— Скажите, Ребекка, сколько недель вашей беременности? У вас есть результаты УЗИ или какие-нибудь анализы крови с собой? — спросил я, пока медсестра набирала противорвотный «Максалон» и устанавливала капельницу.
— Нет… б… ббб… бббб… Кажется, меня сейчас стошнит!
— Минуточку, я дам вам тазик!
Следует сказать, что тазики для рвоты — это очень удобно. Это такие бумажные кастрюльки, которые не надо мыть, а можно выкидывать в мусор прямо с тошнотиками. Обычно в каждой палате есть изрядный запас подобных тазиков — на всякий случай.
— Меня тошнит! Бууууээээ! Буэээээ! БуЭЭЭ-ЭЭ-ЭЭЭ!!!!
Времени для раздумий не было, я молниеносно схватил бежевый картонный тазик и заботливо подставил его Ребекке. Ее стошнило с размахом. Тазик уже почти было наполнился, когда я почувствовал, что у меня похолодело внутри. Из тазика торчало страусиное перо. Ребекку вырвало в собственную шляпу, ценой в четверть моей месячной зарплаты.
— Сорри, Ребекка… кажется, я перепутал тазики…
Мой голос дрожал. Из шляпы мне на туфли капал «Боллинджер». Вернее, в том, что капало мне на ноги, он наверняка был… Ребекка отреагировала как настоящая леди:
— Thanks, Dennis. I feel much better now. Please do keep the hat.
[23]
Почему я не люблю мадеру, или Бизнес — дело опасное
Был у меня в университете приятель Эдик с дивной библейской фамилией Авраамов. Готовился стать психиатром, неплохо играл на гитаре и, в общем, был хорошим парнем. Как и большинство из нас, приехал он в Питер с периферии, а именно — из Махачкалы. В девяносто четвертом году, если кто помнит, время было тяжелое. Жрать было нечего, стипендию обычно удавалось потратить, не довезя до дома, в ближайшем ларьке. Народ зарабатывал как мог. Я, например, брал ночные дежурства санитаром в оперблоке, мой друг Славка Петриченко по ночам работал в ларьке, а вот Эдик решил выступить масштабно.
Встречаю его как-то после патанатомии
[24]
на «пятаке» — это место сбора всей первомедовской студенческой тусовки, на площадочке между столовой и акушерским корпусом, — глаза горят, язык заплетается, волосы — дыбом.
— Короче, надо бизнес делать! Есть схемка одна хитрая!
— Проститутом не пойду. У меня принципы!
— Дурак ты, тема верная! Короче, мой дагестанский дядя Мухаммед на день рождения мне подарил «КамАЗ» мадеры. Целый «КамАЗ», понимаешь? Так вот, его надо куда-нибудь быстренько разгрузить и продать! Мне партнер нужен, сам не управлюсь. Продавать лучше в розницу, мелкими партиями, чтоб бандиты не наехали, ну и подороже получится!
Я раньше бизнесом никогда не занимался, но перспектива создания винно-водочного холдинга, а впоследствии Мадерной Империи, увлекла меня не на шутку. Сразу же представилась следующая картина: огромное здание с затемненными окнами и надписью: «Гинекологическая клиника Матроса Кошки», — в этом здании я оперирую своих пациенток со всего мира. Туда стоят в очередь как дамы в норковых шубах, так и простые крестьянки. А на первом этаже продают мадеру. Деньги с пациенток брать необязательно — все деньги приносит мадера…
— Когда фура приходит?
— Через час.
Пыхтя дымом, «КамАЗ» с махачкалинскими номерами и шофером-моджахедом медленно сдавал назад к дверям общаги. Мадера предстала не в старинных бутылках, запечатанных сургучом, не в дубовых бочках, а… в трехлитровых банках, ну, знаете, в которых огурцы продают, с ржавой жестяной крышкой. На этикетке было изображено солнышко и еще какая-то хрень. Этикетка гласила: «Мадера. ОАО Махачкалинский винзавод». Так выглядело наше светлое будущее.
Разгружать «КамАЗы», в принципе, занятие монотонное. Но когда разгружаешь практически слитки с золотом — это совсем другое дело. Управились быстро. Так как Эдик жил в общаге, а я с бабушкой и сестрой — в коммуналке, то решили все выгрузить к Эдику. Комната у него была хоть и большая, но мадера заполнила собой девяносто пять процентов помещения. Картина получилась пугающая: открываешь дверь в комнату — мадера!!! Между ящиками с мадерой было оборудовано гнездо, где собирался обитать Эдик. Лежит Эдик в этом алкогольном гнезде, читает книжку «Клиническая психиатрия и токсикология», а денежки — капают! Бла-го-дать!
После разгрузки планировалась торжественная дегустация божественного нектара. На вкус он оказался сладкой бормотухой, но пился легко и в голову шибал знатно.
— А давай по поводу начала бизнеса… как бы… нажрёмся? — предложил Эдик.
— А как бы… давай! — сказал я.
Санкт-Петербургский государственный медицинский университет имени Ивана Петровича Павлова на два месяца полностью выпал из реальности. Пьяные в зюзю студенты шатались по аллеям, нетрезвые преподаватели заплетающимся языком пытались читать лекции поддатым слушателям. В аудиториях с утра стоял такой факел, что с портрета Николая Ивановича Пирогова в анатомическом корпусе начала осыпаться краска. В студенческой столовой во время обеда произносились тосты и здравицы, а однажды все на полтора часа хором затянули «Ой, то не вечер…». В коридорах общежития номер три можно было найти «убитых» вьетнамских и индийских студентов, спящих в обнимку с пустыми трехлитровыми банками из-под мадеры.
Лично я был на грани безумия. За эти два месяца мне удалось попробовать следующее: окрошку с мадерой, инфузионный торт «Мадера», чай с мадерой, кофе с мадерой, мадеру, вскипяченную в чайнике с лавровым листом и перцем, — глинтвейн «Гордость Дагестана», компот «Недетский» из мадеры с сухофруктами и другие опасные напитки.
Мадера рулила нашей жизнью. Мы стали мегапопулярны. Неопытные симпатичные девушки, услышав предложение: «Ну что, мадеры?» — тут же бежали в аптеку за постинором,
[25]
на обратом пути забегая в «Военторг» за ажурными чулками (опытные девушки носили постинор и чулки с собой про запас). За мадеру можно было раздобыть все: курс лекций по нервным болезням, освободиться от физкультуры и сдать зачет по политологии. Ходили даже слухи, что на кафедре факультетской хирургии один хирург обрабатывал мадерой операционное поле, и больные от этого поправлялись быстрее.