались, вызывая острую боль.